Анализ стихотворения Хлебникова Заклятие смехом

aнализ стихотворения Велимира Хлебникова "Заклятие смехом"

Мы в школе его изучали и "анализировали" с помощью интернета, конечно. Вот как Маяковский об этом стихотворении написал: Известнейшее стихотворение "Заклятие смехом", напечатанное в 1909 г. излюбленно одинаково и поэтами, новаторами и пародистами, критиками:

О, засмейтесь, смехачи,
Что смеются смехами,
Что смеянствуют смеяльно,
О, иссмейся рассмеяльно смех
Усмейных смеячей
и т. д.

Здесь одним словом дается и "смейево", страна смеха, и хитрые "смеюнчики", и "смехачи" - силачи.

Какое словесное убожество по сравнению с ним у Бальмонта, пытавшегося также построить стих на одном слове "любить":

Любите, любите, любите, любите,
Безумно любите, любите любовь
и т. д.

Тавтология. Убожество слова. И это для сложнейших определений любви!
Хл. называл свои опыты по созданию гнезд неологизмов одного корня "сопряжением", т. е. спряжением, корней, а позднее — "скорнением". Это стих. упоминается и как "Смехунчики" "Смехач" — в 20-е годы назв. юмористич. журнала. В. В. Маяковскому смехачи представлялись "силачами", смеюнчики — "хитрыми", а смеево — "страной смеха".Очень интересный анализ стихотворения есть здесь: [ссылка заблокирована по решению администрации проекта] Вот несколько строчек из этого анализа: В «Заклятии» парная повторность всюду: по два однокоренных слова в стихе и в полустишьи, удвоены акцентные схемы, отдельные слова, целые стихи, однокоренные слова появляются “двойками” и “четверками”. При нарушении правила четности возникают “тройки”. Это происходит в четвертом стихе, хотя кажется, что “двойки” и здесь продолжают следовать одна за другой. После

О, рассмейтесь — О, засмейтесь
Что смеются — что смеянствуют

ожидается начало очередной пары однокоренных слов, тем более, что звуковой состав следующего, пятого, стиха сопротивляется обновлению грамматической конструкции. Слышится повтор, как бы присоединяющий начало пятого стиха к четвертому и подтверждающий правило парности:

О, засмейтесь усмеяльно — О, рассме (шищ) надсмеяльн (ых) .

В результате усиливается “разлом” в середине пятого, а затем и шестого стиха — цезуры перед двумя “тройками” «Заклятия». Именно в “тройках” акцентные позиции корня впервые следуют подряд (смех усмейных, смех надсмейных). Так подчеркивается и обособляется родовое понятие “симфонии Смей”.

Слово ‘смех’ находится посередине пятого и шестого стихов, которые, в свою очередь, образуют центральную часть стихотворения. Двукратное “смех” становится, таким образом, крестовиной композиции.

Вот общая картина симметрии. И так далее.

Надейка Высший разум (158196) 7 лет назад

«Заклятие смехом» — стихотворение Велимира Хлебникова.

Стихотворение было написано примерно в 1908—1909 году. Рукопись была найдена Давидом Бурлюком в комнате, которую Хлебников снимал в доме купца Михайлова. Это произошло в тот день, когда Бурлюк приехал забрать Хлебникова жить в квартиру, где жил сам с братьями Николаем и Владимиром. Он подобрал на полу листок с автографом стихотворения, когда оба уже собирались покинуть комнату. В марте 1910 года текст вошёл в сборник «Студия импрессионистов» под редакцией Н. И. Кульбина. Из творчества Хлебникова туда, кроме «Заклятия смехом». было включено стихотворение «Олень, превратившийся в льва» .

Текст представляет собой эксперимент по созданию гнезда неологизмов. Хлебников называл такие опыты «сопряжением корней» или «скорнением». Ещё больше неологизмов и одного корня содержится в тексте, озаглавленном «Любхо» — свыше 400 производных от корня -люб-.

В 1920-е в СССР существовал юмористический журнал «Смехач» .

О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных — смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
Смейево, смейево,
Усмей, осмей, смешики, смешики,
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!

Анализ стихотворения Велимира Хлебникова «Заклятие смехом»

Картинка Анализ стихотворения Хлебникова Заклятие смехом № 2

17 декабря 2015

Произведение, которое вызвало в свое время бурное восхищение и вместе с тем язвительный смех критиков, – «Заклятие смехом». Создано новое творение было настоящим новатором литературного слова – Велимиром Хлебниковым. А попало в печать оно благодаря товарищу автора – Давиду Бурлюку.

Так сложились обстоятельства, что поэт собирался переселиться в дом товарища. Уже буквально на пороге покидаемой старой комнаты в хламе на полу Давид выхватил взглядом рукописный ряд слов. Прочитав написанное, он пришел в немыслимый восторг и побранил Хлебникова за такое пренебрежительное отношение к собственным трудам. Из груды мусора достал человек сокровище, которое теперь может оценить каждый из нас.

В листке содержалось следующее: слово «смех» ритмически и в рифме видоизменялось путем сочинения неологизмов. Позднее сам Маяковский громкими выражениями восхищался идеей и мастерством автора. По мнению коллеги, Хлебников дошел до такого высокого уровня в филологии, что сумел единственным словом раскрыть целую лирическую тему.

Не имеющее иного смысла, кроме прямого, слово «смех» приобретает у поэта новые оттенки и значения. Герои стихотворения – «смехачи» – персонажи, созданные для увеселения людей. Автор восклицательным обращением поощряет их полезную работу, просит их «засмеяться». Состояние веселья вдруг разделяется на ступени, тона: добрый смех и оскорбительная усмешка, поэт выделяет объект грубых насмешек и шутовское высмеивание толпы.

Хлебникова справедливо называют реформистом в русской поэтической культуре. Отказ от словесного богатства языка и раскрытие всего разнообразия лексики словом с одним корнем – футуризм и авангард. Поэтому понятна реакция придерживающихся традиций критиков: их обвинения в бессмысленности представленного труда и в безвкусице. Поэт смотрел в будущее, творил свободно и виртуозно, открывая читателям новые грани родной литературы.

Одиннадцать строчек, по счастливой случайности отданные в печать в 1910 году впоследствии вдохновляли других мастеров слова на творение пародий. Но никому так и не удалось перепрыгнуть первопроходца Хлебникова с его «Заклятием смехом».

Рекомендуется к прочтению:

Анализ стихотворения Хлебникова «Заклятие смехом»

Велимир Хлебников по праву считается реформистом русской поэзии. В своем творчестве он экспериментировал не только с рифмой и слогом, но и со словоформами, утверждая, что для выражения своих мыслей и чувств совсем необязательно использовать все богатство и разнообразие русского языка.

Являясь основоположником русского футуризма и сторонником символизма, Велимир Хлебников создал огромное количество новых слов, многие из которых успешно прижились в литературе и разговорном языке. При этом к своим экспериментам поэт относился с некоторым пренебрежением, считая, что для написания стихов совсем необязательно обладать литературным даром – достаточно лишь иметь богатое воображение.

Весьма примечательным в этом отношении является история создания стихотворения «Заклятие смехом». которое было написано в 1909 году и лишь по счастливой случайности стало достоянием общественности. Листок со стихами случайно обнаружил в комнате поэта его друг, Давид Бурлюк. Вероятнее всего, этому произведению уготована была участь отправиться в мусорное ведро, так как в тот день Велимир Хлебников паковал вещи, готовясь к переезду, и выбрасывал на пол ненужные ему черновики. Подобрав один из них, Давид Бурлюк был поражен не только формой, но и содержанием стихотворения «Заклятие смехом». Спустя год по его настоянию это произведение вошло в поэтический сборник «Студия импрессионистов».

В этом необычном стихотворении обыграно всего лишь одно слово – смех, которое благодаря автору неожиданно обретает не только различные формы, но и кардинально меняет свой смысл. Казалось бы, в русском языке это слово имеет вполне определенное и недвусмысленное значение, характеризуя состояние радости и веселья. Однако Велимир Хлебников позаботился о том, чтобы созданные им словоформы вызывали у читателей четкие ассоциации и позволяли без труда понять смысл стихотворения. Так, героями произведения являются смехачи (слово, созданное по аналогии с трубачами, циркачами и т.д.) – люди, которые призваны веселить публику. Их автор призывает в полной мере проявить свой талант, «засмеяться» и «рассмеяться». Причем, на профессиональную принадлежность смехачей к артистам указывает тот факт, что они «смеянствуют смеяльно». Т.е. смешить людей для них – постоянная и достаточно утомительная работа.

Само понятие смеха в стихотворении возведено в абсолют. При этом он может быть веселым и безобидным, а может стать инструментом «рассмешищ надсмеяльных», а, попросту говоря, оскорблений тех, кто пришелся смехачам не по душе. При этом поэт очень четко проводит параллель между «усмейными смехачами» и «надсмейными смеячами». Первые веселят толпу и, одновременно, высмеивают ее. Вторые же, сами того не ведая, являются объектом насмешек.

После публикации «Заклятия смехом» в 1910 году на Велимира Хлебникова обрушился шквал критики. Поэта обвиняли в безвкусице и создании никому не нужных неологизмов, которые засоряют русский язык. В поддержку Велимира Хлебникова выступил лишь один Владимир Маяковский. который восторженно воспринял это необычное произведение, заявив, что «Заклятие смехом» является в прямом и переносном смысле новым словом в русской литературе. По его мнению, автору удалось всего лишь одним словом развить лирическую тему в произведении, что не может не вызывать восхищения и преклонения перед талантом поэта.

Впоследствии попытки экспериментировать со словоформами предпринимали многие русские и советские поэты, однако никому из них не удалось добиться столь точного и мастерского создания целостной картины произведения, основываясь на ассоциациях, которые порождают неологизмы.

«Заклятие смехом» В.Хлебников

Картинка Анализ стихотворения Хлебникова Заклятие смехом № 4

«Заклятие смехом» Велимир Хлебников

О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!
Что смеются смехами, что смеянствуют смеяльно,
О, засмейтесь усмеяльно!
О, рассмешищ надсмеяльных — смех усмейных смехачей!
О, иссмейся рассмеяльно, смех надсмейных смеячей!
Смейево, смейево!
Усмей, осмей, смешики, смешики!
Смеюнчики, смеюнчики.
О, рассмейтесь, смехачи!
О, засмейтесь, смехачи!

Анализ стихотворения Хлебникова «Заклятие смехом»

Велимир Хлебников по праву считается реформистом русской поэзии. В своем творчестве он экспериментировал не только с рифмой и слогом, но и со словоформами, утверждая, что для выражения своих мыслей и чувств совсем необязательно использовать все богатство и разнообразие русского языка.

Весьма примечательным в этом отношении является история создания стихотворения «Заклятие смехом». которое было написано в 1909 году и лишь по счастливой случайности стало достоянием общественности. Листок со стихами случайно обнаружил в комнате поэта его друг, Давид Бурлюк. Вероятнее всего, этому произведению уготована была участь отправиться в мусорное ведро, так как в тот день Велимир Хлебников паковал вещи, готовясь к переезду, и выбрасывал на пол ненужные ему черновики. Подобрав один из них, Давид Бурлюк был поражен не только формой, но и содержанием стихотворения «Заклятие смехом». Спустя год по его настоянию это произведение вошло в поэтический сборник «Студия импрессионистов».

Само понятие смеха в стихотворении возведено в абсолют. При этом он может быть веселым и безобидным, а может стать инструментом «рассмешищ надсмеяльных», а, попросту говоря, оскорблений тех, кто пришелся смехачам не по душе. При этом поэт очень четко проводит параллель между «усмейными смехачами» и «надсмейными смеячами». Первые веселят толпу и, одновременно, высмеивают ее. Вторые же, сами того не ведая, являются объектом насмешек.

После публикации «Заклятия смехом» в 1910 году на Велимира Хлебникова обрушился шквал критики. Поэта обвиняли в безвкусице и создании никому не нужных неологизмов, которые засоряют русский язык. В поддержку Велимира Хлебникова выступил лишь один Владимир Маяковский, который восторженно воспринял это необычное произведение, заявив, что «Заклятие смехом» является в прямом и переносном смысле новым словом в русской литературе. По его мнению, автору удалось всего лишь одним словом развить лирическую тему в произведении, что не может не вызывать восхищения и преклонения перед талантом поэта.

Лекомцева М.И.

Семиотика словообразования,
или «Заклятие смехом»

Это стихотворение Хлебникова, вышедшее в 1910 г. в сборнике «Студия импрессионистов», сразу обратило на себя внимание как в среде поэтов-новаторов, так и среди пародистов. Одна из первых рецензий называлась «Усмеянные смехачи, или Курам на смех» [Биржевые ведомости. 1910. 17 мая]. Маяковский же отнесся к «Заклятию» как к серьезному достижению:

Филологическая работа привела Хлебникова к стихам, развивающим лирическую тему одним словом.
[Маяковский 2000: 154]

Не принимавший футуристов Брюсов в конце жизни пытался воспроизвести способ порождения этого текста Хлебниковым в стихотворении «Памяти Велимира Хлебникова: Взводень звонов»:

Отзвуки, надзвуки, подзвуки, призвуки,
Сузвоны, призвоны, вызвоны, дузвоны
(Созваны, призваны, вызваны, дозваны!)
[Из неизданных: 60] 1

Маяковский приводил пример построенного аналогично Хлебникову стихотворения Бальмонта:

Любите, любите, любите, любите,
Безумно любите любовь, —

сравнивая его с хлебниковским не в пользу Бальмонта.

Литературные критики восприняли «Заклятие смехом» Хлебникова как пример скорнения или переведения словообразовательного гнезда в стихотворную форму, при этом ссылались на то, что уже в словаре Даля слова давались словообразовательными гнездами. Так, слово ‘смех’ у Даля дано со словами ‘смешки’, ‘смеховое’, ‘смешное’, ‘смешенье’, ‘смешливая’, ‘смешник’, ‘смешница’, ‘смехотник’, ‘смеяться’, ‘смеиваться’, ‘смеянье’, ‘смехотвор’, ‘смехословие’, ‘смехота’, ‘смехотное’ и др. [Даль 1955: Т. 4, 241–242]. Большинства этих слов Хлебников в «Заклятии смехом» не использовал, так же как не использовал множества им самим образованных неологизмов от основы ‘смех’. В других своих стихотворениях он пользовался такими собственными новообразованиями, как смехочество | смеявица | смеярышня | смехиня | смехучая | смехучеустая | смеяние | смехочево | смеявистая | смехутечки и др. (см. [Григорьев 2000б: 337–338]). Таким образом, можно предположить, что в «Заклятии смехом» произведен особый отбор словообразовательных форм от основ ‘сме-’, ‘смеj-’.

Рассмотрим формы словообразования в этом стихотворении.

Текст начинается с формы рассмейтесь. образованной от основы ‘смеj-’ с префиксом рас -, что придает значение начала действия, выраженного основой, и значение направления этого действия в разные стороны (ср. например, ‘разбегаться’, ‘рассыпаться’). Использование возвратной частицы -ся указывает на замыкание действия в себе — здесь нет объекта, на который это действие могло бы распространяться. Глагол употреблен в императиве, что переводит действие из актуального пространства настоящего-прошедшего времени в виртуальное пространство мира желаний.

Следующая форма смехачи. образуемая от основы ‘смех’ с помощью суффикса -ач-. указывает на актантов этого действия. Итак, сначала названо действие, а потом называются деятели, производящие это действие. В других стихотворениях Хлебников изобретает такие формы актантов, как взрывач | хныкач | дремач | звач. Можно сказать, что здесь мы имеем дело не только с лицами, производящими это действие, но и с указанием на то, что признак, выраженный основой, особенно подчеркнут (ср. бородач, усач ). Так, и сам Хлебников образует подобные формы: злобач (очень злобный), словач (употребляет много слов).

В засмейтесь усиливается значение инкоативности (начала действия), что предполагает некоторую начальную границу этого действия, а также вопрос, что было до этого, ответ на который читатель находит в следующей строке.

В третьем стихе дается новое определение смехачей. это те деятели, которые в реальном настоящем времени (индикатив) смеются смехами подобно тому, как плачут — слезами. Как слезы являются материальным продуктом плача, так и смехи у Хлебникова оказываются материализацией действия смеха, однако слезы — видимы, а смехи — слышимы. И далее в следующем определении что смеянствуют смеяльно поэт уточняет характеристику смехачей. данную в реальном времени индикатива.

Смеянствуют образуется от основы ‘смеянство’, которая, в свою очередь, восходит к ‘смеян-’, что ассоциируется не только с царевной Несмеяной, но и с противоположными ей ‘смеянами’. Это смеянствуют. образованное Хлебниковым по аналогии с ‘пьянствуют’, показывает, что в «Заклятии смехом» рассмейтесь — действие, отличное от обычного ‘смеяться’.

Наречие смеяльно образуется от ‘смеяльный’, что, в свою очередь, восходит к существительному ‘смеяльня’ (ср. читальня, купальня и др. ср. также хлебниковское ваяльня ). Иными словами, это новое действие (“смеяться”) предполагает специальное помещение — в ‘смеяльне’ возникает особый способ исполнения этого действия, т.е. там могут смеяться не так, как в других местах.

В четвертой строке есть призыв начать действие особым образом: О, засмейтесь усмеяльно! Усмеяльно образуется, в конечном счете, от глагола ‘усмеяться’, в котором можно выделить два дополнительных значения:

1. действие, доведенное до конца (ср. упиться, укачаться, убегаться и др.);
2. действие в своем высшем проявлении (ср. учуять, углядеть, унюхать, уловить ).

В следующей строке О, рассмешищ надсмеяльных возникает возможность нескольких интерпретаций.

Рассмешище. употребленное Хлебниковым единственный раз в этом стихотворении, аналогично слову ‘посмешище’ — одушевленному объекту смеха. В этом случае рассмешище становится конверсивом посмешища — это тот, который смеется над посмешищем.

Исследовательница Перцова рассматривает рассмешище как производное от ‘рассмешить’ [Перцова 1995: 305], и тогда появляется каузативное значение: заставить смеяться .

Третий вариант толкования слова рассмешище связан со значением суффикса -ищ - — место действия (торжище, хранилище и др. ср. хлебниковское близбище | волшбище | грезбище | любище — т.е. место любви). В таком случае ‘рассмеш-’ (из рас-смех -) можно понимать как рас-смех-ищ-е. где рас - — префикс, означающий усиление качества, названного основой (ср. раскрасавец ), и тогда рассмешище — это место, где усиленно смеются.

Четвертый вариант связан с другим значением суффикса -ищ - — увеличение объема производящей основы (кулачище, бородища и др.; ср. хлебниковское собачище, людище, народищи, невзгодищи, бедища ). Тогда ‘рассмеш-’ становится конфиксным образованием с префиксом рас - и с суффиксом — jе -, который в сочетании с -х - дает -ш -. У нас появляется ‘рассмешье’, и оказывается, что смехи разветвляются и разбегаются в разные стороны, как вода в разводьях. а пути в распутьях .

Посмотрим, в каком контексте употребляется неологизм рассмешища. Он получает определение надсмеяльные. Если суффикс -льн - можно понять как связанный с действием мотивирующей основы ‘надсмеj-’, то встает вопрос, что несет с собой префикс над -. В литературном русском языке он имеет два значения: прибавление объекта действия, выраженного основой (надвязать, надшивать, надстраивать ); убавление, ухудшение объекта действия, обозначенного производящей основой (надпилить, надломить, надкусить ).

Однако надсмеяться может означать и “смеяться над кем-то, над чем-то”, так же как и в определении надсмейный в смех надсмейных смеячей! Префикс над - вводит в этом случае значение превозношения, взгляда сверху вниз. Это самопревозношение смеющегося можно уловить и в определении смехачей как усмейных. что может быть связано с усмешкой, т.е. со слабой степенью “смеха самопревозношения”.

Н.Н. Перцова и В.П. Григорьев считают надсмеяться эквивалентом ‘насмеяться’, в таком случае это означает действие, доведенное до предела.

Таким образом, строка О, рассмешищ надсмеяльных — смех усмейных смехачей! предполагает несколько семантических прочтений, и пока у нас еще нет основания для выбора одного из них, если мы предполагаем изотопию (внутреннюю гомогенность) текста.

О, иссмейся рассмеяльно — здесь смысл наречия рассмеяльно понятен (т.е. как действие, проявляемое в полной мере и направленное в разные стороны), а императив иссмейся обращает нас к глаголу ‘иссмеяться’, где префикс ис - имеет значение полной исчерпанности действия (ср. излечиться, извериться, истратиться ).

Если смехачи были связаны со смехом через идею пространства (поскольку смех, как и слезы, существует в пространстве), то смеячи в смех надсмейных смеячей! связаны со смехом через идею действия и его энергию. И следующая строка Смейево, смейево предлагает нам существительное, образованное от глагольной основы ‘смеяться’ и означающее материю, получаемую в результате определенного действия (ср. варево). Однако в языке такие существительные, как ‘курево’, появляются только тогда, когда есть действие курения, для которого подбираются разные материальные объекты, объединяемые их пригодностью для курения. Другими словами, сначала возникает действие, а затем уже имя, связанное с этим действием. Хлебников в своем неологизме смейево показывает, что в результате смеха возникает новая материя.

В следующей строке единственное число Усмей, осмей предполагает индивидуализацию смехачей | смеячей. Усмей может быть связано, с одной стороны, с усмешкой, о которой говорилось в связи с усмейными смехачами. с другой стороны, оно может означать полное исчерпание действия.

Осмей также предполагает два варианта значений: осмеивать. что связано со “смехом превозношения” над кем-то или над чем-то; однако это может быть и действие, направленное на некий объект со всех сторон (ср. осматривать, опевать, охаживать ) или в разные стороны (ср. оплевывать 2 ).

После описания всех этих действий Хлебников вводит уменьшительно-ласкательную форму смешики, смешики. которая переводит нерасчлененный смех ( О, рассмешищ надсмеяльных ) в индивидуализированные объекты ласки и придает ему человеческий масштаб, возможно, через посредство расщепления глобального смеха. При этом следует подчеркнуть, что смешики противопоставлены здесь усмешкам, насмешкам, смешкам, т.е. осмеянию, эталоном которого может служить пример из Библии — смех Сарры над предсказанием о рождении Иосифа.
Итак, смешики действуют как фильтр и своей ласковостью и человеческим масштабом отфильтровывают “смех превозношения”, т.е. смех как грех. Признавая изотопичность стихотворения Хлебникова, мы должны, таким образом, и из наречия усмеяльно. а также из прилагательного надсмеяльный и из глагола усмей исключить значение насмешки, “смеха превозношения”.
Девятая строка Смеюнчики, смеюнчики вводит в текст новых живых существ, милых и ласковых, способных смеяться и смеющихся. Действие смеха как энергии порождает у Хлебникова пространство ( смеяльня ) и материю ( смейево ), дает этой материи индивидуализацию, а сами индивидуумы получают способность к ласке. Недаром Мандельштам назвал Хлебникова Эйнштейном, в теории которого энергия порождала пространство и материю. Р.О. Якобсон писал в связи с Хлебниковым о том, что физики недооценивают поэтических концепций пространства и времени. Н.Н. Пунин же свидетельствовал о том, что Эйнштейн прислал письмо русским футуристам (Маяковскому, Бурлюку и Хлебникову) и что Хлебников читал это письмо, воспринимая его как текст, обращенный лично к нему (см.:[Пунин 2000: 160–161]).
В.М. Бехтерев считал, что смех и плач — два полюса, между которыми почти автоматически колеблется состояние человека (см. [Бехтерев 1911: 457–463]). Хлебников, начиная стихотворение императивом Засмейтесь. имплицирует предшествующую фазу — “плач и стенание” и вызывает ожидание следующей аналогичной фазы плача. Однако кольцевая композиция, наряду с заглавием Заклятие смехом. показывает желание Хлебникова исключить фазу страдания и перейти к циклическому времени смехотворения — к радости, которая “не престает”. В этом сказывается утопичность мышления начала ХХ века, когда казалось, что человек может победить голод, войну, смерть и легко создать нового человека.
Переходя от анализа словообразовательных моделей к структуре текста «Заклятия смехом», который Маяковский назвал лирическим стихотворением (хотя внешние признаки, позволяющие так охарактеризовать текст, как будто бы отсутствуют), необходимо отметить, что все слова употреблены здесь в своем прямом значении: метафоры, метонимии и другие метаболы отсутствуют. В этом смысле предшественником этого стихотворения можно считать «Я вас любил…» Пушкина, в котором Р.О. Якобсон отметил лишь одну метафору, и то стершуюся — „угасла” [Якобсон 1983: 469]. Тем не менее, лирический накал «Заклятия» поддерживается не только кольцевой композицией, но и четырьмя междометиями “О!”. Междометия возвращают нас к пафосу одической речи и к восклицанию из «Слова о полку Игореве»: „О! русская земля, ты уже за холмом”. Это “О!” отражает то эмоциональное напряжение, которое связано с необходимостью перехода в другое духовное пространство.
У Хлебникова читатель переходит из индикатива, указывающего на реальное пространство, в котором смеются, в виртуальное пространство желания, задаваемое императивом засмейтесь. В этом виртуальном пространстве энергия смеха усиливается до предела, направляется в разные стороны, оказываясь то центробежной, то центростремительной, и разнонаправленность действия приводит к индивидуализации (возникает единственное число). Только на этом уровне индивидуализации возможно появление уменьшительно-ласкательных суффиксов, выражающих любовь и ласку.
Р.О. Якобсон определил «Заклятие смехом» как единое цельное стихотворение, „сложное тавтологическое построение, т.е. обнаженное “произвождение” (Paregmenon) классической риторики” [Якобсон 2000: 56]. Точнее можно сказать, что это развернутый полиптотон — текст, построенный из одного слова и родственных ему. 3 Встает вопрос о значении того единственного слова, из которого построено это стихотворение.
Как уже говорилось, словообразовательное творчество Хлебникова во многом основывалось на словаре В.И. Даля и его словообразовательных гнездах. У Даля же значение ‘смеха’ ассоциируется, в первую очередь, с грехом: „мал смех, да велик грех”, „где грех, там и смех”, „в чем живет смех, в том и грех”, „сколько смеху, столько и греха”, „и смех наводит на грех” и др. [Даль 1955: Т. 4, 241]. Но тот же Даль определяет смех как среднее состояние — между улыбкой и хохотом. [Даль 1955: Т. 4, 241]. Улыбка оказывается связанной с умилением и одухотворением: вспомним улыбку архаических богов (греческих куросов), которая обозначает их одушевление, или же первую улыбку ребенка и матери, запечатленные в бесчисленных произведениях искусства.
В ветхозаветной традиции присутствовал смех как угроза, как наказание. Ср. смех Ягве: „Живущий на небесах посмеется, / Господь поругается им” (Пс. 2, 4). В Евангельской традиции нигде не встречается указания на смех Христа, но проницательный исследователь новозаветных текстов о. Александр Мень на вопрос о том, смеялся ли Иисус Христос, ответил:

Многие слова Христа сказаны с улыбкой, даже с юмором, я не побоюсь этого слова.
[Мень 2004: 317]

Таким образом, концепт смеха имеет, по крайней мере, два значения: приятия и неприятия, отторжения, превозношения. Подбор словообразовательных элементов к слову ‘смех’ у Хлебникова сначала расширяет и доводит до предела сферу его значения, а потом, пропуская через фильтр словообразовательных элементов уменьшительности-ласкательности, оставляет только “смех приятия”. Концовка стихотворения — второй цикл заклятия — начинается с очищенного смеха смеюнчиков. и в результате “черный” смысл заклятия как магического акта “светлеет”.

Все имена существительные употребляются в «Заклятии смехом» только во множественном числе, что согласуется с концепцией А. Бергсона, согласно которой смех — это групповое человеческое действие [Bergson 1924]. Существенно, что в этом стихотворении нет ни одного объекта — над кем или над чем можно смеяться. Из чистой энергии смеха строится пространство и возникает материя.

Построенный Хлебниковым мир ориентирован на слуховое восприятие, аналогично древнеиудейскому миру, который, прежде всего, исходил из слуховых образов (ср. гимн «Слушай, Израиль»). Этим космос Хлебникова отличается от греко-римского, который, по крайней мере для нас ориентирован на зрение — на мир видимых форм.

И последнее: действующими лицами у Хлебникова являются деятели как бы двух поколений — смехачи и смеюнчики. Уже здесь предчувствуется его будущая концепция государства времени, государства поколений [Пунин 2000: 160–161].

В «Заклятии смехом» Хлебников использовал древнейшую форму парегменона, на которой построены пословицы и максимы. Развивая элементарную структуру парегменона только словообразовательными средствами русского языка, он построил свой “космос”. Вскрывая семантический потенциал словообразовательных элементов (префиксов, суффиксов и др.), он выявил в них онтологические основы построения мира, аналогичного эйнштейновскому: противопоставление реального мира и мира желаний, формирование пространства энергией, материализация пространства, индивидуализация субъекта и цикличность времени, основанного на смене поколений. С помощью одного слова и словообразовательных элементов Хлебников построил картину мира, в которой энергия производит материю. Видимо, когда сам поэт относил «Заклятие смехом», наряду с «Бобэоби» и «Крылышкуя», к узлам времени. он воспринимал его как семя, как желудь, из которого со временем может вырасти дерево нового вида.

Таким образом, основываясь на архаических формах построения текста (парегменон, полиптотон), почти полностью элиминируя глагольные формы, связывая номинативы простым соположением, Хлебников создал стихотворение, естественно согласующееся с научными концепциями ХХ века.

Список цитированной литературы

Даль 1955 — Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4-х тт. М. 1955.
Из неизданных 1976 — Из неизданных и несобранных стихотворений / Публ. Р.Л. Щербакова, предисл. Н.А. Трифонова // Литературное наследство. М. 1976. Т. 85: Валерий Брюсов.
Маяковский 2000 — Маяковский В.В. В.В. Хлебников // Мир Велимира Хлебникова: Статьи. Исследования (1911–1998). М. 2000.
Мень 2004 — Отец Александр Мень отвечает на вопросы слушателей. М. 2004.
Перцова 1995 — Перцова Н. Словарь неологизмов Велимира Хлебникова // Wiener Slawistischer Almanach/ Wien; Moskau, 1995. Sd. 40.
Пунин 2000 — Пунин Н.Н. Хлебников и государство времени // Мир Велимира Хлебникова: Статьи. Исследования (1911–1998). М. 2000.

Якобсон 1983 — Якобсон Р.О. Грамматика поэзии и поэзия грамматики // Семиотика. М. 1983
Якобсон 2000 — Якобсон Р.О. Новейшая русская поэзия // Мир Велимира Хлебникова: Статьи. Исследования (1911–1998). М. 2000.

Bergson 1924 — Bergson H. Le rire. Essai sur la signification du comique. Paris: Editions Alcan? 1924/

1 Благодарю С.И. Гиндина за указание на эту публикацию.
2 Напомним в этой связи строку Д. Кедрина „У поэтов есть такой обычай: в круг сойдясь, оплевывать друг друга”.
3 Об обертонах семантики полиптотона см. Лекомцева М.И. К структуре текста у Климента Охридского (фигуры эпанода и полиптотона) // Труды по знаковым системам, XII: Структура и семиотика художественного текста. Тарту, 1981. С. 29–35. (Учен. зап. Тартуского гос. ун-та. Вып. 515).

Воспроизведено по:
Лекомцева М.И. Устроение языка: Сборник трудов / М. ОГИ, 2007. С. 471–478.

Благодарим Л.Н. Киселёву, Г.Г. Амелина и В.Я. Мордерер за содействие web-изданию.

The main illustration is borrowed:
David Goode (b. 1966 in Oxford, where he now lives and works).
Mischief.
Bronze. 58 cm.
From brochure David Goode: Bronze Sculpture.
www.david-goode.com/media/pdfs/DavidGoode_Catalogue.pdf

Graphic accompaniment:
Lebedev V.V. (1891–1967). The illustration (1925) on «Circus» by Marshak S.Y. (1887–1964).