Анализ стихотворения Тютчева Пошли господь свою отраду

Любовь «как поединок роковой»

Своеобразие любовной лирики Тютчева заключается вовсе не в тех стихах, где любовь представлена как светлое и гармоничное чувство, а в тех, где она изображена как «роковая» страсть. В стихотворении «Близнецы» он смело ставит рядом любовь и самоубийство.

Есть близнецы - для земнородных Два божества - то Смерть и Сон, Как брат с сестрою дивно сходных - Она угрюмей, кротче он…

Но есть других два близнеца - И в мире нет четы прекрасней, И обаянья нет ужасней, Ей предающего сердца…

Союз их кровный, не случайный, И только в роковые дни Своей неразрешимой тайной Обворожают нас они.

И кто в избытке ощущений, Когда кипит и стынет кровь, Не ведал ваших искушений - Самоубийство и Любовь!

Человеческие страсти поэт изображает как переживание не только радостное, но и опасное. Однако для пантеиста Тютчева страстная любовь независимо от её исхода естественна и прекрасна. Опасный пламень страсти так же чист, как заря на небе.

Наиболее ярко такие «роковые» стихи представлены в «денисьевском цикле».

Денисьевский цикл - это поздние любовныйе стихотворения Тютчева. В отличии от ранних стихотворений, здесь любовь явила иной свой лик. Это любовь-отверженность, любовь-изгнание.

Одно событие, очень важное в жизни Тютчева, оставившее следы в его поэзии, привело его в прямую оппозицию светскому обществу. С 1850 года начинаются отношения Тютчева с Еленой Александровной Денисьевой, племянницей инспектрисы Смольного института, где обучались две дочери Тютчева. Когда Тютчев познакомился с Денисьевой, ей было двадцать четыре года. Связь их длилась четырнадцать лет, вплоть до смерти Денисьевой, - больная злою чахоткой, вконец измучившей ее, Денисьева умерла 4 августа 1864 года. День этот остался в памяти Тютчева как день непоправимой скорби. У Денисьевой и Тютчева родились дочь и двое сыновей. С официальной своей семьей Тютчев не порывал, тем не менее в гостиных Петербурга и окрестностей его нещадно поносили - ему не могли простить этот роман на стороне, потому что здесь была подлинная страсть, не таимая от света, отличавшаяся постоянством. На саму Денисьеву было воздвигнуто общественное гонение. Трудны и тяжелы были для Тютчева и сцены, нередко происходившие между ним и Денисьевой. Известно о ней мало, помимо стихов, посвященных ей Тютчевым. Отрывочные сведения, дошедшие до нас, рисуют нам Денисьеву с чертами иных героинь Достоевского, душевно растерзанных, способных к самым мрачным выходкам.

Термин «денисьевский» цикл был выделен не самим поэтом, а исследователями его творчества (до сих пор остаётся загадкой кто впервые употребил этот термин). Под «денисьевским» циклом понимают ряд стихотворений Тютчева1850-1860-х гг. и посвящённых Е,А,Денисьевой. Однако, нет прямых доказательств, что все они были посвящены Денисьевой. Например, стихотворение «Она сидела на полу…» К.В. Пигарев относит к Эрнестине Тютчевой. Дело в том, что Тютчев не писал какое стихотворение кому он посвящает.

В июле 1850 года написано стихотворение из цикла, посвященного Е. А. Денисьевой «Пошли, господь, свою отраду».

Пошли, господь, свою отраду Тому, кто в летний жар и зной Как бедный нищий мимо саду Бредет по жесткой мостовой - Кто смотрит вскользь через ограду На тень деревьев, злак долин, На недоступную прохладу Роскошных, светлых луговин. Не для него гостеприимной Деревья сенью разрослись, Не для него, как облак дымный, Фонтан на воздухе повис. Лазурный грот, как из тумана, Напрасно взор его манит, И пыль росистая фонтана Главы его не осенит. Пошли, господь, свою отраду Тому, кто жизненной тропой

Как бедный нищий мимо саду Бредет по знойной мостовой.

Июль 1850 года - время первого знакомства и сближения Тютчева с нею. Стихотворение это - косвенная, скрытая и жаркая мольба о любви. Оно строится на косвенном образе "бедного нищего", бредущего по знойной мостовой. Нищий заглядывает через ограду в сад - там свежесть зелени, прохлада фонтана, лазурный грот, все, что дано другим, что так нужно ему и навсегда для него недоступно. "Бедный нищий" описан с горячностью, с сочувствием очень щедрым и широким. Поэт не задумывается сделать его своим двойником. Поэт мечтает о запретной для него любви, как тот выгоревший на солнце нищий, которого поманили тень, роса и зелень в чужом саду - в обиталище богатых. Та, к которой написаны эти стихи, тоже богата - она владеет всем и может все.

Стихи, написанные при жизни Денисьевой, и стихи, посвященные ее памяти, издавна ценятся как высокие достижения русской лирики. Сам Тютчев, создавая их, менее всего думал о литературе. Стихи эти - самоотчет, сделанный поэтом строго и с пристрастием, с желанием искупить вину свою перед этой женщиной, - а он признавал за собой вину.

В позднюю лирику Тютчева проникает психологический анализ. Лирика раннего периода избегала анализа. Каждое лирическое стихотворение по душевному своему содержанию было цельным. Радость, страдание, жалобы - все это излагалось одним порывом, с чрезвычайной смелостью выражения, без раздумья о том, что, собственно, означают эти состояния души, весь пафос заключался в точности, в интенсивности высказывания. Там не было суда поэта над самим собой. Поздний Тютчев находится под властью этики: демократизм взгляда и этическое сознание - главные его приобретения. Как это было в русском романе, так и в лирике Тютчева психология неотделима от этики, от требований писателя к себе и к другим. Тютчев в поздней лирике и отдается собственному чувству, и

проверяет его - что в нем ложь, что правда, что в нем правомерно, что заблуждение и даже преступление. Конечно, непредвзятый, стихийный лиризм слышится и тут, но если приглядеться ко всему денисьевскому циклу, то впечатление расколотости, анализа, рефлексии в этом лирическом цикле преобладает. Оно улавливается уже в первом, вступительном стихотворении "Пошли, господь, свою отраду. ". Поэт молит о любви, но он считает себя недостойным, не имеющим права на нее, - этот оттенок заложен в сравнении с нищим. В лирическом чувстве есть неуверенность в самом себе, оно изливается с некоторой внутренней оговоркой, столько же смелое, сколько и несмелое, - и в этом его новая природа. Через год, в другом стихотворении к Денисьевой Тютчев опять говорит о своей "бедности": "Но как я беден перед ней", - и опять у него строки покаяния, самоунижения: «Перед любовию твоею Мне больно вспомнить о себе» ("Не раз ты слышала признанье. ", 1851).

В «денисьевский цикл» входит и социальная тема - неявственная, она все же определяет характер стихотворений цикла. Е.А. Денисьева решилась на "беззаконную" любовь и тем самым добровольно поставила себя в самое худшее из положений, какое только было для нее возможно: Толпа вошла, толпа вломилась В святилище души твоей, И ты невольно постыдилась И тайн и жертв, доступных ей. ("Чему молилась ты с любовью. " 1850-1851)

Создаются строки портретные, бытовые, строки небывалые у Тютчева: "Она сидела на полу И груду писем разбирала". Но все эти приближения Тютчева к домашнему, к повседневно знакомому нисколько не означают, что он как поэт готов предать себя бытовой сфере, бездумно заключить себя в близком и ближайшем. В том же стихотворении о письмах, которое началось

так обыденно, уже со второй строфы происходит крутой, внезапный подъем к самым необыденным, высочайшим состояниям человеческой души, для которых нужны другие слова и другой способ изображения. Замечательно, что в денисьевском цикле присутствуют и стародавние мотивы Тютчева. Они составляют в этом цикле основу, тезис. Новое, что вносит Тютчев, - только антитезис, только борьба с опытом, который сложился долгими годами. "О, как убийственно мы любим. ", "Предопределение", "Близнецы", - во всех этих стихотворениях прежние темы индивидуализма, рока, стихии, трагизма любви, непосильной для индивидуалистически направленной личности. Любовь, говорится в "Предопределении", - "поединок роковой".

Любовь, любовь - гласит преданье - Союз души с душой родной - Их съединенье, сочетанье, И роковое их слиянье, И. поединок роковой.

И чем одно из них нежнее В борьбе неравной двух сердец, Тем неизбежней и вернее, Любя, страдая, грустно млея, Оно изноет наконец. (1850-1851)

В этом стихотворение поединок любви представлен борьбой двух душ, с одной стороны, родных, а с другой - противостоящих друг другу.

Тютчев в стихотворении «О, как убийственно мы любим» пишет о том, как часто мы убиваем самое прекрасное, что в нас есть.

О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепоте страстей

Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей!

Всё стихотворение написано на контрасте: какой Е.А. Денисьева была при первой встречи и что с ней сделала его любовь, толпа, незаслуженные упрёки.

Поэт как бы пытается предупредить людей обо всех опасностях любви, предостерегает.

Среди стихотворений, обращенных к Денисьевой, быть может, самые высокие по духу те, что написаны после ее смерти. Через четыре года после кончины Денисьевой написаны стихи: Опять стою я над Невой, И снова, как в былые годы, Смотрю и я, как бы живой, На эти дремлющие воды. (1868)

"Как бы живой", - Тютчев говорит здесь о последующем так, чтобы угадывалось предшествующее ему. Елена Денисьева умерла, но Тютчев и о себе говорит как об умершем тогда же: жизнь его с тех пор стала условностью. Последняя строфа - воспоминание: Во сне ль всё это снится мне, Или гляжу я в самом деле, На что при этой же луне С тобой живые мы глядели?

Снова столь запоздавшее и столь необходимое им обоим "мы", и снова о единой жизни, которой были живы оба и которую нельзя было делить: половина - одному, половина - другому.

Тютчев в стихотворениях, посвященных Денисьевой, отслужил этой женщине, вместе с тем отслужил идеям и настроениям новых людей, появившихся в России. До конца жизни верный направлению, принятому им в поэзии еще в 20-х и 30-х годах, он нашел, однако, собственную связь с русской литературой последующих десятилетий, а нераздельно с нею - и с демократической общественностью, с ее убеждениями, с ее новой моралью, по временам и с ее эстетикой.

Если Вы заметили ошибку в тексте выделите слово и нажмите Shift + Enter

ПОШЛИ, ГОСПОДЬ, СВОЮ ОТРАДУ…
1850

Пошли, Господь, свою отраду*
Тому, кто в летний жар и зной,
Как бедный нищий, мимо саду,
Бредет по жесткой мостовой;
Кто смотрит вскользь — через ограду —
На тень деревьев, злак долин,
На недоступную прохладу
Роскошных, светлых луговин.
Не для него гостеприимной
Деревья сенью разрослись —
Не для него, как облак дымный,
Фонтан на воздухе повис.
Лазурный грот, как из тумана,
Напрасно взор его манит,
И пыль росистая фонтана
Главы его не осенит…
Пошли, Господь, свою отраду
Тому, кто жизненной тропой,
Как бедный нищий — мимо саду —
Бредет по знойной мостовой. 1

комментарии, примечания к стихотворению
ПОШЛИ, ГОСПОДЬ, СВОЮ ОТРАДУ…
Тютчев Ф. И.

1 Автограф — РГАЛИ. Ф. 505. Оп. 1. Ед. хр. 27. Л. 1–2.
Списки — Сушк. тетрадь (с. 42–43); Альбом Тютчевой (с. 119); Муран. альбом (с. 49–50).
Первая публикация — Совр. 1854. Т. XLIV. С. 33–34. Вошло в Изд. 1854. С. 68; Изд. 1868. С. 135–136; Изд. СПб. 1886. С. 164–165; Изд. 1900. С. 177–178.
Печатается по автографу. См. «Другие редакции и варианты». С. 277*.
Автограф беловой. Текст стих. занимает 3 страницы: 1–1 об. — 2. Вместо заглавия стоит дата: «Июля 1850»; так и датируется. Строфы отчеркнуты. Начиная со 2-й строфы, строчки «съезжают» вверх, к правой кромке листа. Плохо прочитываются слова «манит», «осенит», в последнем буквы жирно выделены. С прописной буквы написаны «Господь», «Саду», «Зной», «Злак», «Грот». Недоступность, загражденность роскошного сада для «бедного нищего» подчеркивается несколькими тире: в конце 4-й строки, в 5-й («— через ограду —»), 6-й, середине 9-й («не для него —»), в строках 10-й, 16-й, 19-й («— мимо саду —»); но в 1-й строфе, 3-й строке оборот «мимо саду» стоит в запятых. Точкой завершаются лишь 2-я и последняя строфы.
В первой публикации есть отступления от текста автографа. Редактор совсем отказывается от тире, «выравнивая» пунктуацию в соответствии с принятыми нормами. Вместо «жесткой» в 4-й строке появляется «жаркой», «не осенит» в 16-й строке заменяется «не освежит». В большинстве изданий отдано предпочтение тургеневскому тексту. С сохранением тютчевского варианта в строке 4 опубликовано в Изд. 1900. С. 177. Чулков II. С. 39.
Стремление реализовать в первой и последней строфах оба элемента 2-й строки «Тому, кто в летний жар и зной» (В. Н. Топоров. Заметки о поэзии Тютчева / Еще раз о связях с немецким романтизмом и шеллингианством // Тютч. сб. 1990. С. 60) понятно, но кажется излишним. «Не освежит» лексически целесообразнее, однако «не осенит» созвучнее 13, 14 стихам по смыслу и рифме.
Интересным представляется указание на литературное происхождение строки «Бредет по жаркой мостовой» в Изд. Маркса (с. 626): «… Вся эта строка: «Бредет по жаркой мостовой» напоминает подобный же стих «Тащусь по жаркой мостовой» в анонимном стихотворении «Характеристика», напечатанном в «Литературной газете» 1831 г. т. III, № 16, с. 129.
Бумаги деловым мараньем
Лишенный жизни остальной,
В душе с тоской, в чертах с страданьем,
Тащусь по жаркой мостовой.
На утомительной дороге
Мне попадаются порой
Иль гордый шут в мишурной тоге,
Или товарищ разгульной.
И наблюдатель без ошибки
Во мне давно заметить мог
И Баранжера пол-улыбки
И тягостный Жильбера вздох».
Вероятность такой реминисценции невелика, учитывая тот факт, что эпитет «жаркой» появился лишь в Совр.
По мнению Р. Ф. Брандта, «в общем чу́дное, это стихотворение несколько испорчено повтореньями…». Критик делает предположение, что три средних строфы «представляют разные редакции одной строфы», отдавая предпочтение второй из них (Материалы. С. 52). Мысль Брандта не получила развития у исследователей.
Стихотворение вызвало ряд разноречивых откликов.
В статье «Несколько слов о стихотворениях Ф. И. Тютчева» (Совр. 1854, апрель) И. С. Тургенев отмечал, что «стихотворения, каковы «Пошли, Господь, свою отраду…» и другие, пройдут из конца в конец Россию и переживут многое в современной литературе, что теперь кажется долговечным и пользуется шумным успехом» (Тургенев. Т. 5. С. 427).
Л. Н. Толстой увидел в нем неповторимую тютчевскую интонацию (помета «Т.»), но наиболее удачными показались писателю лишь 3 строфы (отчеркнуты первые 12 стихов) (ТЕ. С. 146).
И. С. Аксаков приводил стихотворение в качестве примера «поэтической мысли», «чувствующей и живой». «Здесь мысль стихотворения вся в аналогии этого образа нищего, смотрящего в жаркий летний день сквозь решетку роскошного прохладного сада, — с жизненным жребием людей-тружеников. Но эта аналогия почти не высказана, обозначена слегка, намеком, в двух словах в последней строфе, почти не замечаемых: жизненной тропой, а между тем она чувствуется с первого стиха. Образ нищего, вероятно, в самом деле встреченного Тютчевым, мгновенно осенил поэта сочувствием и — мыслью об этом сходстве. Мысль, вместе с чувством, проняла насквозь самый образ нищего, так что поэту достаточно было только воспроизвести в словах один этот внешний образ: он явился уже весь озаренный тем внутренним значением, которое ему дала душа поэта, и творит на читателя то же действие, которое испытал сам автор» (Биогр. С. 107–108).
Д. С. Дарский также обратил внимание на реальность изображенных в стихотворении фактов и событий, но только в сфере душевной жизни. В образе нищего критик увидел самого поэта: «Есть у Тютчева еще одно стихотворение, в котором поэтическое иносказание показывает, каким непереносимым бременем ложилась ему на душу дневная тягота. Уже осведомленные в значении, какое вкладывалось Тютчевым в слова: день знойный, полдень, дневной зной, — мы не ошибемся в настоящем толковании стихотворения:
Пошли, Господь, свою отраду…
С наглядной убедительностью предстает душевное состояние поэта. Бесплодной тоской изнуряет его удушливая жестокость жизни. Лишенная живых вод, иссыхает душа» (Дарский. С. 40).
Контраст блаженства, роскоши, нищеты и обездоленности, лежащий в основе стихотворения, приобрел социальные черты в пародийном отклике Николая Ломана, сотрудничавшего в 1860-е гг. в «Искре» под псевдонимом «Н. Л. Гнут». Иронически изображая «рабское подражание любимому поэту», сатирик признается: «Может быть, я не слишком требователен, вкус мой неразборчив; но ведь это совсем иное дело Вариация не пародия: она только выясняет основной мотив, выставляет рельефнее красоты подлинника. Вариировал же я стихотворение г. Тютчева: «Пошли, Господь, свою отраду…», хотя мне очень хорошо известно, что оно перейдет в потомство наравне с лучшими произведениями Пушкина» («Искра». 1860. № 39. С. 418–419). Сама пародия появилась в «Искре» в 1860 г. № 8, с. 94, под заглавием «Перед милютиными лавками». Ломан иронизирует над чувством сострадания «бедному нищему», считая сочувствие, участие социальными категориями:
ПЕРЕД МИЛЮТИНЫМИ ЛАВКАМИ
Пошли, Господь, свою отраду
Тому, кто в летний жар и зной,
Как бедный нищий, мимо саду,
Бредет по жесткой мостовой…
Пошли, господь, свою подачку
Тому, кто жаркою порой,
Как утлый челн в морскую качку,
Идет по знойной мостовой…
Он смотрит к Вьюшину тоскливо
В окно на крупный виноград,
На абрикосы, дули, сливы,
На пастилу и мармелад.
Не для него кокос, арбузы,
Гранаты в золотом огне,
Не для него и толстопузый
Гомер разлегся на окне…
И фрукт привозный из Мессины
Напрасно взор его манит:
Сок ароматный, апельсинный,
Увы, его не освежит.
Так облегчи, господь, вериги,
Тому, кто много претерпел,
Кто в здешний жизни, кроме фиги,
Других плодов еще не ел.
(Цит. по: Поэты «Искры». Л. 1933. С. 502–503).
Образным строем «Пошли, Господь, свою отраду…» перекликается с написанным в начале 1830-х гг. стих. «Странник». Тютчев вновь обращается к образам дороги, путника, решая вопрос о выборе пути, жизненного предназначения. «Дивный мир», открытый страннику в одноименном стихотворении, оказывается недоступным «бедному нищему». Блаженство связывается теперь «не с движением, но с пребыванием» (В. Н. Топоров. Заметки о поэзии Тютчева / Еще раз о связях с немецким романтизмом и шеллингианством // Тютч. сб. 1990. С. 60).
Большое место в структуре стихотворения занимает картина райского блаженства в саду. Включением мотива утраченного рая проясняется метафизический характер пути «бедного нищего» (А. М.).

mp3 playermp3 player

«Пошли, Господь, свою отраду…» Ф.Тютчев

Картинка Анализ стихотворения Тютчева Пошли господь свою отраду № 1

«Пошли, Господь, свою отраду…» Фёдор Тютчев

Пошли, Господь, свою отраду
Тому, кто в летний жар и зной,
Как бедный нищий, мимо саду,
Бредет по жесткой мостовой;

Кто смотрит вскользь — через ограду —
На тень деревьев, злак долин,
На недоступную прохладу
Роскошных, светлых луговин.

Не для него гостеприимной
Деревья сенью разрослись —
Не для него, как облак дымный,
Фонтан на воздухе повис.

Лазурный грот, как из тумана,
Напрасно взор его манит,
И пыль росистая фонтана
Главы его не осенит…

Пошли, Господь, свою отраду
Тому, кто жизненной тропой,
Как бедный нищий — мимо саду —
Бредет по знойной мостовой.

Анализ стихотворения Тютчева «Пошли, Господь, свою отраду…»

1850 г. стал поворотным в жизни поэта и его гражданской жены Елены Денисьевой: их свободный союз, не освященный церковью, вызвал всеобщее неодобрение и в конечном счете привел к безвременной смерти несчастной женщины. Трагические переживания героев, их страстный диалог, горестные и покаянные интонации отразились в знаменитом «денисьевском цикле» лирики Тютчева. Поэтическое творение, датированное серединой лета того же года, относят к началу цикла: в нем живет отчаянная мольба о любви, скрытая за аллегорией.

Произведение обрамляется рефреном, задающим основную параллель лирической ситуации: классический образ «бедного нищего» уподобляется абстрактной фигуре путника, познавшего много горестей на «жизненной тропе». Молитвенный характер рефрена, содержащего традиционный призыв к божественным силам, свидетельствует о гуманной, сострадательной позиции лирического субъекта.

Центральный эпизод разворачивает реалистичный компонент метафоры, внося в него яркие вещественные детали и отвлекая читателя от аллегорического прочтения текста. Сквозь решетки ограды открывается великолепная картина ухоженного сада. Герой определяет основные визуальные образы пейзажа: «роскошные, светлые» и прохладные лужайки, раскидистые деревья, фонтан и «лазурный грот». В описании задействованы две группы лексики. Первая из них сообщает о пышной красоте и гармонии сада, другая указывает на их недоступность, свидетельствуя о недостижимости робких желаний нищего проникнуть за садовую ограду.

Возвращаясь к молитвенной теме и метафорической трактовке, финальная часть вновь притягивает читательское внимание к основной аллегории поэтического текста. Она сигнализирует, что стихотворение стоит воспринимать не в прямом, а в иносказательном смысле. Необходимость подобного прочтения подчеркивается и небольшим изменением в тексте рефрена: вместо упоминания о жаре и зное возникает общая формула «жизненной тропы».

Тему, заданную тютчевским творением, переосмыслил Брюсов. Его произведение «В магическом саду » начинает эпиграф, составленный из первых строк анализируемого стихотворения. Брюсов продолжает игру реального и метафорического планов: его героя мучит «жажда беспощадная», но стоны о помощи оказываются бесполезными. Прекрасные фоновые зарисовки, умноженные видением «волшебного сада», контрастируют с плачевным состоянием лирического субъекта.

«Сочинение-анализ творчества Ф. И. Тютчева»

Картинка Анализ стихотворения Тютчева Пошли господь свою отраду № 2

Ф. И. Тютчев (1803—1873) принадлежит к числу выдающихся русских поэтов. Долгое время его стихи не пользовались широкой известностью. Впервые значение поэта Тютчева было раскрыто в статье Некрасова «Русские второстепенные поэты» (1850). Несмотря на название статьи, Некрасов смело отнес Тютчева «к русским первостепенным поэтическим талантам». Несколько лет спустя Добролюбов в статье «Темное царство» отметил, что Тютчеву В отличие от Фета доступна «и знойная страстность, и суровая энергия, и глубокая дума, возбуждаемая не одними стихийными явлениями, но и вопросами нравственными, интересами общественной жизни». И действительно, Тютчев не уходил от постановки проблем социального плана. У него есть стихи о бедствиях народа: «Слезы людские, о слезы людские…» (1850), «Пошли господь свою отраду…» (1850).

В поэтическом творчестве Тютчева нашли отражение и сильные, и слабые стороны его мировоззрения. С одной стороны, в его социально-политических взглядах заметны черты реакционности, слышатся славянофильские мотивы. Он был противником революционных движений. В то же время для него характерны гуманистические и обличительные тенденции. Поэт остро ощущал непрочность, призрачность, дисгармоничность и даже обреченность мира, в котором он живет. Отсюда трагичность мировосприятия, ощущение одиночества, страстное стремление найти выход из этого мира и отчаяние от сознания невозможности этого. Именно поэтому! традиционный романтический конфликт поэта и толпы достигает у него высшего напряжения. Чтобы уберечь свою человеческую индивидуальность, свой внутренний мир, свою душу от «толпы», неспособной ни к сочувствию, ни к пониманию, поэт предпочитает уйти в «душевную глубину», в свои тайные мысли, которые вообще. невозможно выразить словами. Так возникает стихотворение «Молчание!») с знаменитой строкой: «Мысль – изреченная есть ложь».

Тютчев давно уже признан ярчайшим поэтом мысли, мастером философской лирики. В этом отношении он во многом продолжает и развивает те настроения, идеи и образы, которые были уже. намечены у Жуковского, Пушкина и особенно у поэтов-«любомудров» 30-х годов (когда входил в литературу и сам Тютчев). Напряженные и глубокие раздумья над загадками бытия, вечными тайнами жизни и смерти, над соотношением личности человека ; и природы — это не отдельные темы или области его поэзии, а основные начала, пафос всей лирики Тютчева, определяющей; тональность всех его стихов. У Тютчева природа наделена своей жизнью, обычно таинственной и непостижимой для человека:

* Не то, что мните вы, природа:
* Не слепок, не бездушный лик
* В ней есть душа, в ней есть свобода,
* В ней есть любовь, в ней есть язык…

Природа у Тютчева, действительно, не «слепок»: она живет, движется, дышит. Так построено знаменитое стихотворение «Весенняя гроза» («Люблю грозу в начале мая…», 1828). С восторгом, С эмоциональным подъемом воссоздает поэт буйство, высшее проявление стихийных сил природы. Природа у него одушевлена, очеловечена; и в этом проявляется его убеждение в целостности мира, и единстве человека и природы. Характерные для поэта олицетворении являются не просто поэтическим приемом, но становятся структурообразующим началом, выражая один из основных принципов осознания и изображения жизни.

Поэзия Тютчева часто строится на контрастах. Свету противопоставляется тьма, югу — север, дню — ночь, зиме — лето или нос па. Но это не механическое противопоставление. Тютчев воспринимает мир в его диалектическом единстве. Вот почему он так часто обращается к переходным состояниям, идет ли речь о временах года или временах суток («Весна», «День вечереет, ночь Мизка…», «Зима недаром злится…»). Диалектическое восприятие действительности придает его стихотворениям подлинно философскую глубину.

Стихи Тютчева зачастую проникнуты тревогой и мрачными предчувствиями. По сравнению с вечно обновляющейся природой жизнь человеческая скоротечна. Отсюда грустные раздумья о «непрочности и хрупкости» человека, о ничтожестве его перед всемогущим хаосом, который прорывается наружу в бурях стихий и в бурях страстей. И не случайно большое место в его лирике занимают мотивы грозы и бури. Так проявляется в поэзии Тютчева тома беспощадной судьбы, рока и в жизни природы, и в истории, и в любви.В любовной лирике Тютчева, являющейся одним из вершинных явлений мировой поэзии, центральное место занимает исследование «диалектики души», сложных и противоречивых процессов человеческой психики. Исследователи выделили у Тютчева особый цикл, связанный с его увлечением Е. А. Денисьевой и названный поэтому «денисьевским». Это своеобразный роман в стихах, имеющий большое историко-литературное значение и оказавший воздействие не только на развитие русской поэзии, но и на развитие русской психологической прозы (Тургенев, Достоевский, Л. Толстой). Любовь, традиционно (по «преданию») представляемая как гармонический «союз души с душой родной», воспринимается Тютчевым совсем иначе: это «поединок роковой», в котором неизбежна гибель любящего сердца. Роковая невозможность счастья зависит не только от «толпы», которая грубо вламывается в святилище человеческой души, не только от «бессмертной пошлости людской», но и в силу трагического, рокового неравенства людей в любви.

Поэзия Тютчева, писал советский литературовед А. В. Чичерин, населена «образами измученных, душевно надорванных людей (женщин и мужчин), через чьи души прошла тяжелая трагедия их времени, трагедия отчуждения, взаимного непонимания, недоумения и тоски, утраты ясного и цельного жизненного идеала».

Новаторство любовной лирики Тютчева заключается в том, что она по характеру своему диалогична: ее структура строится на сочетании двух уровней, двух голосов, в ней выражены два сознания: ее и его. При этом ее чувство оказывается сильнее, что и предопределяет неизбежную гибель глубоко любящей женшины, ее роковое поражение. Лирический герой ощущает свою неспособность ответить ей столь же сильным чувством. В «денисьевском цикле» мы встречаемся и с формой внутреннего диалога («О, как убийственно мы любим…», 1851), где внутреннее смятение самого героя приобретает трагический характер. Примерно в это же время Некрасов создавал свою любовную лирику («панаевский цикл»), в которой также па первый план был выдвинут образ женщины. Так в творчестве двух великих поэтов независимо друг от друга возникает образ другого человека, другое «я», придающее любовной лирике характер не монолога (как это было чаще всего в поэзии первой половины XIX в.), а диалога. Вместо формы исповеди появляется зачастую драматическая сцена, передающая конфликтное столкновение, вызванное сложными психологическими коллизиями.

На протяжении всей своей творческой жизни Тютчев писал небольшие лирические стихотворения, объем которых, как правило, не превышал 20 строк. Для того чтобы воплотить в столь краткой форме значительные проблемы философского и психологического характера, он должен был использовать новые художественные средства: смелые метафорические эпитеты, олицетворения, перебои стихотворного ритма и т. д. В ряде случаев его стихотворения построены как обращение к человеку или природе, как отрывок из беседы. Этому соответствует вопросительная или восклицательная интонация, возникающая уже в начальных строчках ряда стихотворений.

* Известные слова Л. Толстого о Фете «лирическая дерзость» еще в большей степени могут быть отнесены к Тютчеву. Ни у кого из русских поэтов не встречаются столь неожиданные сравнения, вытекающие из его убеждения о диалектическом единстве человека и природы: «Как океан объемлет шар земной,
* Земная жизнь кругом объята снами…» (1830).

Некрасов заметил, что при чтении этого стихотворения «чувствуешь невольный трепет». Тютчев, как никто в XIX в. пользовался поистине космическими образами. Человек в его поэзии окружен «пылающей бездной». Никто, кроме Тютчева, не осмелился бы сравнить зарницы с беседой глухонемых демонов («Ночное небо так угрюмо…», 1865). Тютчев, воспринимаемый некогда как «поэт для немногих» и ценимый лишь узким кругом почитателей (к числу которых относились Некрасов, Чернышевский, Добролюбов, Л. Толстой), пришел к массовому читателю лишь после Октябрьской революции 1917 г.

Стихи Тютчев ГОСПОДЬ. ("Пошли, Господь, свою отраду…", Из "Эрнани" В. Гюго)

Стихи Тютчев ГОСПОДЬ. ("Пошли, Господь, свою отраду…", Из "Эрнани" В. Гюго) Пошли, Господь, свою отраду* Тому, кто в летний жар и зной, Как бедный нищий, мимо саду, Бредет по жесткой мостовой; Кто смотрит вскользь — через ограду — На тень деревьев, злак долин, На недоступную прохладу Роскошных, светлых луговин. Не для него г.
NEXT

Пошли, господь, свою отраду
Тому, кто в летний жар и зной
Как бедный нищий мимо саду
Бредет по жесткой мостовой —
Кто смотрит вскользь через ограду
На тень деревьев, злак долин,
На недоступную прохладу
Роскошных, светлых луговин.
Не для него гостеприимной
Деревья сенью разрослись,
Не для него, как облак дымный,
Фонтан на воздухе повис.

ПЕРЕД МИЛЮТИНЫМИ ЛАВКАМИ
Пошли, Господь, свою отраду
Тому, кто в летний жар и зной,
Как бедный нищий, мимо саду,
Бредет по жесткой мостовой…
Пошли, господь, свою подачку
Тому, кто жаркою порой,
Как утлый челн в морскую качку,
Идет по знойной мостовой…
Он смотрит к Вьюшину тоскливо
В окно на крупный виноград,
На абрикосы, дули, сливы,
На пастилу и мармелад.
Не для него кокос, арбузы,
Гранаты в золотом огне,
Не для него и толстопузый
Гомер разлегся на окне…
И фрукт привозный из Мессины
Напрасно взор его манит:
Сок ароматный, апельсинный,
Увы, его не освежит.
Так облегчи, господь, вериги,
Тому, кто много претерпел,
Кто в здешний жизни, кроме фиги,
Других плодов еще не ел.

Ее ты витязям отдай, —
Тот дом Господь благословил,

Сей европейский мир, руки твоей созданье

Сей европейский мир, руки твоей созданье,
Как он велик, сей мир! Какое овладанье.
С двумя избра́нными вождями над собой —
И весь багрянородный сонм — под их стопой.
Все прочие державы, власти и владенья —
Дары наследия, случайности рожденья, —
Но папу, кесаря* сам бог земле дает,
И промысл* через них нас случаем блюдет.
Так соглашает он устройство и свободу!
Вы все, позорищем служа́щие народу,
Вы, курфюрсты*, вы, кардиналы, сейм, синклит, —
Вы все ничто! Господь решит, господь велит.
Родись в народе мысль, зачатая веками,
Сперва растет в тени и шевелит сердцами —
Вдруг воплотилася и увлекла народ.
Князья куют ей цепь и зажимают рот,
Но день ее настал — и смело, величаво
Она вступила в сейм, явилась средь конклава* ( Федор Иванович Тютчев полное Собрание Стихотворений )

Давно известная всем дура* —
Неугомонная цензура
Кой-как питает нашу плоть —
Благослови ее господь!

Давно известная всем дура —
Неугомонная цензура —
Кой-как питает нашу плоть…
Благослови ее господь!

Великий Карл, прости! — Великий, незабвенный,*
Не сим бы голосом тревожить эти стены —
И твой бессмертный прах смущать, о исполин,
Жужжанием страстей, живущих миг один!
Сей европейский мир, руки твоей созданье,
Как он велик, сей мир! Какое обладанье.
С двумя избранными вождями над собой —
И весь багрянородный сонм — под их стопой.
Все прочие державы, власти и владенья —
Дары наследия, случайности рожденья, —
Но папу, кесаря сам Бог земле дает,
И Промысл через них нас случаем блюдет.
Так соглашает он устройство и свободу!
Вы все, позорищем служащие народу,
Вы, курфюрсты, вы, кардиналы, сейм, синклит,
Вы все ничто! Господь решит, Господь велит.
Родись в народе мысль, зачатая веками,
Сперва растет в тени и шевелит сердцами —
Вдруг воплотилася и увлекла народ.
Князья куют ей цепь и зажимают рот,
Но день ее настал, — и смело, вели ( Федор Иванович Тютчев Полное Собрание Сочинений И Писем В 6 Томах Том 1. Стихотворения 18 )

Он кубок взял и осушил
И слово молвил с жаром:
«Тот дом господь благословил,
Где это — скудным даром.
Свою вам милость он пошли
И вас утешь на сей земли,
Как я утешен вами. »

Лазурный грот, как из тумана,
Напрасно взор его манит,
И пыль росистая фонтана
Главы его не осенит.
Пошли, господь, свою отраду
Тому, кто жизненной тропой
Как бедный нищий мимо саду
Бредет по знойной мостовой.