Анализ стихотворения Маяковского Я и наполеон
Я И НАПОЛЕОН
1915
Я живу на Большой Пресне,
36, 24.
Место спокойненькое.
Тихонькое.
Ну?
Кажется — какое мне дело,
что где-то
в буре-мире
взяли и выдумали войну?
Ночь пришла.
Хорошая.
Вкрадчивая.
И чего это барышни некоторые
дрожат, пугливо поворачивая
глаза громадные, как прожекторы?
Уличные толпы к небесной влаге
припали горящими устами,
а город, вытрепав ручонки-флаги,
молится и молится красными крестами.
Простоволосая церковка бульварному изголовью
припала, — набитый слезами куль, —
а у бульвара цветники истекают кровью,
как сердце, изодранное пальцами пуль.
Тревога жиреет и жиреет,
жрет зачерствевший разум.
Уже у Ноева оранжереи
покрылись смертельно-бледным газом!
Скажите Москве —
пускай удержится!
Не надо!
Пусть не трясется!
Через секунду
встречу я
неб самодержца, —
возьму и убью солнце!
Видите!
Флаги по небу полощет.
Вот он!
Жирен и рыж.
Красным копытом грохнув о площадь,
въезжает по трупам крыш!
Тебе,
орущему:
«Разрушу,
разрушу!»,
вырезавшему ночь из окровавленных карнизов,
я,
сохранивший бесстрашную душу,
бросаю вызов!
Идите, изъеденные бессонницей,
сложите в костер лица!
Все равно!
Это нам последнее солнце —
Идите, сумасшедшие, из России, Польши.
Сегодня я — Наполеон!
Я полководец и больше.
Сравните:
я и — он!
Он раз чуме приблизился троном,
смелостью смерть поправ, —
я каждый день иду к зачумленным
по тысячам русских Яфф!
Он раз, не дрогнув, стал под пули
и славится столетий сто, —
а я прошел в одном лишь июле
тысячу Аркольских мостов
Мой крик в граните времени выбит,
и будет греметь и гремит,
оттого, что
в сердце, выжженном, как Египет,
есть тысяча тысяч пирамид!
За мной, изъеденные бессонницей!
Выше!
В костер лица!
Здравствуй,
мое предсмертное солнце,
солнце Аустерлица!
Люди!
Будет!
На солнце!
Прямо!
Солнце съежится аж!
Громче из сжатого горла храма
хрипи, похоронный марш!
Люди!
Когда канонизируете имена
погибших,
меня известней, —
помните:
еще одного убила война —
поэта с Большой Пресни!
у стихотворения Я И НАПОЛЕОН аудио записей пока нет.
Владимир Маяковский — Я живу на Большой Пресне ( Я и Наполеон )
Я живу на Большой Пресне,
тридцать шесть, двадцать черыре.
Место спокойненькое.
№ 4 Тихонькое.
Ну?
Кажется — какое мне дело,
что где-то
№ 8 в буре-мире
взяли и выдумали войну?
Ночь пришла.
Хорошая.
№ 12 Вкрадчивая.
И чего это барышни некоторые
дрожат, пугливо поворачивая
глаза громадные, как прожекторы?
№ 16 Уличные толпы к небесной влаге
припали горящими устами,
а город, вытрепав ручонки-флаги,
молится и молится красными крестами.
№ 20 Простоволосая церковка бульварному
изголовью
припала, — набитый слезами куль, —
а у бульвара цветники истекают кровью,
№ 24 как сердце, изодранное пальцами пуль.
Тревога жиреет и жиреет,
жрет зачерствевший разум.
Уже у Ноева оранжереи
№ 28 покрылись смертельно-бледным газом!
Скажите Москве —
пускай удержится!
Не надо!
№ 32 Пусть не трясется!
Через секунду
встречу я
неб самодержца, —
№ 36 возьму и убью солнце!
Видите!
Флаги по небу полощет.
Вот он!
№ 40 Жирен и рыж.
Красным копытом грохнув о площадь,
въезжает по трупам крыш!
Тебе,
№ 44 орущему:
«Разрушу,
разрушу!»,
вырезавшему ночь из окровавленных карнизов,
№ 48 я,
сохранивший бесстрашную душу,
бросаю вызов!
Идите, изъеденные бессонницей,
№ 52 сложите в костер лица!
Все равно!
Это нам последнее солнце —
солнце Аустерлица!
№ 56 Идите, сумасшедшие, из России, Польши.
Сегодня я — Наполеон!
Я полководец и больше.
Сравните:
№ 60 я и — он!
Он раз чуме приблизился троном,
смелостью смерть поправ, —
я каждый день иду к зачумленным
№ 64 по тысячам русских Яфф!
Он раз, не дрогнув, стал под пули
и славится столетий сто, —
а я прошел в одном лишь июле
№ 68 тысячу Аркольских мостов!
Мой крик в граните времени выбит,
и будет греметь и гремит,
оттого, что
№ 72 в сердце, выжженном, как Египет,
есть тысяча тысяч пирамид!
За мной, изъеденные бессонницей!
Выше!
№ 76 В костер лица!
Здравствуй,
мое предсмертное солнце,
солнце Аустерлица!
№ 80 Люди!
Будет!
На солнце!
Прямо!
№ 84 Солнце съежится аж!
Громче из сжатого горла храма
хрипи, похоронный марш!
Люди!
№ 88 Когда канонизируете имена
погибших,
меня известней, —
помните:
№ 92 еще одного убила война —
поэта с Большой Пресни!
Ya i Napoleon
Ya zhivu na Bolshoy Presne,
tridtsat shest, dvadtsat cheryre.
Mesto spokoynenkoye.
Tikhonkoye.
Nu?
Kazhetsya — kakoye mne delo,
chto gde-to
v bure-mire
vzyali i vydumali voynu?
Noch prishla.
Khoroshaya.
Vkradchivaya.
I chego eto baryshni nekotorye
drozhat, puglivo povorachivaya
glaza gromadnye, kak prozhektory?
Ulichnye tolpy k nebesnoy vlage
pripali goryashchimi ustami,
a gorod, vytrepav ruchonki-flagi,
molitsya i molitsya krasnymi krestami.
Prostovolosaya tserkovka bulvarnomu
izgolovyu
pripala, — nabity slezami kul, —
a u bulvara tsvetniki istekayut krovyu,
kak serdtse, izodrannoye paltsami pul.
Trevoga zhireyet i zhireyet,
zhret zacherstvevshy razum.
Uzhe u Noyeva oranzherei
pokrylis smertelno-blednym gazom!
Skazhite Moskve —
puskay uderzhitsya!
Ne nado!
Pust ne tryasetsya!
Cherez sekundu
vstrechu ya
neb samoderzhtsa, —
vozmu i ubyu solntse!
Vidite!
Flagi po nebu poloshchet.
Vot on!
Zhiren i ryzh.
Krasnym kopytom grokhnuv o ploshchad,
vyezzhayet po trupam krysh!
Tebe,
orushchemu:
«Razrushu,
razrushu!»,
vyrezavshemu noch iz okrovavlennykh karnizov,
ya,
sokhranivshy besstrashnuyu dushu,
brosayu vyzov!
Idite, izyedennye bessonnitsey,
slozhite v koster litsa!
Vse ravno!
Eto nam posledneye solntse —
solntse Austerlitsa!
Idite, sumasshedshiye, iz Rossii, Polshi.
Segodnya ya — Napoleon!
Ya polkovodets i bolshe.
Sravnite:
ya i — on!
On raz chume priblizilsya tronom,
smelostyu smert poprav, —
ya kazhdy den idu k zachumlennym
po tysyacham russkikh Yaff!
On raz, ne drognuv, stal pod puli
i slavitsya stolety sto, —
a ya proshel v odnom lish iyule
tysyachu Arkolskikh mostov!
Moy krik v granite vremeni vybit,
i budet gremet i gremit,
ottogo, chto
v serdtse, vyzhzhennom, kak Yegipet,
yest tysyacha tysyach piramid!
Za mnoy, izyedennye bessonnitsey!
Vyshe!
V koster litsa!
Zdravstvuy,
moye predsmertnoye solntse,
solntse Austerlitsa!
Lyudi!
Budet!
Na solntse!
Pryamo!
Solntse syezhitsya azh!
Gromche iz szhatogo gorla khrama
khripi, pokhoronny marsh!
Lyudi!
Kogda kanoniziruyete imena
pogibshikh,
menya izvestney, —
pomnite:
yeshche odnogo ubila voyna —
poeta s Bolshoy Presni!
Z b Yfgjktjy
Z ;bde yf ,jkmijq Ghtcyt,
nhblwfnm itcnm, ldflwfnm xthsht/
Vtcnj cgjrjqytymrjt/
Nb[jymrjt/
Ye?
Rf;tncz — rfrjt vyt ltkj,
xnj ult-nj
d ,eht-vbht
dpzkb b dslevfkb djqye?
Yjxm ghbikf/
[jhjifz/
Drhflxbdfz/
B xtuj nj ,fhsiyb ytrjnjhst
lhj;fn, geukbdj gjdjhfxbdfz
ukfpf uhjvflyst, rfr ghj;trnjhs?
Ekbxyst njkgs r yt,tcyjq dkfut
ghbgfkb ujhzobvb ecnfvb,
f ujhjl, dsnhtgfd hexjyrb-akfub,
vjkbncz b vjkbncz rhfcysvb rhtcnfvb/
Ghjcnjdjkjcfz wthrjdrf ,ekmdfhyjve
bpujkjdm/
ghbgfkf, — yf,bnsq cktpfvb rekm, —
f e ,ekmdfhf wdtnybrb bcntrf/n rhjdm/,
rfr cthlwt, bpjlhfyyjt gfkmwfvb gekm/
Nhtdjuf ;bhttn b ;bhttn,
;htn pfxthcndtdibq hfpev/
E;t e Yjtdf jhfy;thtb
gjrhskbcm cvthntkmyj-,ktlysv ufpjv!
Crf;bnt Vjcrdt —
gecrfq elth;bncz!
Yt yflj!
Gecnm yt nhzctncz!
Xthtp ctreyle
dcnhtxe z
yt, cfvjlth;wf, —
djpmve b e,m/ cjkywt!
Dblbnt!
Akfub gj yt,e gjkjotn/
Djn jy!
;bhty b hs;/
Rhfcysv rjgsnjv uhj[yed j gkjoflm,
d]tp;ftn gj nhegfv rhsi!
Nt,t,
jheotve:
«Hfpheie,
hfpheie!»,
dshtpfditve yjxm bp jrhjdfdktyys[ rfhybpjd,
z,
cj[hfybdibq ,tccnhfiye/ leie,
,hjcf/ dspjd!
Blbnt, bp]tltyyst ,tccjyybwtq,
ckj;bnt d rjcnth kbwf!
Dct hfdyj!
nj yfv gjcktlytt cjkywt —
cjkywt Fecnthkbwf!
Blbnt, cevfcitlibt, bp Hjccbb, Gjkmib/
Ctujlyz z — Yfgjktjy!
Z gjkrjdjltw b ,jkmit/
Chfdybnt:
z b — jy!
Jy hfp xevt ghb,kbpbkcz nhjyjv,
cvtkjcnm/ cvthnm gjghfd, —
z rf;lsq ltym ble r pfxevktyysv
gj nsczxfv heccrb[ Zaa!
Jy hfp, yt lhjuyed, cnfk gjl gekb
b ckfdbncz cnjktnbq cnj, —
f z ghjitk d jlyjv kbim b/kt
nsczxe Fhrjkmcrb[ vjcnjd!
Vjq rhbr d uhfybnt dhtvtyb ds,bn,
b ,eltn uhtvtnm b uhtvbn,
jnnjuj, xnj
d cthlwt, ds;;tyyjv, rfr Tubgtn,
tcnm nsczxf nsczx gbhfvbl!
Pf vyjq, bp]tltyyst ,tccjyybwtq!
Dsit!
D rjcnth kbwf!
Plhfdcndeq,
vjt ghtlcvthnyjt cjkywt,
cjkywt Fecnthkbwf!
K/lb!
,eltn!
Yf cjkywt!
Ghzvj!
Cjkywt c]t;bncz f;!
Uhjvxt bp c;fnjuj ujhkf [hfvf
[hbgb, gj[jhjyysq vfhi!
K/lb!
Rjulf rfyjybpbhetnt bvtyf
gjub,ib[,
vtyz bpdtcnytq, —
gjvybnt:
tot jlyjuj e,bkf djqyf —
gjnf c ,jkmijq Ghtcyb!
Я И НАПОЛЕОН - стихотворение Маяковский В. В.
Ночь пришла.
Хорошая.
Вкрадчивая.
И чего это барышни некоторые
дрожат, пугливо поворачивая
глаза громадные, как прожекторы?
Уличные толпы к небесной влаге
припали горящими устами,
а город, вытрепав ручонки-флаги,
молится и молится красными крестами.
Простоволосая церковка бульварному изголовью
припала, — набитый слезами куль, —
а у бульвара цветники истекают кровью,
как сердце, изодранное пальцами пуль.
Тревога жиреет и жиреет,
жрет зачерствевший разум.
Уже у Ноева оранжереи
покрылись смертельно-бледным газом!
Скажите Москве —
пускай удержится!
Не надо!
Пусть не трясется!
Через секунду
встречу я
неб самодержца, —
возьму и убью солнце!
Видите!
Флаги по небу полощет.
Вот он!
Жирен и рыж.
Красным копытом грохнув о площадь,
въезжает по трупам крыш!
Тебе,
орущему:
«Разрушу,
разрушу!»,
вырезавшему ночь из окровавленных карнизов,
я,
сохранивший бесстрашную душу,
бросаю вызов!
Идите, изъеденные бессонницей,
сложите в костер лица!
Все равно!
Это нам последнее солнце —
Идите, сумасшедшие, из России, Польши.
Сегодня я — Наполеон!
Я полководец и больше.
Сравните:
я и — он!
Он раз чуме приблизился троном,
смелостью смерть поправ, —
я каждый день иду к зачумленным
по тысячам русских Яфф!
Он раз, не дрогнув, стал под пули
и славится столетий сто, —
а я прошел в одном лишь июле
тысячу Аркольских мостов
Мой крик в граните времени выбит,
и будет греметь и гремит,
оттого, что
в сердце, выжженном, как Египет,
есть тысяча тысяч пирамид!
За мной, изъеденные бессонницей!
Выше!
В костер лица!
Здравствуй,
мое предсмертное солнце,
солнце Аустерлица!
Люди!
Будет!
На солнце!
Прямо!
Солнце съежится аж!
Громче из сжатого горла храма
хрипи, похоронный марш!
Люди!
Когда канонизируете имена
погибших,
меня известней, —
помните:
еще одного убила война —
поэта с Большой Пресни!
слушать, скачать аудио стихотворение
Я И НАПОЛЕОН Маяковский В. В.
к общему сожалению, пока аудио нет
анализ, сочинение или реферат о стихотворении
Я И НАПОЛЕОН:
Образ героя-бунтаря в поэзии Маяковского
20 декабря 2009
Творчество В. Маяковского характеризует особый тип лирического героя. Это яркая и сильная личность, неутомимый борец за социальную справедливость во всех ее проявлениях. Объектом, на который обрушивается уничтожающая критика, при этом может быть гордыня сильных мира сего или мещанское нутро маленького человека, погрязшего в пороках и слабостях.
У раннего В. Маяковского лирический герой подчеркнуто одинок:
и в петле облака
башен кривые выи –
Для лирического героя В. Маяковского не существует мелких или запретных тем. Все в его понимании одинаково значимо и требует справедливой оценки. В раннем творчестве поэта социальный протест выразился в антивоенных мотивах.
В стихотворении «Я и Наполеон» В. Маяковского Наполеон выступает как зачинщик кровавой бойни. Лирический герой смело бросает ему гневный вызов. Сила этого противостояния отражена уже в названии произведения. В. Маяковский подчеркивает, что война несет в себе зло. Она убивает все живое. При помощи ряда емких и выразительных художественных деталей В. Маяковский умело воссоздает обобщенный образ города, который «вытрепав ручонки-флаги, молится и молится красными крестами». Красный крест – символ милосердия, медицинской помощи. Поэт привносит в произведение этот образ для того, чтобы еще раз подчеркнуть жертвенный характер войны.
Кульминацию развития поэтического сюжета подготавливают повторы «молится и молится», «жиреет и жиреет», подчеркнуто выделяющие два основных образа стихотворения: город и тревогу.
Весь городской пейзаж преображается в ожидании военных событий: «простоволосая церковка бульварному изголовью припала», «цветники истекают кровью», оранжереи в цветочном магазине Ноева «покрылись смертельно-бледным газом».
Французский император Наполеон является устойчивым художественным символом сильной, амбициозной личности. В романе Л.Н. Толстого «Война и мир» он долгое время является кумиром главного героя Андрея Болконского. Тот грезит о славе, о ратных подвигах, мечтает повторить путь своего идеала. И только пройдя через ужасы войны, будучи раненным и разбитым на Аустерлицком поле, Андрей понимает, какой ценой оплачены блестящие победы великого монарха. Он осознает антигуманистическую сущность его завоеваний. Именно тогда Наполеон как символ меркнет в его душе.
Герой романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание» Родион Раскольников тоже своей жизнью и судьбой вынужден проверить свою властолюбивую теорию о праве сильного, положительным примером которой в начале романа и выступает Наполеон.
Лирический герой В. Маяковского с самого начала исполнен к нему презрения. Он стремится противопоставить себя Наполеону, бесстрашно бросает гневный вызов разрушителю. Он низвергает его жизненную философию, показывая, как сама история покарала Наполеона за имперские амбиции.
В зрелый период лирики поэта перед нами уже не бунтарь-одиночка, а коллектив подлинных героев. Героическое начало обнаруживается во многих людях. Они сплачиваются во имя торжества своих планов и смело воплощают в жизнь мечту о счастье и прогрессе на всей земле.
Борцовский дух лирического героя В. Маяковского проявляется прежде всего в борьбе за социалистические идеалы. В стихотворении «Американцы удивляются» с гордостью и восхищением пишет он о том, как «люди породы редкой» в поте лица работают на стройке. Важно, что они осознанно трудятся на своем посту. Их цель одна – светлое будущее. В таком строю сильных и неподкупных людей труда герой В. Маяковского чувствует себя хорошо и уверенно.
Подлинным гимном человеческого величия и подвига является «Рассказ Хренова о Кузнецкстрое и о людях Кузнецка». Это произведение о мужественных и гордых строителях новой жизни, напоминающих благородного Данко из рассказа М. Горького «Старуха Изергиль».
Маяковскому тонко удалось передать через изменение пейзажа рождение новой эпохи, светлой и радостной, как весенняя картина цветущего фруктового сада. В начале стихотворения изображается беспросветный дождь и сумрак, воплотившиеся в ярком определении-неологизме «свинцовоночие».
Поэт не приукрашивает путь к трудовым свершениям. Скорее наоборот, он подчеркивает мучительную жизнь рабочих на строительстве, каждая секунда которой наполнена необходимостью преодоления тех или иных проблем. Люди голодают, годами сидят в грязи и холоде, но в душе каждый из них рад и готов вновь повторить трудовые подвиги. Мужественные строители живут лишь мечтой о том, что «через четыре года здесь будет город-сад». И ради этого готовы отдать все эти четыре года жизни строительству металлургического гиганта. Люди не хотят больше влачить жалкое существование. Они чувствуют, что в их силах что-либо исправить если не для себя, то для своих детей.
Во имя поэтизации этой мечты В. Маяковский не жалеет изобразительно-выразительных средств языка, прежде всего гипербол и метафор («Мы в сотню солнц мартенами воспламеним Сибирь», «…Аж за Байкал отброшенная попятится тайга»).
В финале стихотворения В. Маяковский еще раз восклицает:
Он твердо верит, что светлая мечта рабочих о новом городе обязательно осуществится. Поэт прямо заявляет, что его уверенность основывается прежде всего на опоре на так называемый человеческий фактор. Именно трудолюбие, упорство и мужество строителей позволят вопреки тяжелейшим условиям претворить в жизнь масштабные планы.
Город-сад в этом стихотворении В. Маяковского – обобщенный символический образ. Имеется в виду не только конкретный город, история строительства которого, несомненно, важна и значительна сама по себе. Но сила художественного обобщения в стихотворении такова, что город-сад воспринимается как символ новой жизни вообще.
Радость послевоенного строительства омрачается в душе поэта анализом явлений, чуждых обществу прогресса и высокой культуры. Классовый враг для поэта – буржуй. В стихотворении «Лицо классового врага» В. Маяковский пишет о том, как распознать буржуя:
и лицо перекрасил
и пузо не выглядит грузно –
Поэт пишет о необходимости борьбы с буржуями, которые способны погубить на корню начатое дело. Своим духом борца и победителя В. Маяковский стремился заразить прежде всего молодежь:
бессмысленен и гадок,
что воли упадок
тревожно восклицает он в стихотворении «За что боролись?» – поэт вспоминает о тех мятежных временах, когда ему приходилось голодать за свои слова и убеждения. Но не бесплодной горечью, а гордостью пронизаны эти строки. В. Маяковский воспевает силу и красоту человеческого духа. Да, он видит социальную несправедливость в современности. Поэт презирает людей, которым трудно расстаться с прежним плаваньем, но данное стихотворение обращено не к ним, а к тем, кто усомнился в правильности революционных преобразований. В. Маяковский верит, что наступит время, когда рабочий человек получит, наконец, все блага, которые он по праву заслужил, и бойцы с орденами на груди не будут голодными глазами смотреть на витрины магазинов. Поэт призывает сосредоточиться на главном – на деле, а на мелочи и временную бытовую неустроенность просто не обращать внимания.
Очень популярным в двадцатые-тридцатые годы было боевитое стихотворение В. Маяковского «Левый марш». Стройный рефрен «Левой! Левой! Левой!» задает маршевую интонацию. Интересно, что при каждом повторе к задорному кличу «Левой!» постоянно подбираются новые рифмы. Агитационный характер произведения очевиден. Настроение энергичного подъема пронизывает его от первой до последней строчки.
Всей силой поэтического таланта воспевая героя-борца, В. Маяковский сам стремился соответствовать тем высоким критериям человеческой порядочности, которые так ценил в своих героях. И это во многом ему удалось. Его заслуги в области поэтического мастерства бесспорны. Можно по-разному относиться к творчеству Маяковского, но не чувствовать масштаба его литературного таланта нельзя. Волею судьбы путь поэта к читателю не был усеян розами, но это лишь усилило мотивы преодоления и противостояния в его творчестве.
Боевитость в произведениях В. Маяковского проявляется не только в содержании, но и во многих изобразительно-выразительных средствах языка. Он был революционером по духу во всем, даже в форме своих произведений.
Примечательно, что восприятие поэта как борца, а поэзии как грозного оружия – общая тенденция литературы двадцатого века. Начало этой линии положили Г. Кржижановский, автор знаменитой «Варшавянки», и М. Горький, создатель «Песни о Соколе» и «Песни о Буревестнике». А сама мысль о гражданственности как критерии истинно художественного произведения возникла гораздо раньше. Об этом писали еще А.С. Пушкин и Н.А. Некрасов.
Рекомендуется к прочтению:
Стихотворение Маяковского В.В.
«Я и Наполеон»
"Я и Наполеон"
Я живу на Большой Пресне,
36, 24.
Место спокойненькое.
Тихонькое.
Ну?
Кажется - какое мне дело,
что где-то
в буре-мире
взяли и выдумали войну?
Ночь пришла.
Хорошая.
Вкрадчивая.
И чего это барышни некоторые
дрожат, пугливо поворачивая
глаза громадные, как прожекторы?
Уличные толпы к небесной влаге
припали горящими устами,
а город, вытрепав ручонки-флаги,
молится и молится красными крестами.
Простоволосая церковка бульварному
изголовью
припала,- набитый слезами куль,-
а У бульвара цветники истекают кровью,
как сердце, изодранное пальцами пуль.
Тревога жиреет и жиреет,
жрет зачерствевший разум.
Уже у Ноева оранжереи
покрылись смертельно-бледным газом!
Скажите Москве -
пускай удержится!
Не надо!
Пусть не трясется!
Через секунду
встречу я
неб самодержца,-
возьму и убью солнце!
Видите!
Флаги по небу полощет.
Вот он!
Жирен и рыж.
Красным копытом грохнув о площадь,
въезжает по трупам крыш!
Тебе,
орущему:
"Разрушу,
разрушу!",
вырезавшему ночь из окровавленных карнизов,
я,
сохранивший бесстрашную душу,
бросаю вызов!
Идите, изъеденные бессонницей,
сложите в костер лица!
Все равно!
Это нам последнее солнце -
солнце Аустерлица!
Идите, сумасшедшие, из России, Польши.
Сегодня я - Наполеон!
Я полководец и больше.
Сравните:
я и - он!
Он раз чуме приблизился троном,
смелостью смерть поправ,-
я каждый день иду к зачумленным
по тысячам русских Яфф!
Он раз, не дрогнув, стал под пули
и славится столетий сто,-
а я прошел в одном лишь июле
тысячу Аркольских мостов!
Мой крик в граните времени выбит,
и будет греметь и гремит,
оттого, что
в сердце, выжженном, как Египет,
есть тысяча тысяч пирамид!
За мной, изъеденные бессонницей!
Выше!
В костер лица!
Здравствуй,
мое предсмертное солнце,
солнце Аустерлица!
Люди!
Будет!
На солнце!
Прямо!
Солнце съежится аж!
Громче из сжатого горла храма
хрипи, похоронный марш!
Люди!
Когда канонизируете имена
погибших,
меня известней,-
помните:
еще одного убила война -
поэта с Большой Пресни!
Стихотворение Маяковского В.В. - Я и Наполеон
См. также Владимир Маяковский - стихи (Маяковский В. В.) по теме :
Я знаю силу слов, я знаю слов набат.
Я знаю силу слов, я знаю слов набат. Они не те, которым рукоплещут лож.
Я
По мостовой моей души изъезженной шаги помешанных вьют жестких фраз п.
Послушать стихотворение Маяковского Я и наполеон
Темы соседних сочинений
Картинка к сочинению анализ стихотворения Я и наполеон
Настроение произведения Я и наполеон
