Анализ стихотворения Пушкина Безверие

Александр Пушкин — О вы, которые с язвительным упреком ( Безверие )

О вы, которые с язвительным упреком,
Считая мрачное безверие пороком,
Бежите в ужасе того, кто с первых лет
№ 4 Безумно погасил отрадный сердцу свет;
Смирите гордости жестокой исступленье.
Имеет право он на ваше снисхожденье.
С душою тронутой внемлите брата стон,
№ 8 Несчастный не злодей, собою страждет он.
Кто в мире усладит души его мученья?
Увы! он первого лишился утешенья!
Настигнет ли его глухих судеб удар,
№ 12 Отъемлется ли вдруг минутный счастья дар,
В любви ли, в дружестве обнимет он измену
И их почувствует обманчивую цену:
Лишенный всех опор, отпадший веры сын
№ 16 Уж видит с ужасом, что в свете он один,
И мощная рука к нему с дарами мира
Не простирается из-за пределов мира.
Напрасно в пышности свободной простоты
№ 20 Природы перед ним открыты красоты;
Напрасно вкруг себя печальный взор он водит:
Ум ищет божества, а сердце не находит.

Несчастия, страстей и немощей сыны,
№ 24 Мы все на страшный гроб, родясь, осуждены.
Всечасно бренных уз готово разрушенье,
Наш век — неверный день, минутное волненье,
Когда, холодной тьмой объемля грозно нас,
№ 28 Завесу вечности колеблет смертный час,
Ужасно чувствовать слезы последней муку —
И с миром начинать безвестную разлуку!

Тогда, беседуя с раскованной душой,
№ 32 О вера, ты стоишь у двери гробовой,
Ты ночь могильную ей тихо освещаешь
И ободренную с надеждой отпускаешь.
Но, други! пережить ужаснее друзей!
№ 36 Лишь вера в тишине отрадою своей
Живит унывший дух и сердца ожиданье:
«Настанет! — говорит, — назначено свиданье!»
А он, слепой мудрец! при гробе стонет он,
№ 40 С отрадой бытия несчастный разлучен,
Надежды сладкого не внемлет он привета,
Подходит к гробу он, взывает. нет ответа.
Видали ль вы его в безмолвных тех местах,
№ 44 Где кровных и друзей священный тлеет прах?
Видали ль вы его над хладною могилой,
Где нежной Делии таится пепел милый?
К почившим позванный вечерней тишиной,
№ 48 К кресту приникнул он бесчувственной главой,
В слезах отчаянья, в слезах ожесточенья,
В молчанье ужаса, в безумстве исступленья,
Рыдает — и меж тем под сенью темных ив,
№ 52 У гроба матери колена преклонив,
Там дева юная в печали безмятежной
Возводит к небу взор болезненный и нежный,
Одна, туманною луной озарена,
№ 56 Как ангел горести является она;
Вздыхает медленно, могилу обнимает —
Все тихо вкруг нее, а кажется, внимает.
Несчастный на нее в безмолвии глядит,
№ 60 Качает головой, трепещет и бежит;
Но тайно вслед за ним немая скука бродит.
Во храм ли вышнего с толпой народа входит,
Там умножает он тоску души своей.
№ 64 При пышном торжестве старинных алтарей,
При гласе пастыря, при сладком хоров пенье,
Тревожится его безверия мученье;
Он бога тайного нигде, нигде не зрит,
№ 68 С померкшею душой святыне предстоит,
Холодный ко всему и чуждый к умиленью,
С досадой тихому внимает он моленью.
«Счастливцы! — мыслит он, — почто не можно мне
№ 72 Страстей бунтующих в смиренной тишине,
Забыв о разуме и немощном и строгом,
С одной лишь верою повергнуться пред богом!»
Напрасный сердца крик! нет, нет! не суждено
№ 76 Ему блаженство знать! безверие одно,
По жизненной стезе во мраке вождь унылый,
Несчастного влечет до хладных врат могилы,
И что зовет его в пустыне гробовой —
№ 80 Кто ведает? но там лишь видит он покой.

O vy, kotorye s yazvitelnym uprekom,
Schitaya mrachnoye bezveriye porokom,
Bezhite v uzhase togo, kto s pervykh let
Bezumno pogasil otradny serdtsu svet;
Smirite gordosti zhestokoy isstuplenye.
Imeyet pravo on na vashe sniskhozhdenye.
S dushoyu tronutoy vnemlite brata ston,
Neschastny ne zlodey, soboyu strazhdet on.
Kto v mire usladit dushi yego muchenya?
Uvy! on pervogo lishilsya uteshenya!
Nastignet li yego glukhikh sudeb udar,
Otyemletsya li vdrug minutny schastya dar,
V lyubvi li, v druzhestve obnimet on izmenu
I ikh pochuvstvuyet obmanchivuyu tsenu:
Lishenny vsekh opor, otpadshy very syn
Uzh vidit s uzhasom, chto v svete on odin,
I moshchnaya ruka k nemu s darami mira
Ne prostirayetsya iz-za predelov mira.
Naprasno v pyshnosti svobodnoy prostoty
Prirody pered nim otkryty krasoty;
Naprasno vkrug sebya pechalny vzor on vodit:
Um ishchet bozhestva, a serdtse ne nakhodit.

Neschastia, strastey i nemoshchey syny,
My vse na strashny grob, rodyas, osuzhdeny.
Vsechasno brennykh uz gotovo razrushenye,
Nash vek — neverny den, minutnoye volnenye,
Kogda, kholodnoy tmoy obyemlya grozno nas,
Zavesu vechnosti koleblet smertny chas,
Uzhasno chuvstvovat slezy posledney muku —
I s mirom nachinat bezvestnuyu razluku!

Togda, beseduya s raskovannoy dushoy,
O vera, ty stoish u dveri grobovoy,
Ty noch mogilnuyu yey tikho osveshchayesh
I obodrennuyu s nadezhdoy otpuskayesh.
No, drugi! perezhit uzhasneye druzey!
Lish vera v tishine otradoyu svoyey
Zhivit unyvshy dukh i serdtsa ozhidanye:
«Nastanet! — govorit, — naznacheno svidanye!»
A on, slepoy mudrets! pri grobe stonet on,
S otradoy bytia neschastny razluchen,
Nadezhdy sladkogo ne vnemlet on priveta,
Podkhodit k grobu on, vzyvayet. net otveta.
Vidali l vy yego v bezmolvnykh tekh mestakh,
Gde krovnykh i druzey svyashchenny tleyet prakh?
Vidali l vy yego nad khladnoyu mogiloy,
Gde nezhnoy Delii taitsya pepel mily?
K pochivshim pozvanny vecherney tishinoy,
K krestu priniknul on beschuvstvennoy glavoy,
V slezakh otchayanya, v slezakh ozhestochenya,
V molchanye uzhasa, v bezumstve isstuplenya,
Rydayet — i mezh tem pod senyu temnykh iv,
U groba materi kolena prekloniv,
Tam deva yunaya v pechali bezmyatezhnoy
Vozvodit k nebu vzor boleznenny i nezhny,
Odna, tumannoyu lunoy ozarena,
Kak angel goresti yavlyayetsya ona;
Vzdykhayet medlenno, mogilu obnimayet —
Vse tikho vkrug neye, a kazhetsya, vnimayet.
Neschastny na neye v bezmolvii glyadit,
Kachayet golovoy, trepeshchet i bezhit;
No tayno vsled za nim nemaya skuka brodit.
Vo khram li vyshnego s tolpoy naroda vkhodit,
Tam umnozhayet on tosku dushi svoyey.
Pri pyshnom torzhestve starinnykh altarey,
Pri glase pastyrya, pri sladkom khorov penye,
Trevozhitsya yego bezveria muchenye;
On boga taynogo nigde, nigde ne zrit,
S pomerksheyu dushoy svyatyne predstoit,
Kholodny ko vsemu i chuzhdy k umilenyu,
S dosadoy tikhomu vnimayet on molenyu.
«Schastlivtsy! — myslit on, — pochto ne mozhno mne
Strastey buntuyushchikh v smirennoy tishine,
Zabyv o razume i nemoshchnom i strogom,
S odnoy lish veroyu povergnutsya pred bogom!»
Naprasny serdtsa krik! net, net! ne suzhdeno
Yemu blazhenstvo znat! bezveriye odno,
Po zhiznennoy steze vo mrake vozhd unyly,
Neschastnogo vlechet do khladnykh vrat mogily,
I chto zovet yego v pustyne grobovoy —
Kto vedayet? no tam lish vidit on pokoy.

J ds, rjnjhst c zpdbntkmysv eghtrjv,
Cxbnfz vhfxyjt ,tpdthbt gjhjrjv,
,t;bnt d e;fct njuj, rnj c gthds[ ktn
,tpevyj gjufcbk jnhflysq cthlwe cdtn;
Cvbhbnt ujhljcnb ;tcnjrjq bccnegktymt/
Bvttn ghfdj jy yf dfit cybc[j;ltymt/
C leij/ nhjyenjq dytvkbnt ,hfnf cnjy,
Ytcxfcnysq yt pkjltq, cj,j/ cnhf;ltn jy/
Rnj d vbht eckflbn leib tuj vextymz?
Eds! jy gthdjuj kbibkcz entitymz!
Yfcnbuytn kb tuj uke[b[ celt, elfh,
Jn]tvktncz kb dlheu vbyenysq cxfcnmz lfh,
D k/,db kb, d lhe;tcndt j,ybvtn jy bpvtye
B b[ gjxedcndetn j,vfyxbde/ wtye:
Kbityysq dct[ jgjh, jngflibq dths csy
E; dblbn c e;fcjv, xnj d cdtnt jy jlby,
B vjoyfz herf r ytve c lfhfvb vbhf
Yt ghjcnbhftncz bp-pf ghtltkjd vbhf///
Yfghfcyj d gsiyjcnb cdj,jlyjq ghjcnjns
Ghbhjls gthtl ybv jnrhsns rhfcjns;
Yfghfcyj drheu ct,z gtxfkmysq dpjh jy djlbn:
Ev botn ,j;tcndf, f cthlwt yt yf[jlbn/

Ytcxfcnbz, cnhfcntq b ytvjotq csys,
Vs dct yf cnhfiysq uhj. hjlzcm, jce;ltys/
Dctxfcyj ,htyys[ ep ujnjdj hfpheitymt,
Yfi dtr — ytdthysq ltym, vbyenyjt djkytymt,
Rjulf, [jkjlyjq nmvjq j,]tvkz uhjpyj yfc,
Pfdtce dtxyjcnb rjkt,ktn cvthnysq xfc,
E;fcyj xedcndjdfnm cktps gjcktlytq vere —
B c vbhjv yfxbyfnm ,tpdtcnye/ hfpkere!

Njulf. tctlez c hfcrjdfyyjq leijq,
J dthf, ns cnjbim e ldthb uhj,jdjq,
Ns yjxm vjubkmye/ tq nb[j jcdtoftim
B j,jlhtyye/ c yflt;ljq jngecrftim///
Yj, lheub! gtht;bnm e;fcytt lheptq!
Kbim dthf d nbibyt jnhflj/ cdjtq
;bdbn eysdibq le[ b cthlwf j;blfymt:
«Yfcnfytn! — ujdjhbn, — yfpyfxtyj cdblfymt!»
F jy, cktgjq velhtw! ghb uhj,t cnjytn jy,
C jnhfljq ,snbz ytcxfcnysq hfpkexty,
Yflt;ls ckflrjuj yt dytvktn jy ghbdtnf,
Gjl[jlbn r uhj,e jy, dpsdftn/// ytn jndtnf/
Dblfkb km ds tuj d ,tpvjkdys[ nt[ vtcnf[,
Ult rhjdys[ b lheptq cdzotyysq nkttn ghf[?
Dblfkb km ds tuj yfl [kflyj/ vjubkjq,
Ult yt;yjq Ltkbb nfbncz gtgtk vbksq?
R gjxbdibv gjpdfyysq dtxthytq nbibyjq,
R rhtcne ghbybryek jy ,tcxedcndtyyjq ukfdjq,
D cktpf[ jnxfzymz, d cktpf[ j;tcnjxtymz,
D vjkxfymt e;fcf, d ,tpevcndt bccnegktymz,
Hslftn — b vt; ntv gjl ctym/ ntvys[ bd,
E uhj,f vfnthb rjktyf ghtrkjybd,
Nfv ltdf /yfz d gtxfkb ,tpvznt;yjq
Djpdjlbn r yt,e dpjh ,jktpytyysq b yt;ysq,
Jlyf, nevfyyj/ keyjq jpfhtyf,
Rfr fyutk ujhtcnb zdkztncz jyf;
Dpls[ftn vtlktyyj, vjubke j,ybvftn —
Dct nb[j drheu ytt, f rf;tncz, dybvftn/
Ytcxfcnysq yf ytt d ,tpvjkdbb ukzlbn,
Rfxftn ujkjdjq, nhtgtotn b ,t;bn;
Yj nfqyj dcktl pf ybv ytvfz crerf ,hjlbn/
Dj [hfv kb dsiytuj c njkgjq yfhjlf d[jlbn,
Nfv evyj;ftn jy njcre leib cdjtq/
Ghb gsiyjv njh;tcndt cnfhbyys[ fknfhtq,
Ghb ukfct gfcnshz, ghb ckflrjv [jhjd gtymt,
Nhtdj;bncz tuj ,tpdthbz vextymt;
Jy ,juf nfqyjuj ybult, ybult yt phbn,
C gjvthrit/ leijq cdznsyt ghtlcnjbn,
[jkjlysq rj dctve b xe;lsq r evbktym/,
C ljcfljq nb[jve dybvftn jy vjktym//
«Cxfcnkbdws! — vsckbn jy, — gjxnj yt vj;yj vyt
Cnhfcntq ,eyne/ob[ d cvbhtyyjq nbibyt,
Pf,sd j hfpevt b ytvjoyjv b cnhjujv,
C jlyjq kbim dthj/ gjdthuyenmcz ghtl ,jujv!»
Yfghfcysq cthlwf rhbr! ytn, ytn! yt ce;ltyj
Tve ,kf;tycndj pyfnm. tpdthbt jlyj,
Gj ;bpytyyjq cntpt dj vhfrt dj;lm eysksq,
Ytcxfcnyjuj dktxtn lj [kflys[ dhfn vjubks,
B xnj pjdtn tuj d gecnsyt uhj,jdjq —
Rnj dtlftn? yj nfv kbim dblbn jy gjrjq/

О вы, которые с язвительным упреком,
Считая мрачное безверие пороком,
Бежите в ужасе того, кто с первых лет
Безумно погасил отрадный сердцу свет;
Смирите гордости жестокой исступленье.
Имеет право он на ваше снисхожденье.
С душою тронутой внемлите брата стон,
Несчастный не злодей, собою страждет он.
Кто в мире усладит души его мученья?
Увы! он первого лишился утешенья!
Настигнет ли его глухих судеб удар,
Отъемлется ли вдруг минутный счастья дар,
В любви ли, в дружестве обнимет он измену
И их почувствует обманчивую цену:
Лишенный всех опор, отпадший веры сын
Уж видит с ужасом, что в свете он один,
И мощная рука к нему с дарами мира
Не простирается из-за пределов мира.
Напрасно в пышности свободной простоты
Природы перед ним открыты красоты;
Напрасно вкруг себя печальный взор он водит:
Ум ищет божества, а сердце не находит.

Несчастия, страстей и немощей сыны,
Мы все на страшный гроб, родясь, осуждены.
Всечасно бренных уз готово разрушенье,
Наш век — неверный день, минутное волненье,

Когда, холодной тьмой объемля грозно нас,
Завесу вечности колеблет смертный час,
Ужасно чувствовать слезы последней муку —
И с миром начинать безвестную разлуку!

Тогда, беседуя с раскованной душой,
О вера, ты стоишь у двери гробовой,
Ты ночь могильную ей тихо освещаешь
И ободренную с надеждой отпускаешь.
Но, други! пережить ужаснее друзей!
Лишь вера в тишине отрадою своей
Живит унывший дух и сердца ожиданье:
«Настанет! — говорит, — назначено свиданье!»
А он, слепой мудрец! при гробе стонет он,
С отрадой бытия несчастный разлучен,
Надежды сладкого не внемлет он привета,
Подходит к гробу он, взывает. нет ответа.
Видали ль вы его в безмолвных тех местах,
Где кровных и друзей священный тлеет прах?
Видали ль вы его над хладною могилой,
Где нежной Делии таится пепел милый?
К почившим позванный вечерней тишиной,
К кресту приникнул он бесчувственной главой,
В слезах отчаянья, в слезах ожесточенья,
В молчанье ужаса, в безумстве исступленья,
Рыдает — и меж тем под сенью темных ив,
У гроба матери колена преклонив,
Там дева юная в печали безмятежной
Возводит к небу взор болезненный и нежный,
Одна, туманною луной озарена,
Как ангел горести является она;
Вздыхает медленно, могилу обнимает —
Все тихо вкруг нее, а кажется, внимает.
Несчастный на нее в безмолвии глядит,
Качает головой, трепещет и бежит;
Но тайно вслед за ним немая скука бродит.
Во храм ли вышнего с толпой народа входит,
Там умножает он тоску души своей.
При пышном торжестве старинных алтарей,
При гласе пастыря, при сладком хоров пенье,
Тревожится его безверия мученье;

Он бога тайного нигде, нигде не зрит,
С померкшею душой святыне предстоит,
Холодный ко всему и чуждый к умиленью,
С досадой тихому внимает он моленью.
«Счастливцы! — мыслит он, — почто не можно мне
Страстей бунтующих в смиренной тишине,
Забыв о разуме и немощном и строгом,
С одной лишь верою повергнуться пред богом!»
Напрасный сердца крик! нет, нет! не суждено
Ему блаженство знать! безверие одно,
По жизненной стезе во мраке вождь унылый,
Несчастного влечет до хладных врат могилы,
И что зовет его в пустыне гробовой —
Кто ведает? но там лишь видит он покой.

Воспроизводится по изданию: А. С. Пушкин. Собрание сочинений в 10 томах. М. ГИХЛ, 1959—1962. Том 1. Стихотворения 1814–1822.

О вы, которые с язвительным упреком,
Считая мрачное безверие пороком,
Бежите в ужасе того, кто с первых лет
Безумно погасил отрадный сердцу свет;
Смирите гордости жестокой исступленье:
Имеет он права на ваше снисхожденье,
На слезы жалости; внемлите брата стон,
Несчастный не злодей, собою страждет он.
Кто в мире усладит души его мученья?
Увы! он первого лишился утешенья!
Взгляните на него – не там, где каждый день
Тщеславие на всех наводит ложну тень,
Но в тишине семьи, под кровлею родною,
В беседе с дружеством иль темною мечтою.
Найдите там его, где илистый ручей
Проходит медленно среди нагих полей;
Где сосен вековых таинственные сени,
Шумя, на влажный мох склонили вечны тени.
Взгляните – бродит он с увядшею душой,
Своей ужасною томимый пустотой,
То грусти слезы льет, то слезы сожаленья.
Напрасно ищет он унынью развлеченья;
Напрасно в пышности свободной простоты
Природы перед ним открыты красоты;
Напрасно вкруг себя печальный взор он водит:
Ум ищет божества, а сердце не находит.

Настигнет ли его глухих Судеб удар,
Отъемлется ли вдруг минутный счастья дар,
В любви ли, в дружестве обнимет он измену
И их почувствует обманчивую цену:
Лишенный всех опор отпадший веры сын
Уж видит с ужасом, что в свете он один,
И мощная рука к нему с дарами мира
Не простирается из-за пределов мира…

Несчастия, Страстей и Немощей сыны,
Мы все на страшный гроб родясь осуждены.
Всечасно бренных уз готово разрушенье;
Наш век – неверный день, всечасное волненье.
Когда, холодной тьмой объемля грозно нас,
Завесу вечности колеблет смертный час,
Ужасно чувствовать слезы последней Муку –
И с миром начинать безвестную разлуку!
Тогда, беседуя с отвязанной душой,
О Вера, ты стоишь у двери гробовой,
Ты ночь могильную ей тихо освещаешь,
И ободренную с Надеждой отпускаешь…
Но, други! пережить ужаснее друзей!
Лишь Вера в тишине отрадою своей
Живит унывший дух и сердца ожиданье.
«Настанет! – говорит,- назначено свиданье!»

А он (слепой мудрец!), при гробе стонет он,
С усладой бытия несчастный разлучен,
Надежды сладкого не внемлет он привета,
Подходит к гробу он, взывает… нет ответа!

Видали ль вы его в безмолвных тех местах,
Где кровных и друзей священный тлеет прах?
Видали ль вы его над хладною могилой,
Где нежной Делии таится пепел милый?
К почившим позванный вечерней тишиной,
К кресту приникнул он бесчувственной главой
Стенанья изредка глухие раздаются,
Он плачет – но не те потоки слез лиются,
Которы сладостны для страждущих очей
И сердцу дороги свободою своей;
Но слез отчаянья, но слез ожесточенья.
В молчаньи ужаса, в безумстве исступленья
Дрожит, и между тем под сенью темных ив,
У гроба матери колена преклонив,
Там дева юная в печали безмятежной
Возводит к небу взор болезненный и нежный,
Одна, туманною луной озарена,
Как ангел горести является она;
Вздыхает медленно, могилу обнимает –
Всё тихо вкруг его, а, кажется, внимает.
Несчастный на нее в безмолвии глядит,
Качает головой, трепещет и бежит,
Спешит он далее, но вслед унынье бродит.

Во храм ли Вышнего с толпой он молча входит,
Там умножает лишь тоску души своей.
При пышном торжестве старинных алтарей,
При гласе пастыря, при сладком хоров пенье,
Тревожится его безверия мученье.
Он Бога тайного нигде, нигде не зрит,
С померкшею душой святыне предстоит,
Холодный ко всему и чуждый к умиленью
С досадой тихому внимает он моленью.
«Счастливцы! – мыслит он, – почто не можно мне
Страстей бунтующих в смиренной тишине,
Забыв о разуме и немощном, и строгом,
С одной лишь верою повергнуться пред Богом!»

Напрасный сердца крик! нет, нет! не суждено
Ему блаженство знать! Безверие одно,
По жизненной стезе во мраке вождь унылый,
Влечет несчастного до хладных врат могилы.
И что зовет его в пустыне гробовой –
Кто ведает? но там лишь видит он покой.

Нет похожих книг.

Статья: Анализ стихотворения А.С. Пушкина Странник

Менее чем за 2 года до ухода из жизни Пушкин создал стихотворение, которое можно рассматривать как его духовную автобиографию.
У Пушкина в этом стихотворении – рассказ о скрытых для постороннего глаза духовных событиях.
В основу «Странника» положен сюжет книги английского писателя Джона Беньяна (1628 – 1688) «Странствие паломника», однако переосмыслен в сугубо православном духе.
Анализ стихотворения
Начнём с названия – «Странник»
-Кто такие странники?
Странники на Руси – пилигримы, богомольцы, паломники.
Начало стихотворения.
-Обратим внимание на 1 строфу. Найдём ключевую фразу.
«Долина дикая» — очень важный образ для всей пушкинской художественной системы: с его синонимами мы ещё встретимся не раз.
Долина дикая – знак блуждания на жизненных путях, утраты ориентиров.
-Что соответствует этому состоянию?
Скорбь, тягостное ощущение собственной греховности.
-Какой ещё образ возникает в 1 строфе?
Образ суда. Тема суда раскрывается чуть позднее в разговоре лирического героя с встреченным юношей-ангелом:
— Обратим внимание на фразу: «как раб, замысливший отчаянный побег». Годом раньше поэт писал о себе (см. эпиграф).
Почти дословное воспроизведение не может быть случайным!
«Унынье» сопряжено с мучительным предощущением гибели и незнанием, где обрести спасение. Проблема спасения есть центральная в «Страннике».
И мы погибнем все, коль не успеем вскоре
Обресть убежище; а где? О горе, горе!
Православный человек обретает спасение во Христе.
— Какой же путь проходит пушкинский странник?
Безверие вера, спасение.
Этот путь сопряжён со стенанием и плачем.
«Странник есть…делатель непрестанного плача».
Но я ……….
Всё плакал и вздыхал, унынием томим.
В таком состоянии и происходит встреча – спасительная встреча – с тихим юношей.
Встреча с посланником небес – также важнейший образ у Пушкина.
«Юноша, читающий книгу» — обладатель высшего знания ( что символизирует книга ).
Он освобождает зрение героя:
Я оком стал глядеть болезненно – отверстым,
Как от бельма врачом избавленный слепец.
«Я вижу некий свет»,- сказал я наконец.
Свет – образ знакомый каждому христианину: «Я – свет миру» (Ин. 8, 12).
Только теперь образ юноши вполне проясняется; последние же сомнения рассеиваются при завершающих его словах:
«Иди ж, — он продолжал, — держись сего ты света;
Пусть будет он тебе единственная мета,
Пока ты тесных врат спасенья не достиг,
Ступай!»
«Тесные врата спасения» — строки из Евангелия от Матфея:
«Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие к погибели, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их».(7, 13 – 14)
Заключительное слово
Путь, пройденный Пушкиным, — нелёгок. Были не только слава, гений, душевный подъём и поэтический восторг… Были падения, ошибки трагическое ощущение безысходности бытия, утрата смысла жизни…
Что же в итоге? Чем завершился его путь?
Удивительное свидетельство – в воспоминаниях В.А.Жуковского, присутствовавшего при кончине поэта.

Еще работы по литературе и русскому языку

Реферат по литературе и русскому языку

20 Октября 2015

Реферат по литературе и русскому языку

Анализ стихотворения А.С.Пушкина Я вас любил, любовь еще, быть может

20 Октября 2015

Реферат по литературе и русскому языку

Бахчисарайский фонтан 2

20 Октября 2015

Реферат по литературе и русскому языку

Тема любви в рассказе А. П. Чехова О любви

Стихотворение Пушкина А.С.
«Безверие»

"Безверие"

О вы, которые с язвительным упрёком,
Считая мрачное безверие пороком,
Бежите в ужасе того, кто с первых лет
Безумно погасил отрадный сердцу свет;
Смирите гордости жестокой исступленье:
Имеет он права на ваше снисхожденье,
На слёзы жалости; внемлите брата стон,
Несчастный не злодей, собою страждет он.
Кто в мире усладит души его мученья?
Увы! он первого лишился утешенья!
Взгляните на него — не там, где каждый день
Тщеславие на всех наводит ложну тень,
Но в тишине семьи, под кровлею родною,
В беседе с дружеством иль тёмною мечтою.
Найдёте там его, где илистый ручей
Проходит медленно среди нагих полей;
Где сосен вековых таинственные сени,
Шумя, на влажный мох склонили вечны тени,
Взгляните — бродит он с увядшею душой,
Своей ужасною томимый пустотой,
То грусти слёзы льёт, то слёзы сожаленья.
Напрасно ищет он унынью развлеченья;
Напрасно в пышности свободной простоты
Природы перед ним открыты красоты;
Напрасно вкруг себя печальный взор он водит:
Ум ищет божества, а сердце не находит.

Настигнет ли его глухих судеб удар,
Отъемлется ли вдруг минутный счастья дар,
В любви ли, в дружестве обнимет он измену
И их почувствует обманчивую цену:
Лишённый всех опор отпадший веры сын
Уж видит с ужасом, что в свете он один,
И мощная рука к нему с дарами мира
Не простирается из-за пределов мира.

Несчастия, страстей и немощей сыны,
Мы все на страшный гроб родясь осуждены.
Всечасно бренных уз готово разрушенье;
Наш век — неверный день, всечасное волненье.
Когда, холодной тьмой объемля грозно нас,
Завесу вечности колеблет смертный час,
Ужасно чувствовать слезы последней муку —
И с миром начинать безвестную разлуку!
Тогда, беседуя с отвязанной душой,
О вера, ты стоишь у двери гробовой,
Ты ночь могильную ей тихо освещаешь,
И ободрённую с надеждой отпускаешь.
Но, други! пережить ужаснее друзей!
Лишь вера в тишине отрадою своей
Живит унывший дух и сердца ожиданье.
«Настанет! — говорит, — назначено свиданье!»

А он (слепой мудрец!), при гробе стонет он,
С усладой бытия несчастный разлучён,
Надежды сладкого не внемлет он привета,
Подходит к гробу он, взывает. нет ответа!
Видали ль вы его в безмолвных тех местах,
Где кровных и друзей священный тлеет прах?

Видали ль вы его над хладною могилой,
Где нежной Делии таится пепел милый?
К почившим позванный вечерней тишиной,
К кресту приникнул он бесчувственной главой,
Стенанья изредка глухие раздаются,
Он плачет — но не те потоки слёз лиются,
Которы сладостны для страждущих очей
И сердцу дороги свободою своей,
Но слёз отчаянья, но слёз ожесточенья.
В молчанье ужаса, в безумстве исступленья,
Дрожит, и между тем под сенью тёмных ив,
У гроба матери колена преклонив,
Там дева юная в печали безмятежной
Возводит к небу взор болезненный и нежный,
Одна, туманною луной озарена,
Как ангел горести является она;
Вздыхает медленно, могилу обнимает —
Всё тихо вкруг его, а кажется, внимает,
Несчастный на неё в безмолвии глядит,
Качает головой, трепещет и бежит,
Спешит он далее, но вслед унынье бродит.

Во храм ли вышнего с толпой он молча входит,
Там умножает лишь тоску души своей.
При пышном торжестве старинных алтарей,
При гласе пастыря, при сладком хоров пенье,
Тревожится его безверия мученье.
Он бога тайного нигде, нигде не зрит,
С померкшею душой святыне предстоит,
Холодный ко всему и чуждый к умиленью,
С досадой тихому внимает он моленью.
«Счастливцы! — мыслит он, — почто не можно мне
Страстей бунтующих в смиренной тишине,
Забыв о разуме и немощном и строгом,
С одной лишь верою повергнуться пред богом!»

Напрасный сердца крик! нет, нет! не суждено
Ему блаженство знать! Безверие одно,
По жизненной стезе во мраке вождь унылый,
Влечёт несчастного до хладных врат могилы.
И что зовёт его в пустыне гробовой —
Кто ведает? но там лишь видит он покой.

Стихотворение Пушкина А.С. - Безверие