Анализ стихотворения Маяковского Птичка божия
ПТИЧКА БОЖИЯ
1929
Он вошел,
склонясь учтиво.
Руку жму.
— Товарищ —
сядьте!
Что вам дать?
Автограф?
Чтиво?
— Нет.
Мерси вас.
Я —
писатель.
— Вы?
Писатель?
Извините.
Думал —
вы пижон.
А вы…
Что ж,
прочтите,
зазвените
грозным
маршем
боевым.
Вихрь идей
у вас,
должно быть.
Новостей
у вас
вагон.
Что ж,
пожалте в уха в оба.
Рад товарищу. —
А он:
— Я писатель.
Не прозаик.
Нет.
Я с музами в связи. —
Слог
изыскан, как борзая.
Сконапель
На затылок
нежным жестом
он
кудрей
закинул шелк,
стал
барашком златошерстым
и заблеял,
и пошел.
Что луна, мол,
над долиной,
мчит
ручей, мол,
по ущелью.
Тинтидликал
мандолиной,
дундудел виолончелью.
Нимб
обвил
волосьев копны.
Лоб
горел от благородства.
Я терпел,
терпел
и лопнул
и ударил
лапой
о́б стол.
— Попрошу вас
покороче.
Бросьте вы
поэта корчить!
Посмотрю
с лица ли,
сзади ль,
вы тюльпан,
а не писатель.
Вы,
над облаками рея,
птица
в человечий рост.
Вы, мусье,
из канареек,
чижик вы, мусье,
и дрозд.
В испытанье
битв
и бед
с вами,
што ли,
мы
полезем?
В наше время
тот —
поэт,
тот —
писатель,
кто полезен.
Уберите этот торт!
Стих даешь —
хлебов подвозу.
В наши дни
писатель тот,
кто напишет
марш
и лозунг!
у стихотворения ПТИЧКА БОЖИЯ аудио записей пока нет.
Владимир Маяковский — Он вошел, склонясь учтиво ( Птичка божия )
Ptichka bozhia
On voshel, sklonyas uchtivo.
Ruku zhmu. — Tovarishch — syadte!
Chto vam dat? Avtograf? Chtivo?
— Net. Mersi vas. Ya — pisatel.
— Vy? Pisatel? Izvinite.
Dumal — vy pizhon. A vy.
Chto zh, prochtite, zazvenite
groznym marshem boyevym.
Vikhr idey u vas, dolzhno byt.
Novostey u vas vagon.
Chto zh, pozhalte v ukha v oba.
Rad tovarishchu. — A on:
— Ya pisatel. Ne prozaik.
Net. Ya s muzami v svyazi. —
Slog izyskan, kak borzaya.
Skonapel lya poezi.
Na zatylok nezhnym zhestom
on kudrey zakinul shelk,
stal barashkom zlatosherstym
i zableyal, i poshel.
Chto luna, mol, nad dolinoy,
mchit ruchey, mol, po ushchelyu.
Tintidlikal mandolinoy,
dundudel violonchelyu,
Nimb obvil volosyev kopny.
Lob gorel ot blagorodstva.
Ya terpel, terpel i lopnul
i udaril lapoy ob stol.
— Poproshu vas pokoroche.
Broste vy poeta korchit!
Posmotryu s litsa li, szadi l,
vy tyulpan, a ne pisatel.
Vy, nad oblakami reya,
ptitsa v chelovechy rost.
Vy, musye, iz kanareyek,
chizhik vy, musye, i drozd.
V ispytanye bitv i bed
s vami, shto li, my polezem?
V nashe vremya tot — poet,
tot — pisatel, kto polezen.
Uberite etot tort!
Stikh dayesh — khlebov podvozu.
V nashi dni pisatel tot,
kto napishet marsh i lozung!
Gnbxrf ,j;bz
Jy djitk, crkjyzcm exnbdj/
Here ;ve/ — Njdfhbo — czlmnt!
Xnj dfv lfnm? Fdnjuhfa? Xnbdj?
— Ytn/ Vthcb dfc/ Z — gbcfntkm/
— Ds? Gbcfntkm? Bpdbybnt/
Levfk — ds gb;jy/ F ds///
Xnj ;, ghjxnbnt, pfpdtybnt
uhjpysv vfhitv ,jtdsv/
Db[hm bltq e dfc, ljk;yj ,snm/
Yjdjcntq e dfc dfujy/
Xnj ;, gj;fknt d e[f d j,f/
Hfl njdfhboe/ — F jy:
— Z gbcfntkm/ Yt ghjpfbr/
Ytn/ Z c vepfvb d cdzpb/ —
Ckju bpscrfy, rfr ,jhpfz/
Crjyfgtkm kz gjpb/
Yf pfnskjr yt;ysv ;tcnjv
jy relhtq pfrbyek itkr,
cnfk ,fhfirjv pkfnjithcnsv
b pf,ktzk, b gjitk/
Xnj keyf, vjk, yfl ljkbyjq,
vxbn hextq, vjk, gj eotkm//
Nbynblkbrfk vfyljkbyjq,
leyleltk dbjkjyxtkm/,
Ybv, j,dbk djkjcmtd rjgys/
Kj, ujhtk jn ,kfujhjlcndf/
Z nthgtk, nthgtk b kjgyek
b elfhbk kfgjq j, cnjk/
— Gjghjie dfc gjrjhjxt/
,hjcmnt ds gjnf rjhxbnm!
Gjcvjnh/ c kbwf kb, cpflb km,
ds n/kmgfy, f yt gbcfntkm/
Ds, yfl j,kfrfvb htz,
gnbwf d xtkjdtxbq hjcn/
Ds, vecmt, bp rfyfhttr,
xb;br ds, vecmt, b lhjpl/
D bcgsnfymt ,bnd b ,tl
c dfvb, inj kb, vs gjktptv?
D yfit dhtvz njn — gjn,
njn — gbcfntkm, rnj gjktpty/
E,thbnt njn njhn!
Cnb[ lftim — [kt,jd gjldjpe/
D yfib lyb gbcfntkm njn,
rnj yfgbitn vfhi b kjpeyu!
ПТИЧКА БОЖИЯ - стихотворение Маяковский В. В.
На затылок
нежным жестом
он
кудрей
закинул шелк,
стал
барашком златошерстым
и заблеял,
и пошел.
Что луна, мол,
над долиной,
мчит
ручей, мол,
по ущелью.
Тинтидликал
мандолиной,
дундудел виолончелью.
Нимб
обвил
волосьев копны.
Лоб
горел от благородства.
Я терпел,
терпел
и лопнул
и ударил
лапой
о́б стол.
— Попрошу вас
покороче.
Бросьте вы
поэта корчить!
Посмотрю
с лица ли,
сзади ль,
вы тюльпан,
а не писатель.
Вы,
над облаками рея,
птица
в человечий рост.
Вы, мусье,
из канареек,
чижик вы, мусье,
и дрозд.
В испытанье
битв
и бед
с вами,
што ли,
мы
полезем?
В наше время
тот —
поэт,
тот —
писатель,
кто полезен.
Уберите этот торт!
Стих даешь —
хлебов подвозу.
В наши дни
писатель тот,
кто напишет
марш
и лозунг!
слушать, скачать аудио стихотворение
ПТИЧКА БОЖИЯ Маяковский В. В.
к общему сожалению, пока аудио нет
анализ, сочинение или реферат о стихотворении
ПТИЧКА БОЖИЯ:
«Птичка божия» В.Маяковский
«Птичка божия» Владимир Маяковский
Он вошел,
склонясь учтиво.
Руку жму.
— Товарищ —
сядьте!
Что вам дать?
Автограф?
Чтиво?
— Нет.
Мерси вас.
Я —
писатель.
— Вы?
Писатель?
Извините.
Думал —
вы пижон.
А вы…
Что ж,
прочтите,
зазвените
грозным
маршем
боевым.
Вихрь идей
у вас,
должно быть.
Новостей
у вас
вагон.
Что ж,
пожалте в уха в оба.
Рад товарищу. —
А он:
— Я писатель.
Не прозаик.
Нет.
Я с музами в связи. —
Слог
изыскан, как борзая.
Сконапель
ля поэзи.
На затылок
нежным жестом
он
кудрей
закинул шелк,
стал
барашком златошерстым
и заблеял,
и пошел.
Что луна, мол,
над долиной,
мчит
ручей, мол,
по ущелью.
Тинтидликал
мандолиной,
дундудел виолончелью,
Нимб
обвил
волосьев копны.
Лоб
горел от благородства.
Я терпел,
терпел
и лопнул
и ударил
лапой
об стол.
— Попрошу вас
покороче.
Бросьте вы
поэта корчить!
Посмотрю
с лица ли,
сзади ль,
вы тюльпан,
а не писатель.
Вы,
над облаками рея,
птица
в человечий рост.
Вы, мусье,
из канареек,
чижик вы, мусье,
и дрозд.
В испытанье
битв
и бед
с вами,
што ли,
мы
полезем?
В наше время
тот —
поэт,
тот —
писатель,
кто полезен.
Уберите этот торт!
Стих даешь —
хлебов подвозу.
В наши дни
писатель тот,
кто напишет
марш
и лозунг!
Анализ стихотворения Маяковского «Птичка божия»
Лирический субъект позднего Маяковского считает по-прежнему актуальной проблему предназначения художественного слова. В стихотворении «Мрачное о юмористах» он критикует собратьев по цеху за несерьезные, мелкие и устаревшие темы. Вывод героя беспощаден: современный сатирик «обеззубел» и «обэстетился». Призывая к перу по-настоящему «бодрых задир», автор рекомендует высмеивать приспособленцев, паразитирующих «на труде, на коммунизме».
Обличительный слог полководца стихотворного фронта не щадит и поэта-лирика, главного персонажа «Птички божией», датированной осенью 1929 г. Визит возвышенного служителя муз к пролетарскому поэту стал формальным поводом для гневной критики не только творчества отдельного автора, но и трактовки предмета искусства в целом.
Стихотворение открывается сценой встречи энергичного и деловитого хозяина-литератора и смущенного манерного гостя, которого сначала принимают за читателя. Узнав род занятий визитера, бесцеремонный хозяин мгновенно «приклеивает» на пришедшего первый из ярлыков — «пижон». Впрочем, первоначальная оценка не является окончательной, и лирический герой дает собеседнику шанс исправить впечатление. Он ждет от новичка актуальных тем, «вихря идей» и «новостей вагон», которые воплотились в строчки «грозного боевого марша».
Коллега не оправдывает ожиданий маститого литератора: он начинает «поэта корчить». Отвлеченная пейзажная тематика, плавные медитативные интонации — такие стихи не могут устроить героя Маяковского. Для передачи авторской иронии привлекаются разнообразные средства: эпитеты, искаженные галлицизмы, неологизмы, сравнения. Все они призваны снизить образ персонажа, выставить его личность и творчество в смешном свете. Самые необычные из тропов — пара оригинальных глаголов «тинтидликал» и «дундудел», «собранные» автором из звуков музыкальных инструментов.
Хозяин резко обрывает речь писателя-«тюльпана», стукнув по столу «лапой». Он награждает гостя следующей серией ярлыков, на этот раз связанных с образами небольших певчих птиц. Лирик предстает в гиперболизированном образе птицы размером с человека, напоминающем современную ростовую куклу.
В финальном эпизоде пролетарский поэт объясняет причины своего возмущения: действительность не нуждается в традиционной лирической проблематике, ей необходимы «марш и лозунг». Антитеза асоциального и социального искусства выражается яркой метафорой, в которой первая разновидность уподобляется торту, вторая — хлебу.
Трактовка темы поэзии Маяковский
Несколько особняком в поэзии рубежа веков стоит Маяковский. Его трактовка темы поэзии с самого начала отличалась двумя яркими чертами: предельным демократизмом творчества (Маяковский входил в поэзию как поэт улицы) и уверенностью в своей безусловной поэтической гениальности. Оба этих начала ярко проявились в стихотворении «А все-таки»: «Но меня не осудят, но меня не облают, как пророку цветами устелят мне след. Все эти, провалившиеся носами, знают: Я — ваш поэт…. И бог заплачет над моею книжкой! Не слова — судороги, слипшиеся комом; и побежит по небу с моими стихами подмышкой, и будет, задыхаясь, читать их своим знакомым».
В послеоктябрьскую эпоху эти два мотива обогатились у Маяковского другим содержанием, сделавшим его подлинным новатором в трактовке этой вечной темы. Усваивая многие традиционные мотивы русской классической поэзии (прежде всего гражданские, связанные с именем и творчеством Некрасова), Маяковский впервые поставил вопрос «о месте поэта в рабочем строю». Он относился к поэтической работе не как к «магии слова», не как к божественному вдохновению, но — в противовес давней поэтической традиции — как к труду, сложному, порой изматывающему, но необходимому стране. Этой мысли, в сущности, посвящено все стихотворение «Разговор с фининспектором о поэзии» — во многом программное для всего творчества Маяковского, а первый подступ к пониманию поэзии как труда, даже производства, состоялся еще в 1918 году в стихотворении «Поэт-рабочий».
Центральной в понимании поэзии и поэтического труда стала у Маяковского идея социального заказа. Именно подчиняясь этой идее, он забрасывал многие свои поэтические замыслы, торопясь делать срочную, необходимую стране в данный момент работу — будь то окна РОСТА или даже реклама. «В наше время тот поэт, тот писатель, кто полезен», — писал Маяковский в стихотворении «Птичка божия», высмеивая попутно «бесполезных», но красивых поэтов, пишущих о том, что «луна, мол, над, долиной, мчит ручей, мол, по ущелью». И не то чтобы самому Маяковскому не хотелось взяться за интимную лирику — а лирик он был замечательно тонкий и поэтичный, — но просто, с его точки зрения, было не время: «Я буду писать и про то, и про это, но нынче не время любовных ляс. Я всю свою звонкую силу поэта тебе отдаю, атакующий класс!»
Такое творчество давалось Маяковскому нелегко. И суровым признанием звучат строки из итогового произведения Маяковского — поэмы «Во весь голос»: «И мне агитпроп в зубах навяз, и мне б строчить романсы на вас, — доходней оно и прелестней. Но я себя смирял, становясь на горло собственной песне». И все же нетрадиционный, даже, шокирующий публику образ писателя — «ассенизатора и водовоза» — был для Маяковского дороже, чем представление о писателе, как о «птичке божией». Потому что именно такая — тяжелая, неприглядная и неблагодарная работа была нужна для построения социализма, идее которого Маяковский отдал всю свою поэтическую жизнь. И свое поэтическое бессмертие Маяковский понимает иначе, нежели поэты до него, отвергая саму традиционную для русской и мировой поэзии идею памятника: «Мне наплевать на бронзы многопудье, мне наплевать на мраморную слизь. Сочтемся славою, — ведь мы свои же люди, — пускай нам общим памятником будет построенный в боях социализм». Именно для этого, для будущего, куда всеми силами стремился футурист Маяковский, и работает поэт: «Для вас, которые здоровы и ловки, поэт вылизывал чахоткины плевки шершавым языком плаката».
Если поэт-рабочий — один из любимых и принципиально важных для Маяковского образов, то не менее характерно для него уподобление поэзии оружию — здесь Маяковский обращается к давней традиции русской поэзии: «Парадом развернув моих страниц войска, я прохожу по строчечному фронту»: Этот ассоциативный ряд, навеянный, несомненно, не только традицией, но и до зубов вооруженной эпохой, заставляет Маяковского даже поступаться идеей личного поэтического бессмертия, что для него далеко не пустяк: «Умри, мой стих, умри, как рядовой, как безымянные на штурмах мерли наши!» А к своей будущей поэтической судьбе в веках Маяковский, при всем внешнем равнодушии, относился весьма горячо, не случайно противопоставляя себя другим поэтам: «Я к вам приду в коммунистическое далеко не так, как песенно-есененный провитязь…», «Явившись в Це Ка Ка идущих светлых лет, над бандой поэтических рвачей и выжиг, я подниму, как большевистский партбилет, все сто томов моих партийных книжек».
Уверенность Маяковского в сноси поэтической гениальности была, возможно, несколько наигранной, но возможно, и подлинной. Характерно в этом смысле стихотворение Маяковского «Юбилейное», где поэт запросто беседует с самим Пушкиным и, признавая его заслуги, все-таки, пожалуй, считает себя несколько выше гения русской поэзии — не по личной одаренности, а в силу обстоятельств жизни и эпохи: «Вам теперь пришлось бы бросить ямб картавый. Нынче наши перья- штык да зубья вил, — битвы революций посерьезнев «Полтавы», и любовь пограндиознее онегинской любви». С полной естественностью ставит себя лирический герой Маяковского на одну доску с Пушкиным, попутно отвергая практически всех других русских поэтов, как прежних, так и современных, за исключением Некрасова (что примечательно) и, может быть, еще Асеева: «Мне при жизни с вами сговориться б надо. Скоро вот и я умру и буду нем. После смерти нам стоять почти что рядом: Кто ж меж нами? С кем велите знаться. Чересчур страна моя поэтами нища». Но может быть, не в этом шокирующем панибратстве с классиком суть стихотворения Маяковского, а в том, что русская поэзия, какова бы она ни была, а обращается все-таки к Пушкину как к своей незыблемой и бесспорной основе.
Здесь искали:
- традиции поэтов 19 века в трактовке маяковским темы поэта и поэзии
- Традиция мотива памятника в классической Русской поэзии в творчестве В Маяковского
- поэзия та жедобычастихотворение маяковский анализ