Анализ стихотворения Лермонтова Графине ростопчиной

«Графине Ростопчиной» М.Лермонтов

«Графине Ростопчиной» Михаил Лермонтов

Я верю: под одной звездою
Мы с вами были рождены;
Мы шли дорогою одною,
Нас обманули те же сны.
Но что ж!— от цели благородной
Оторван бурею страстей,
Я позабыл в борьбе бесплодной
Преданья юности моей.
Предвидя вечную разлуку,
Боюсь я сердцу волю дать;
Боюсь предательскому звуку
Мечту напрасную вверять…

Так две волны несутся дружно
Случайной, вольною четой
В пустыне моря голубой:
Их гонит вместе ветер южный;
Но их разрознит где-нибудь
Утеса каменная грудь…
И, полны холодом привычным,
Они несут брегам различным,
Без сожаленья и любви,
Свой ропот сладостный и томный,
Свой бурный шум, свой блеск заемный
И ласки вечные свои.

Анализ стихотворения Лермонтова «Графине Ростопчиной»

Дама, которой посвящен поэтический текст, выделялась из однообразного ряда светских красавиц. Наделенная талантом к стихосложению, Евдокия Ростопчина была одной из немногих современниц, не только признавших лермонтовское дарование, но и принявших непростую натуру поэта.

Стихотворение-посвящение появилось весной 1841 г. за несколько месяцев до гибели автора. Произведение вошло в тетрадь, которую поэт преподнес своей доброй подруге перед отъездом на Кавказ.

Первая строфа стихотворного текста посвящена чувствам лирического «я». Измученный тяжелыми предзнаменованиями «вечной разлуки», герой ощущает потребность излить душу чуткому сердцу надежной подруги. Союз двух близких по мировоззрению героев автор обозначает лирическим «мы» и подкрепляет анафорой «одной» — «одною» — «те же».

Герой сознается, что на время «позабыл» о возвышенных идеалах, которые объединяли пару в молодости. Душу лирического «я» терзают противоречия: желание выговориться сопровождается опасениями, что подчеркивает лексическая анафора «боюсь».

Во второй строфе изображена развернутая пейзажная зарисовка, сравнивающая картину природы с душевным состоянием героя. Лирическое повествование ведется одновременно на двух планах — пейзажном и обобщенном философском.

«Две волны» символизируют судьбы «вольной четы»: их дружный, хотя и «случайный» союз оканчивается разлукой, которая происходит «без сожаленья и любви». Многочисленные олицетворения, присутствующие в описании волн и утеса, создают аллегорию, где «пустыня моря» отождествляется с жизненной пустыней.

В противовес начальному «одна» финальные строки содержат повтор с антитетичным содержанием — анафору «свои». Осознавая разнообразие судеб, лирическое «мы» не страшится расставания и даже смерти. О противоречивой привлекательности жизненной круговерти свидетельствуют определения «сладостный», «томный» и «бурный», а также лексема «блеск». Эпитет «вечные» намекает о бесконечности бытия.

Картина одиночества лирического героя, заявленная с первых поэтических опытов Лермонтова, в позднем периоде приобретает другие краски. Гордую позицию оскорбленного романтика, противостоящего всему миру, сменяют философские раздумья. Герой не выглядит абсолютно одиноким: в «пестрой толпе» он встречает родственную душу — искреннюю, независимую, но способную примириться с диссонансами жизненного маскарада.

"Графине Ростопчиной" это:

"Графине Ростопчиной" «ГРАФИНЕ РОСТОПЧИНОЙ». стих. к-рое Л. вписал в альбом, подаренный им поэтессе Е.П. Ростопчиной перед отъездом на Кавказ в сер. апреля 1841. Предчувствуя скорую гибель («вечную разлуку»), поэт говорит о том, чт́́о связывало его с Ростопчиной в годы ранней молодости, о крушении романтич. иллюзий, «преданий юности», об утрате «цели благородной», о жизни, прошедшей в «бесплодной борьбе». Ростопчина 27 марта 1841 посвятила Л. стих. «На дорогу»; зная о мрачных предчувствиях поэта, она стремилась его успокоить («И минет срок его изгнанья, и он вернется невредим. »). Вторая часть стих. Л. — развернутое сравнение, типичное для лирики Л. оно обычно превращается в символич. образ, имеющий относит. самостоятельность. Образ моря художественно завершает встречающиеся у Л. сравнения душевной жизни человека с морскими волнами («Волны и люди», «Для чего я не родился этой синею волной»). Каждое слово во второй иносказат. части стих. представляет элемент пейзажа и одновременно заключает скрытый внутр. смысл (см. Пейзаж). Две волны «несутся дружно», потому что речь идет о дружбе; вместе с тем это «чета случайная». Случайность привязанностей — особенность совр. поколения (в «Думе»: «И ненавидим мы, и любим мы случайно»); но чета и «вольная», т.е. без к.-л. обязанностей по отношению друг к другу, вольная в том смысле, в каком дорожил свободой Печорин («Я готов на все жертвы, кроме этой. свободы моей не продам», — говорил он о женитьбе). «В пустыне моря» в контексте лермонт. лирики означает «в пустыне жизни», в пустыне света (ср. «За жар души, растраченный в пустыне» — «Благодарность»). В строке «И полны холодом привычным» говорится и о холоде волн, и о холоде человеческих душ как отличит. признаке времени (ср. в «Думе»: «И царствует в душе какой-то холод тайный»). В общем аллегорич. контексте строка «Свой бурный шум, свой блеск заемный» — не только звуковая и внешняя характеристика волн, меняющих свой цвет от освещения, но и косвенное признание собств. участия в светском и жизненном маскараде. «Заемный блеск» здесь подобен тому, о к-ром Л. писал в стих. «Как часто пестрою толпою окружен» («Наружно погружась в их блеск и суету»), это «блеск утомительный бала» (стих. «М. А. Щербатовой»). Заключит. стих «И ласки вечные свои» содержит характерный для Л. последних лет поэтич. образ, смысл к-рого в том, что гибель героя не предполагает его полного исчезновения («Любовь мертвеца», «Сон», «Выхожу один я на дорогу»). Поэт не хочет примириться с конечностью бытия и связывает свои представления о бессмертии с высшими жизненными ценностями. В стих. говорится не только о предстоящем расставании, но и о разных судьбах Л. и Ростопчиной («Они несут брегам различным»). Ср. со стих. К. Павловой «Графине Ростопчиной» (июль 1841). Возможно, что В. Г. Белинский располагал списком стих. «Договор», к-рый оканчивался строфою «Так две волны несутся дружно». В письме к В. П. Боткину он писал: «Эта пьеса напечатана не вполне; вот ее конец. », и далее следовала названная строфа (XII, 85). Эти строки могли быть исключены из «Договора» и в дальнейшем составить 2-ю ч. стих. «Графине Ростопчиной». Автограф неизв. Впервые — сб. «Рус. беседа», т. 2, СПБ, 1841, с. 94. Датируется сер. апреля 1841.

Лит. Белинский. т. 6, с. 548; т. 12, с. 498; [Ростопчина Е. П. Прим. к стих. «Пустой альбом»], в ее кн. Стихотворения, т. 2, 2 изд. СПБ, 1857, с. 85; Шувалов (4), с. 264—65; Найдич Э. Э. Иносказательные образы у Л. «Рус. речь», 1976, № 6, с. 27—31; Гиллельсон (2), с. 190—94, 195, 197, 199.

Э. Э. Найдич Лермонтовская энциклопедия / АН СССР. Ин-т рус. лит. (Пушкин. Дом); Науч.-ред. совет изд-ва "Сов. Энцикл."; Гл. ред. Мануйлов В. А. Редкол. Андроников И. Л. Базанов В. Г. Бушмин А. С. Вацуро В. Э. Жданов В. В. Храпченко М. Б. — М. Сов. Энцикл. 1981

Смотреть что такое Графине Ростопчиной в других словарях:

Ростопчина, Евдокия Петровна — Евдокия Петровна Ростопчина Художник Г. Кордик, 1846 Имя при рождении … Википедия

Ростопчина Евдокия Петровна — урожденная Сушкова (1811/1812 1858), графиня, русская поэтесса. Лирические стихи (сборник «Стихотворения», 1841), поэмы, а также прозаические повести («Палаццо Форли», 1854), романы («Счастливая женщина», 1852), комедии в стихах. * * *… … Энциклопедический словарь

Лермонтов, Михаил Юрьевич — Запрос «Лермонтов» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Михаил Юрьевич Лермонтов … Википедия

Герой нашего времени — Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей … Википедия

Консовский, Алексей Анатольевич — Алексей Консовский Имя при рождении: Алексей Анатольевич Консовский Дата рождения: 15 (28) января 1912(1912 01 28) … Википедия

Демон (поэма) — У этого термина существуют и другие значения, см. Демон (значения). Демон … Википедия

Как часто, пёстрою толпою окружён (Лермонтов) — Значимость предмета статьи поставлена под сомнение. Пожалуйста, покажите в статье значимость её предмета, добавив в неё доказательства значимости по частным критериям значимости или, в случае если частные критерии значимости для… … Википедия

Маскарад (пьеса) — У этого термина существуют и другие значения, см. Маскарад (значения). Маскарад Жанр: драма Автор: М. Ю. Лермонтов Язык оригинала: русский Год написания: 1 … Википедия

Хаджи Абрек (поэма) — Леила и Хаджи Абрек (картина Николая Ге) «Хаджи Абрек» (1833 1834) первая поэма Михаила Лермонтова, появившаяся в печати. Поэма датируется 1833 1834 годами на основании свидетельств товарищей Лермонтова Н.Н. Манвелова и А.М. Меринског … Википедия

Счастливая женщина. Е. П. Ростопчина. Евдокия Петровна Ростопчина (1811 -1858) - известная писательница прошлого века. Ее перу принадлежат интересные повести, принесшие автору славу "российской Жорж Занд". Их отличает… Подробнее Купить за 300 руб
Стихотворeния (1828-1841). Лермонтов М. Ю. … Подробнее Купить за 105 руб
Стихотворения. Тютчев Ф. И. Тютчев Федор Иванович (1803-1873) - гениальный русский лирик, поэт романтического склада. Певец природы, остро ощущавший космос, тончайший мастер стихотворного пейзажа, Тютчев рисовал его… Подробнее Купить за 60 руб

Другие книги по запросу «"Графине Ростопчиной"» >>

Графиня Евдокия Ростопчина

(Текст радиопрограммы из цикла "Современники Пушкина": 1.Василий Жуковский; 2.Константин Батюшков; 3.Петр Вяземский; 4. Василий Пушкин; 5. Антон Дельвиг; 6. Вильгельм Кюхельбекер; 7. Александр Грибоедов; 8. Евгений Баратынский; 9. Дмитрий Веневитинов; 10. Василий Туманский; 11. Федор Туманский; 12. Алексей Кольцов; 13. Денис Давыдов; 14. Николай Языков)

ПРЕДИСЛОВИЕ К ЦИКЛУ

Цикл радиопрограмм в рубрике «Душа поэта» сначала назывался «Современники классиков», но поскольку все, о ком шла речь, так или иначе, как вокруг Солнца, вращались вокруг "Солнца нашей поэзии" - Александра Сергеевича, то постепенно сложилась такая поэтическая "галактика". И название "Современники Пушкина", и название "Современники классиков" условно, и, разумеется, не вполне отражает истинную картину литературного процесса. Скорее, это игра слов и смыслов, своеобразная аллюзия, отсылающая к популярной литературной серии «Классики и современники».

Целью программ является прежде всего просвещение – напоминание известных (главным образом, специалистам или особо интересующимся литературой) фактов жизни и творчества авторов, чьи имена и некоторые произведения на слуху – но не более того. Несмотря на то, что это явная литературоведческая компиляция, все же основана она на личном взгляде автора и ведущей программ на личность и творчество того или иного поэта. Надеюсь, что хотя бы эскизно, но удается обрисовать атмосферу эпохи, о которой идет речь в программах. Кроме того, надо иметь в виду, что эти тексты – составляющая часть «литературно-музыкальных» композиций, выходящих в эфире радио «Гармония мира» (Одесса).

Формат программ – один, два или три выпуска продолжительностью по 14-15 минут, однако здесь двойные и тройные выпуски для удобства чтения объединены в один цельный текст.

15. ГРАФИНЯ ЕВДОКИЯ РОСТОПЧИНА

Так сложилось в русской литературе, что законодателями стилей и жанров всегда были мужчины – поэты, писатели, драматурги. При этом изначально считалось, что сочинительство – занятие не вполне достойное даже для мужчины, а уж если женщина отдавала литературе все свои душевные силы и время, то это и вовсе было неприличным. Конечно, допускалось, что барышня может сочинять милые стишки для собственного удовольствия – как, скажем, вышивать крестиком или даже писать этюды и портреты – но все это редко выходило за пределы домашнего употребления.
Но вот в 1831 году в альманахе барона Дельвига «Северные цветы» было опубликовано стихотворение за анонимной подписью «Д. С..ва» –

Есть талисман священный у меня.
Храню его: в нём сердца всё именье,
В нём цель надежд, в нём узел бытия,
Грядущего залог, дней прошлых упоенье.

Он не браслет с таинственным замком,
Он не кольцо с заветными словами,
Он не письмо с признаньем и мольбами,
Не милым именем наполненный альбом

И не перо из белого султана,
И не портрет под крышею двойной.
Но не назвать вам талисмана,
Не отгадать вам тайны роковой.

Мне талисман дороже упованья,
Я за него отдам и жизнь, и кровь:
Мой талисман – воспоминанье
И неизменная любовь!

Инкогнито вскоре было раскрыто – стихи принадлежали мадмуазель Додо Сушковой. Додо – так в семье называли юную Евдокию Сушкову – дочь действительного статского советника. Родилась она 23 декабря 1811 года (по старому стилю, 4 января 1812 – по новому), рано осталась без матери, происходившей из знатного рода Пашковых. Воспитывалась девочка у родственников, и хотя ее все любили, чувствовала и свое сиротство, и некоторое одиночество: семья Пашковых была далека от творчества вообще, и литературного в частности, а Додо с детства испытывала потребность выражать свои чувства, мысли, переживания в стихах.

На одном из детских праздников девочка познакомилась и подружилась с угрюмым мальчиком, которого звали Миша Лермонтов. Эту дружбу они пронесли через всю жизнь, чувствуя друг в друге духовно близких людей. Лермонтов посвятил ей несколько стихотворений, и вот одно из ранних – поэтический портрет Додо:

Умеешь ты сердца тревожить,
Толпу очей остановить,
Улыбкой гордой уничтожить,
Улыбкой нежной оживить;
Умеешь ты польстить случайно
С холодной важностью лица
И умника унизить тайно,
Взяв пылко сторону глупца!
Как в Талисмане стих небрежный,
Как над пучиною мятежной
Свободный парус челнока,
Ты беззаботна и легка.
Тебя не понял север хладный;
В наш круг ты брошена судьбой,
Как божество страны чужой,
Как в день печали миг отрадный!

По воспоминаниям брата Евдокии Сушковой, Дмитрия Сушкова, ее стихотворение «Талисман» попало в печать без ведома автора по инициативе князя Вяземского, и когда имя сочинительницы стало известным, «в доме Пашковых все набросились на нее, упрекая всячески за этот постыдный и неприличный поступок, так что молодой поэтессе не раз приходилось жутко за то, что она не сумела вполне затаить в себе данного ей от Бога дарования».

Но притом, что родственники не одобряли увлеченности девушки литературой, Дмитрий Сушков об этой наклонности сестры вспоминает так: «Евдокия Петровна начала писать стихи в 1828 или 1829 году. Что побудило ее к этому, я не знаю, но можно предполагать, что любовь к стихотворству и вообще к писательству была передана ей по наследству, как родовое качество семейства нашего, в котором занимались сочинительством три поколения подряд, а именно: бабка наша, с отцовской стороны, Мария Васильевна Сушкова, … отец наш, Петр Васильевич, и два брата его, Михаил и Николай Васильевичи, наконец, Евдокия Петровна и я, а отчасти и брат наш, Сергей Петрович, ныне главный редактор „Правительственного Вестника"».

Потрясло современников стихотворение юной Додо Сушковой «К страдальцам-изгнанникам», посвященное декабристам: конечно, оно не было опубликовано, но ходило в списках, и вызвало гнев государя. Многие восприняли его как политический манифест, но для девушки это было прежде всего выражением сочувствия к тем, кто был одержим благородными идеями – и за эти идеи пострадал. Эпиграфом к нему она взяла строки казненного Кондратия Рылеева:

Но где, скажи, когда была
Без жертв искуплена свобода?

И далее она размышляет:

Соотчичи мои, заступники свободы,
О вы, изгнанники за правду и закон,
Нет, вас не оскорбят проклятием народы,
Вы не услышите укор земных племен!
Пусть сокрушились вы о силу самовластья,
Пусть угнетают вас тирановы рабы, –
Но ваш терновый путь, ваш жребий лучше счастья
И стоит всех даров изменчивой судьбы.
Удел ваш – не позор, а слава, уваженье,
Благословения правдивых сограждан,
Спокойной совести, Европы одобренье
И благодарный храм от будущих славян!
Хоть вам не удалось исполнить подвиг мести
И цепи рабства снять с России молодой,
Но вы страдаете для родины и чести,
И мы признания вам платим долг святой.

Современники помнили о первом опубликованном стихотворении Додо Сушковой, где речь шла о ее тайной привязанности, и терялись в догадках, кто же был предметом ее неразделенной любви. Тем неожиданнее для всех в 1833 году стал ее брак с младшим сыном бывшего в 1812 году главнокомандующего Москвы графом Андреем Ростопчиным. Никто не замечал между ними нежных отношений, кроме того, в семье Ростопчиных в этот период случился конфликт: мать жениха не просто тайно от всех перешла в католичество, но и стала фанатичной католичкой, поносившей все православное, а Евдокия, или Авдотья, как ее тогда еще называли, искренне следовала православной вере.

Как бы то ни было, с тех пор мадмуазель Додо стала графиней Ростопчиной, и с этим именем вошла в русскую литературу. И в полной мере – в свет: она избавилась от домашних ограничений родственников, дом молодой четы Ростопчиных был открыт, она общалась со многими известными литераторами, а холодность между супругами компенсировалась балами и романами. Но надо отдать ей должное – графиня Ростопчина хорошо знала цену этим светским развлечениям: еще до замужества в 1832 году она написала стихотворение «Отринутому поэту», взяв эпиграфом строки популярного в те годы поэта Николая Павлова:

Нет! Ты не поняла поэта.
И не понять тебе его!

Далее будущая графия Ростопчина не без горькой иронии рассуждает о нравах высшего общества:

Она не поняла поэта.
Но он зачем её избрал?
Зачем, безумец, в вихре света
Подруги по сердцу искал?

Зачем он так неосторожно
Был красотою соблазнён?
Зачем надеждою тревожной
Он упивался, ослеплён?

И как не знать ему зараней,
Что все кокетки холодны,
Что их могущество в обмане,
Что им поклонники нужны.

И как с душою, полной чувства,
Ответа в суетных искать?
В них всё наука, всё искусство,
Любви прямой им не понять!
…
В ней огнь возвышенный, небесный
Красу земную не живит.
И вряд ли мрамор сей прелестный
Пигмалион одушевит.

Она кружится и пленяет,
Довольна роком и собой;
Она чужой тоской играет,
В ней мысли полны суетой.

В ней спит душа и не проснётся,
Покуда молода она,
Покуда жизнь её несётся,
Резва, блестяща и шумна.

Когда же юность с красотою
Начнут несчастной изменять,
Когда поклонники толпою
Уйдут других оков искать, –

Тогда, покинув сцену света,
И одинока и грустна,
Воспомнит верного поэта
С слезой раскаянья она.

Вполне возможно, что здесь Додо Сушкова имела в виду отношения ее близкого друга Михаила Лермонтова и своей двоюродной сестры Екатерины Сушковой, для которой влюбленность странного юного поэта казалась забавной. Вообще сам факт дружбы Лермонтова с Евдокией Сушковой-Ростопчиной о многом говорит: он ценил в ней искренность, открытость, ум, которых не находил во многих других своих современниках, особенно в женщинах.

А накануне своего последнего отъезда на Кавказ в 1841 году он встречался с Ростопчиной, делился с ней своими мрачными предчувствиями, и она, сама разделявшая его настроение, чтобы подбодрить друга, написала для Лермонтова стихотворение «На дорогу»:

Есть длинный, скучный, трудный путь.
К горам ведет он, в край далекий;
Там сердцу в скорби одинокой
Нет где пристать, где отдохнуть!
…
Ему — поклоннику живому
И богомольцу красоты —
Там нет кумира для мечты,
В отраду сердцу молодому.

Ни женский взор, ни женский ум
Его лелеять там не станут;
Без счастья дни его увянут.
Он будет мрачен и угрюм!

Но есть заступница родная
С заслугою преклонных лет,—
Она ему конец всех бед
У неба вымолит, рыдая!

Но заняты радушно им
Сердец приязненных желанья,—
И минет срок его изгнанья,
И он вернется невредим!

Как ей хотелось, чтоб это заклинание спасло поэта! Лермонтов же, уезжая, подарил ей альбом, куда вписал ответное посвящение:

Я верю: под одной звездою
Мы с вами были рождены;
Мы шли дорогою одною,
Нас обманули те же сны.
Но что ж! – от цели благородной
Оторван бурею страстей,
Я позабыл в борьбе бесплодной
Преданья юности моей.
Предвидя вечную разлуку,
Боюсь я сердцу волю дать;
Боюсь предательскому звуку
Мечту напрасную вверять…

После отъезда Лермонтова Евдокия Ростопчина передала для него его бабушке свою только что вышедшую книгу стихотворений с подписью «Михаилу Юрьевичу Лермонтову в знак удивления к его таланту и дружбы искренней к нему самому». Елизавета Арсеньева не спешила отправлять внуку этот подарок, и тот в письме из Пятигорска упрекал бабушку, что она не передала ему книгу тотчас.

Но не только Лермонтов, а и многие другие известные литераторы ценили Евдокию Ростопчину и за ее поэтический талант, и за личные качества. Еще раньше, в 1837 году начатую и неоконченную из-за трагической гибели тетрадь стихов Пушкина вручил ей Василий Жуковский, сопроводив бесценный подарок запиской: «Посылаю Вам, графиня, на память книгу… Она принадлежала Пушкину, он приготовил ее для новых своих стихов… Вы дополните и докончите эту книгу его. Она теперь достигла настоящего своего назначения».
В ответ Ростопчина написала такие строки:

И мне, и мне сей дар! – мне, слабой, недостойной,
Мой сердца духовник пришел его вручить,
Мне песнью робкою, неопытной, нестройной
Стих чудный Пушкина велел он заменить…

Совпадение ли обстоятельств, или сознательный выбор – но Ростопчина вскоре после этого почти на три года уединилась, подальше от светских развлечений Петербурга, в имении мужа – в деревне с женским именем Анна, что тоже символично: здесь она писала не только стихи, но и прозу, размышляя о судьбе женщины, о ее праве любить, а не только исполнять супружеские обязанности в браке.

И до замужества она познала, что любовь может быть нереализованной, неразделенной, и семейная жизнь ее была лишена душевного тепла и взаимности. Со своей давней тоской по искренним и возвышенным чувствам она пыталась справиться благодаря своему творчеству, написав, к примеру, повести «Чины и деньги» и «Поединок», которые в 1839 году вышли одной книгой под общим названием «Очерки большого света».

В эти же годы у нее родилось трое детей, но тема счастья женщины оставалась для нее слишком болезненной. В поисках этого самого счастья она пережила страстную внебрачную связь с сыном историка Карамзина – Андреем Карамзиным, и по некоторым источникам у них даже было две дочери, воспитывавшиеся в пансионе в Швейцарии. Отношения эти не имели будущего, и Карамзин вскоре женился на одной из светских красавиц.

На слова Евдокии Ростопчиной, передающие глубины человеческих переживаний, создавали романсы самые популярные композиторы – Глинка, Алябьев, Даргомыжский, Антон Рубинштейн, и некоторые ее стихи так и назывались – слова для музыки. Вот фрагмент одного из них, положенного на музыку Чайковским:

И больно, и сладко,
Когда, при начале любви,
То сердце забьется украдкой,
То в жилах течет лихорадка,
То жар запылает в крови.
И больно, и сладко.

Пробьет час свиданья, –
Потупя предательский взор,
В волненьи, в томленьи незнанья,
Боясь и желая признанья,
Начнешь и прервешь разговор.
И в муку свиданье.

Не вымолвишь слова.
Немеешь. робеешь. дрожишь.
Душа, проклиная оковы,
Вся в речи излиться б готова.
Но только глядишь и молчишь –
Нет силы, нет слова.

Феномен Ростопчиной заставлял критиков размышлять о ее творчестве на страницах самых разных изданий. Так, Белинский откликнулся на выход ее первого стихотворного сборника в 1841 году: «главная причина неудачного литературного инкогнито графини Ростопчиной заключалась в поэтической прелести и высоком таланте, которыми запечатлены ее прекрасные стихотворения. Нам тем легче отдать о них отчет публике, что все они известны каждому образованному и неутомимому читателю русских периодических изданий».

По воспоминаниям брата Ростопчиной, она писала сразу, легко, и даже если не было у нее под рукой пера и бумаги – например, в путешествиях, которые любила, – она записывала потом пришедшие в дороге строки по памяти. И что примечательно, это были не просто описания или впечатления – это были размышления о жизни, о человеческих чувствах, отношениях. Так, например, в полном радости и света стихотворении «В майское утро» графиня Ростопчина от описания весеннего утра перешла к философской теме сути бытия:

… Ты, голос ласточке дающий,
Подснежнику дающий цвет, –
Дух Божий, жизни дух могущий, –
Ты не забудешь нас, о нет.

Дающий всякому дыханью
Что нужно естеству его, –
Внуши разумному созданью,
Что для него нужней всего.

Расширь на смелое стремленье
Крило незримое души,
И в битве жизненной терпенье
И силу воли нам внуши!

С появлением в русской литературе женщины-автора стали рассуждать об особенностях женской поэзии – естественно, исходя из устоявшихся представлений о характере и направленности творчества, сформировавшихся под мужским влиянием. Вот, к примеру, что в письме к другу Александру Тургеневу писал о поэзии Ростопчиной Петр Вяземский: «Какое глубокое чувство, какая простота и сила в выражении, и между тем – сколько женского!». Хотя, с другой стороны, кто лучше женщины напишет о женских чувствах и переживаниях? Но при всем при этом Евдокия Ростопчина выходит за рамки субъективных женских впечатлений – даже в любовной лирике она не только описывает чувства и ситуации, но и ищет причины, их породившие:

Чего-то жаль мне. И не знаю я
Наверное чего. Опять его ли,
Кого безумно так любила я,
Так долго и с такой упрямой волей.
Или тебя, пора моей весны,
Отцветшая пора младых стремлений,
Желаний и надежд и вдохновений.
Той грустной, но всё милой старины.

О нём зачем жалеть. Ведь счастлив он,
Своей судьбой доволен и спокоен,
Минувшего забыл минутный сон
И, счастия оседлого достоин,
Рассудку подчинил свой гордый ум,
Житейских благ всю цену понимает,
Без детских грёз, без лишних страстных дум,
Живёт. и жизни смысл и цель уж знает!
…
С поэзией простился он навек
И с прозою сухою помирился;
Член общества, степенный человек,
С приличием в ладу, он научился
Условной речи их. Нет. Он не тот,
Чем прежде был. О нём жалеть зачем же?
От женского он сердца сам не ждёт,
Чтоб было век оно одним и тем же!

Нет! не его мне жаль! – Мне жаль тебя,
Моя любовь, любовь души беспечной!
Ты верила и вечности сердечной,
Ты верила и в клятвы и в себя.
Мне жаль ещё повязки ослепленья,
Скрывавшей мне житейских уз тщету,
Мне жаль тебя, о гордое презренье,
Ребяческий ответ на клевету.
…
Это отрывки из позднего стихотворения графини Ростопчиной – 1852 года, которое имеет, так сказать, коллективное посвящение коллегам-мужчинам – молодым литераторам Александру Островскому, Николаю Бергу, Льву Мею и Евгению Эдельсону. Все они были членами литературного кружка графини в Москве, называвшегося «литературные вечера по субботам у Ростопчиной».

Интересуясь новыми тенденциями в литературе, поддерживая молодых авторов, графиня Ростопчина, тем не менее, некоторыми представителями новой волны была и отринута: так называемые разночинцы в жизни и в литературе упрекали ее в аристократизме, оторванности от интересов народа, и ей приходилось отвечать на эти выпады, защищая свое право быть такой, какая она есть: «Я не понимаю вообще, как люди могут питать вражду или досаду друг на друга за то, что не все видят, чувствуют, мыслят и верят одинаково. Терпимость во всем, особенно в области искусства, – вот для меня главное и необходимое условие сближения, приязни, дружбы…» – писала графиня Ростопчина.
Часто она размышляла о новых веяниях и в своих стихотворениях:
…
Я не горжусь, что зависть и жеманство
Нещадной клеветой преследуют меня.
Что бабью суетность, тщеславий мелких чванство
Презреньем искренним своим задела я.

Я не горжусь, что и враги явились,
Враги, незнавшие в лицо меня вовек!
Что ложью на меня они вооружились,
Что мне анафему их приговор изрек.
…
Пускай их тешутся. Спокойно, равнодушно,
Иду себе дорогою своей,
Живу, пою, молюсь, призванию послушна,
Вражде ответствую насмешкою моей!

Горжусь я тем, что в чистых сих страницах
Нет слова грешнаго, виновной думы нет, –
Что в песнях ли своих, в рассказах, в небылицах,
Я тихой скромности не презрела завет!
…
Горжусь я тем, что вольнодумством модным
Не заразилась мысль прозревшая моя,
Что смело языком правдивым и свободным
Пред Богом и людьми вся высказалась я!

Ростопчина ушла из жизни достаточно рано – в возрасте 47-ми лет. Она была больна раком, знала об этом, и с достоинством приняла свой скорый уход. Незадолго до смерти, узнав, что в это время в России был всемирно известный французский писатель Александр Дюма, она пригласила его к себе. Вместо тягостного прощания с умирающей он пережил, по его свидетельству, прекрасные минуты общения с обаятельной и мудрой женщиной. Она обещала закончить воспоминания о Лермонтове, о которых он просил, а также перевести (и перевела вскоре!) на французский стихотворение Пушкина «Во глубине сибирских руд».

Умерла графиня Евдокия Ростопчина 3 (15) декабря 1858 года. Вскоре после ее похорон критик Николай Путята написал о ней: «Вспомним, что, когда она нашла свое стихотворное поприще, французский язык еще господствовал у нас исключительно, и большинство образованных женщин, всех вообще кругов, не в состоянии было написать правильно и свободно несколько строк и почти ничего не читало по-русски. … Пример графини Ростопчиной, вступившей так успешно и блистательно на авторское поприще, побудил, вероятно, и некоторых других женщин испытать способности свои на этом же поприще и открыл нам ряд даровитых русских писательниц. Никто, конечно, оспоривать не будет, что имя графини Ростопчиной громко звучало в нашей литературе, и что оно имеет в ней своего рода значение». И к этому трудно добавить что-либо еще…

Лермонтов М - Я верю, под одной звездою (стих.чит. М.Царев)

Код для вставки на сайт или в блог (HTML)

Ростопчина Евдокия Петровна (урожд.Сушкова) 23.12.1811 Москва - 03.12.1858 Москва] - дворянская поэтесса 1840—50-х гг. переводчица, двоюродная сестра писательницы Елены Ган. как и Владимир Одоевский, родилась в Москве. Евдокия Ростопчина - любимая подруга Владимира Одоевского.

Лермонтов М. Ю. - «Графине Ростопчиной»

Я верю: под одной звездою
Мы с вами были рождены;
Мы шли дорогою одною,
Нас обманули те же сны.
Но что ж! - от цели благородной
Оторван бурею страстей,
Я позабыл в борьбе бесплодной
Преданья юности моей.
Предвидя вечную разлуку,
Боюсь я сердцу волю дать;
Боюсь предательскому звуку
Мечту напрасную вверять.

Так две волны несутся дружно
Случайной, вольною четой
В пустыне моря голубой:
Их гонит вместе ветер южный;
Но их разрознит где-нибудь
Утёса каменная грудь.
И, полны холодом привычным,
Они несут брегам различным,
Без сожаленья и любви,
Свой ропот сладостный и томный,
Свой бурный шум, свой блеск заёмный,
И ласки вечные свои.

Дата написания: 1841 год
читает Михаил Царев

Михаи́л Ива́нович Царёв (18 ноября 1903, Тверь, — 10 ноября 1987, Москва) — советский актёр театра и кино, театральный режиссёр, мастер художественного слова (чтец). Народный артист СССР (1949). Герой Социалистического Труда (1973).

Михаил Юрьевич Лермонтов (3 октября 1814, Москва — 15 июля 1841, Пятигорск) — русский поэт, прозаик, драматург, художник. Творчество Лермонтова, в котором удачно сочетаются гражданские, философские и личные мотивы, отвечавшее насущным потребностям духовной жизни русского общества, ознаменовало собой новый расцвет русской литературы. Оно оказало большое влияние на виднейших русских писателей и поэтов XIX и XX вв. Драматургия Лермонтова имела огромное влияние на развитие театрального искусства. Произведения Лермонтова получили большой отклик в живописи, театре, кинематографе. Его стихи стали подлинной кладезью для оперного, симфонического и романсного творчества, многие из них стали народными песнями.

Ростопчина Евдокия Петровна

“под одной звездою. ”

Графиня Евдокия Петровна Ростопчина, урожденная Сушкова (1811 – 1858), – Додо, как называли ее близкие, росла сиротой при живом отце в доме своего деда по матери Пашкова. Юная Додо блистала на всех московских балах, а в промежутках писала стихи. Среди ее поклонников тогда был студент Московского университета Николай Огарев, который много лет спустя вспоминал:

Двором широким проезжая,
К крыльцу невольно торопясь,
Скакал, бывало, я, мечтая —
Увижу ль вас, увижу ль вас!
Я помню (годы миновали!),
Вы были чудно хороши,
Черты лица у вас дышали
Всей юной прелестью души.
В те дни, когда неугомонно
Искало сердце жарких слов,
Вы мне вручили благосклонно
Тетрадь заветную стихов.
Листы тетради той заветной
Я перечитывал не раз,
И снился мне ваш лик приветный,
И блеск, и живость черных глаз.

В «заветную тетрадь» Сушковой как-то заглянул, проезжающий через Москву П.А. Вяземский, переписал из нее стихотворение «Талисман» и, приехав в Петербург, напечатал его анонимно в альманахе «Северные цветы» за 1831 г. Однако имя автора «Талисмана» в Москве не осталось секретом. Пристальное внимание на талантливую барышню обратил начинающий поэт Лермонтов. Ей он посвятил стихотворение «Крест на скале», а среди новогодних мадригалов, написанных им для маскарада в Благородном собрании под новый 1832 г. был и мадригал «Додо»:
Умеешь ты сердца тревожить,
Толпу очей остановить,
Улыбкой гордой уничтожить,
Улыбкой нежной оживить;
Умеешь ты польстить случайно
С холодной важностью лица
И умника унизить тайно,
Взяв пылко сторону глупца!
Как в Талисмане стих небрежный,
Как над пучиною мятежной
Свободный парус челнока,
Ты беззаботна и легка.

Однако в то время Лермонтов не понравился Додо, отчасти потому, что ей поверяла свои тайны ее кузина Екатерина Сушкова . и Додо не имела желания с ним знакомиться. В 1833 г. она вышла замуж за графа А.Ф. Ростопчина. Ее литературный салон в Петербурге в 1830-е гг. посещали А.С. Пушкин, В.А. Жуковский, Н.В. Гоголь, В.Ф. Одоевский и другие литераторы. В 1839 г. вышла книга повестей Е.П. Ростопчиной "Очерки большого света", в 1841 г. появился ее первый поэтический сборник, получивший восторженные отзывы в критике (высокую оценку ему дал В.Г. Белинский).

Личное знакомство ее с Лермонтовым произошло только в феврале 1841 г. у Карамзиных . когда Лермонтов приехал с Кавказа в свой последний отпуск. «И двух дней было довольно, чтобы связать нас дружбой, - писала Ростопчина. - Принадлежа к одному и тому же кругу, мы постоянно встречались и утром и вечером; что нас окончательно сблизило, это мой рассказ об известных мне его юношеских проказах; мы вместе вдоволь над ними посмеялись, и таким образом вдруг сошлись, как будто были знакомы с самого того времени».
Когда в апреле 1841 г. Лермонтов получил предписание в 48 часов покинуть столицу и выехать в Тенгинский полк на Кавказ, друзья устроили ему прощальный вечер у Карамзиных.
«Лермонтову очень не хотелось ехать, - вспоминала Е.П. Ростопчина, - у него были всякого рода дурные предчувствия. Наконец, около конца апреля или начала мая мы собрались на прощальный ужин, чтобы пожелать ему доброго пути. Мы ужинали втроем, за маленьким столом. Во время всего ужина и на прощанье Лермонтов только и говорил об ожидавшей его скорой смерти. Я заставляла его молчать и стала смеяться над его, казавшимися пустыми, предчувствиями. Через два месяца они осуществились, и пистолетный выстрел во второй раз похитил у России драгоценную жизнь, составлявшую национальную гордость. Но что было всего ужаснее, в этот раз удар последовал от дружеской руки».

Е.П. Ростопчиной принадлежит цикл стихов, посвященных Лермонтову. В стихотворении «Пустой альбом», написанном в ноябре 1841 г. она создала пронзительный образ трагически погибшего поэта.
Но лишь для нас, лишь в тесном круге нашем
Самим собой, веселым, остроумным,
Мечтательным и искренним он был.
Лишь нам одним он речью, чувства полной,
Передавал всю бешеную повесть
Младых годов, ряд пестрых приключений
Бывалых дней и зреющие думы
Текущия поры.
О! живо помню я тот грустный вечер,
Когда его мы вместе провожали,
Когда ему желали дружно мы
Счастливый путь, счастливейший возврат:
Как он тогда предчувствием невольным
Нас испугал! Как нехотя, как скорбно
Прощался он. Как верно сердце в нем
Недоброе, тоскуя, предвещало!

А еще раньше, 22 августа, через два дня после того, как до нее дошло известие о гибели Лермонтова, в стихотворении «Нашим будущим поэтам» она скорбно восклицала:
Не просто, не в тиши, не мирною кончиной, -
Но преждевременно, противника рукой -
Поэты русские свершают жребий свой,
Не кончив песни лебединой.

Спустя год, Е.П. Ростопчина писала С.Н. Карамзиной: «Я провела несколько часов моего длинного дня, повторяя с прочувствованной правдивостью пролетающим тучам: «Тучки небесные, вечные странники». И эта нежная поэтическая песня наполнила мое сердце нежным запахом прошлого. Пустота, которую оставляют отсутствующие, дает себя жестоко чувствовать».
Она всегда хранила подаренный Лермонтовым в тот прощальный вечер альбом, где поэт оставил свое последнее посвящение ей.

Автор: научный сотрудник музея-заповедника «Тарханы» Т.Н. Кольян.

Я верю: под одной звездою
Мы с вами были рождены;
Мы шли дорогою одною,
Нас обманули те же сны.
Но что ж! — от цели благородной
Оторван бурею страстей,
Я позабыл в борьбе бесплодной
Преданья юности моей.
Предвидя вечную разлуку
Боюсь я сердцу волю дать;
Боюсь предательскому звуку
Мечту напрасную вверять.

Так две волны несутся дружно
Случайной, вольною четой
В пустыне моря голубой:
Их гонит вместе ветер южный;
Но их разрознит где-нибудь
Утеса каменная грудь.
И, полны холодом привычным,
Они несут брегам различным,
Без сожаленья и любви,
Свой ропот сладостный и томный,
Свой бурный шум, свой блеск заемный,
И ласки вечные свои.

М.Ю. Лермонтов, 1841 г.