Анализ стихотворения Гумилева Венеция
Поздно. Гиганты на башне
Гулко ударили три.
Сердце ночами бесстрашней.
Путник, молчи и смотри.
Город, как голос наяды,
В призрачно-светлом былом,
Кружев узорней аркады,
Воды застыли стеклом.
Верно, скрывают колдуний
Завесы черных гондол
Там, где огни на лагуне —
Тысячи огненных пчел.
Лев на колонне, и ярко
Львиные очи горят,
Держит Евангелье Марка,
Как серафимы, крылат.
А на высотах собора,
Где от мозаики блеск,
Чу, голубиного хора
Вздох, воркованье и плеск.
Может быть, это лишь шутка,
Скал и воды колдовство,
Марево? Путнику жутко,
Вдруг. никого, ничего?
Крикнул. Его не слыхали,
Он, оборвавшись, упал
В зыбкие, бледные дали
Венецианских зеркал.
Поздно. Гиганты на башне Гулко ударили три. Сердце ночами бесстрашней. Путник, молчи и смотри. Город, как голос наяды, В призрачно-светлом былом, Кружев узорней аркады, Воды застыли стеклом. Верно, скрывают колдуний Завесы черных гондол Там, где огни на лагуне — Тысячи огненных пчел. Лев на колонне, и ярко Львиные очи горят, Держит Евангелье Марка, Как серафимы, крылат. А на высотах собора, Где от мозаики блеск, Чу, голубиного хора Вздох, воркованье и плеск. Может быть, это лишь шутка, Скал и воды колдовство, Марево? Путнику жутко, Вдруг. никого, ничего? Крикнул. Его не слыхали, Он, оборвавшись, упал В зыбкие, бледные дали Венецианских зеркал.
Добавить в избранное
Оцените, пожалуйста, это стихотворение.
Помогите другим читателям найти лучшие произведения.
Венеция (Николай Гумилёв)
Венеция
Николай Гумилёв
Поздно. Гиганты на башне
Гулко ударили три.
Сердце ночами бесстрашней.
Путник, молчи и смотри.
Город, как голос наяды,
В призрачно-светлом былом,
Кружев узорней аркады,
Воды застыли стеклом.
Верно, скрывают колдуний
Завесы черных гондол
Там, где огни на лагуне —
Тысячи огненных пчел.
Лев на колонне, и ярко
Львиные очи горят,
Держит Евангелье Марка,
Как серафимы, крылат.
А на высотах собора,
Где от мозаики блеск,
Чу, голубиного хора
Вздох, воркованье и плеск.
Может быть, это лишь шутка,
Скал и воды колдовство,
Марево? Путнику жутко,
Вдруг. никого, ничего?
Крикнул. Его не слыхали,
Он, оборвавшись, упал
В зыбкие, бледные дали
Венецианских зеркал.
Николай Гумилев — Поздно. Гиганты на башне ( Венеция )
Pozdno. Giganty na bashne
Gulko udarili tri.
Serdtse nochami besstrashney,
Putnik, molchi i smotri.
Gorod, kak golos nayady,
V prizrachno-svetlom bylom,
Kruzhev uzorney arkady,
Vody zastyli steklom.
Verno, skryvayut kolduny
Zavesy chernykh gondol
Tam, gde ogni na lagune
— Tysyachi ognennykh pchel.
Lev na kolonne, i yarko
Lvinye ochi goryat,
Derzhit Yevangelye Marka,
Kak serafimy krylat.
A na vysotakh sobora,
Gde ot mozaiki blesk,
Chu, golubinogo khora
Vzdokh, vorkovanye i plesk.
Mozhet byt, eto lish shutka,
Skal i vody koldovstvo,
Marevo? Putniku zhutko,
Vdrug. nikogo, nichego?
Kriknul. Yego ne slykhali,
On, oborvavshis, upal
V zybkiye, blednye dali
Venetsianskikh zerkal.
Gjplyj/ Ubufyns yf ,fiyt
Uekrj elfhbkb nhb/
Cthlwt yjxfvb ,tccnhfiytq,
Genybr, vjkxb b cvjnhb/
Ujhjl, rfr ujkjc yfzls,
D ghbphfxyj-cdtnkjv ,skjv,
Rhe;td epjhytq fhrfls,
Djls pfcnskb cntrkjv/
Dthyj, crhsdf/n rjkleybq
Pfdtcs xthys[ ujyljk
Nfv, ult juyb yf kfueyt
— Nsczxb juytyys[ gxtk/
Ktd yf rjkjyyt, b zhrj
Kmdbyst jxb ujhzn,
Lth;bn Tdfyutkmt Vfhrf,
Rfr cthfabvs rhskfn/
F yf dscjnf[ cj,jhf,
Ult jn vjpfbrb ,ktcr,
Xe, ujke,byjuj [jhf
Dplj[, djhrjdfymt b gktcr/
Vj;tn ,snm, nj kbim ienrf,
Crfk b djls rjkljdcndj,
Vfhtdj? Genybre ;enrj,
Dlheu/// ybrjuj, ybxtuj?
Rhbryek/ Tuj yt cks[fkb,
Jy, j,jhdfdibcm, egfk
D ps,rbt. ktlyst lfkb
Dtytwbfycrb[ pthrfk/
Стихи ГУМИЛЕВ. (Ва<лентину> Кривичу, Варвары, Венеция, Вечер)
Вероятно, в жизни предыдущей
Я зарезал и отца и мать,
Если в этой – Боже присносущий! —
Так позорно осужден страдать.
Каждый день мой, как мертвец, спокойный,
Все дела чужие, не мои,
Лишь томленье вовсе недостойной,
Вовсе платонической любви.
Ах, бежать бы, скрыться бы, как вору,
В Африку, как прежде, как тогда,
Лечь под царственную сикомору
И не подыматься никогда.
Бархатом меня покроет вечер,
А луна оденет в серебро,
И быть может не припомнит ветер,
Что когда-то я служил в бюро.
Ветла чернела. На вершине
Грачи топорщились слегка,
В долине неба синей-синей
Паслись, как овцы, облака.
И ты с покорностью во взоре
Сказала: «Влюблена я в Вас».
Кругом трава была, как море,
Послеполуденный был час.
Я целовал пыланья лета —
Тень трав на розовых щеках,
Благоуханный праздник света
На бронзовых твоих кудрях.
И ты казалась мне желанной,
Как небывалая страна,
Какой-то край обетованный
Восторгов, песен и вина.
Еще один ненужный день,
Великолепный и ненужный!
Приди, ласкающая тень,
И душу смутную одень
Своею ризою жемчужной.
И ты пришла… ты гонишь прочь
Зловещих птиц – мои печали.
О, повелительница ночь,
Никто не в силах превозмочь
Победный шаг твоих сандалий!
От звезд слетает тишина,
Блестит луна – твое запястье,
И мне во сне опять дана
Обетованная страна —
Давно оплаканное счастье.
Как этот ветер грузен, не крылат!
С надтреснутою дыней схож закат,
И хочется подталкивать слегка
Катящиеся вяло облака.
В такие медленные вечера
Коней карьером гонят кучера,
Сильней веслом рвут воду рыбаки.
Ожесточенней рубят лесники
Огромные кудрявые дубы…
А те, кому доверены судьбы
Вселенского движения и в ком
Всех ритмов бывших и небывших дом,
Слагают окрыленные стихи,
Расковывая косный сон стихий.