Анализ стихотворения Гиппиус Любовь
Анализ стихотворения Гиппиус «Любовь одна»
Анализ стихотворения Гиппиус «Любовь одна»
На жизненном пути, который ведет к Смерти и к Богу, человека спасает Любовь – главный атрибут души. Во многом следуя за концепцией любви, отделяя влюбленность от желания, Гиппиус поясняла, что влюбленность «это — единственный знак «оттуда», обещание чего-то, что, сбывшись, нас бы вполне удовлетворило в нашем душетелесном существе». Метафизика любви Гиппиус — это поиск гармонии, попытка соединить «две бездны», небо и землю, дух и плоть, временное и вечное в одно единое целое. Эта любовь нераздельна и едина, она не знает, что такое измена или неверность. Мысль эта была выражена Гиппиус в стихотворении «Любовь – одна» (1896 и 1912 г.).
Зинаида Гиппиус говорит нам, что любовь-волна. Она вскипает и рассыпается лишь раз. Из таких волн состоит море: много людей и каждый любит по-разному, но жить изменой сердце просто не способно. Волна, как и любовь, всего одна. И никакие человеческие пороки или обыденная ложь не может изменить то, как человек любит.
Когда его любовь наедине с душой, ей нечего бояться, она такая, какая есть на самом деле. Поэтесса уверена, что в жизни любовь дается лишь раз: проходит жизнь и в жизни длинной любовь одна, всего одна.
Любовь у Гиппиус непременно должна быть неизменной, постоянной, именно тогда человек приближается к истине. И хотя часто любовь нам слишком много стоит, верная душа никогда не свернет со своего пути и не отречется от нее. Для любви не нужны причины. и любим мы одной любовью. Только тогда любовь настоящая, подлинная. Но все же она одна.
Поэтому ее надо беречь и не пренебрегать ею. Этому нас учит стихотворение Зинаиды Гиппиус Любовь — одна.
Сочинения по темам:
- Анализ стихотворения Гиппиус «Пауки» Стихотворение Зинаиды Гиппиус «Пауки» — это жанр лирической поэзии. А в некой степени, точнее чаще всего, она упоминает чувства человека.
- Сочинение по картине Тициана «Любовь земная и Любовь небесная» Эта картина была написана Тицианом на заказ Николо Аурелио, представителя одной из наиболее влиятельных венецианский семей по случаю его бракосочетания.
- Анализ стихотворения Рождественского «Отдать тебе любовь» Любовь — это самое сильное чувство в мире. Оно наполняет нас ответственностью и нежностью к другому. Но любовь — это.
- Анализ стихотворения Ахматовой «Любовь» В 1912 году Ахматова выпустила дебютный сборник «Вечер» в издательстве «Цех поэтов». Первый тираж его, вышедший с предисловием выдающегося представителя.
- Что такое материнская любовь Материнская любовь — это самое прекрасное и сильное чувство, это огромная сила, способная творить чудеса, возрождать к жизни, спасать от.
- Всегда ли любовь делает человека счастливым Одно из самых высоких чувств, которое только может испытать человек — это любовь. Она способна сделать человека счастливым, подарить ему.
- Сочинение на тему любовь Любовь — самое прекрасное чувство на Земле, дарованное человеку свыше. Любовь — самое непонятное и загадочное явление в эмоциональной жизни.
Вы сейчас читаете сочинение Анализ стихотворения Гиппиус «Любовь одна»
LiveInternet LiveInternet
Анализ творчества Зинаиды Гиппиус
Воскресенье, 17 Марта 2013 г. 03:11 + в цитатник
Начало литературной деятельности Зинаиды Гиппиус (1889—1892 годы) принято считать этапом «романтически-подражательным»: в её ранних стихотворениях и рассказах критики того времени усматривали влияния Надсона, Рескина, Ницше[14]. После появления программной работы Д. С. Мережковского «О причине упадка и о новых течениях современной русской литературы» (1892), творчество Гиппиус приобрело отчетливо «символистский» характер[4]; более того, впоследствии её стали причислять к числу идеологов нового модернистского движения в русской литературе. В эти годы центральной темой её творчества становится проповедь новых этических ценностей. Как писала она в «Автобиографии», «меня занимало, собственно, не декадентство, а проблема индивидуализма и все относящиеся к ней вопросы». Сборник рассказов 1896 года она полемически озаглавила «Новые люди», подразумевая тем самым изображение характерных идейных устремлений формирующегося литературного поколения, заново переосмысливающего ценности «новых людей» Чернышевского. Её герои кажутся непривычными, одинокими, болезненными, подчёркнуто непонятыми. Они декларируют новые ценности: «Я бы не хотела доживать совсем»; «А болезнь — это хорошо… Надо ведь умирать от чего-нибудь», рассказ «Мисс Май», 1895. В рассказе «Среди мёртвых» показана необыкновенная любовь героини к умершему художнику, чью могилу она окружила заботой и на которой, в конце концов, замерзает, соединившись, таким образом, в своём неземном чувстве со своим возлюбленным[18]:121-122.
Впрочем, обнаруживая среди героев первых прозаических сборников Гиппиус людей «символистского типа», занимавшихся поиском «новой красоты» и путей духовного преображения человека, критики замечали и отчётливые следы влияния Достоевского (не утраченные с годами: в частности, «Роман-царевич» 1912 года сравнивался с «Бесами»)[4]. В рассказе «Зеркала» (одноимённый сборник 1898 г.) герои имеют своих прототипов среди персонажей произведений Достоевского. Главная героиня повествует, как она «всё хотела сделать что-нибудь великое, но такое… беспримерное. А потом вижу, что не могу — и думаю: дай что-нибудь дурное сделаю, но очень, очень дурное, до дна дурное…», «Знайте, что обижать ничуть не плохо». Но её герои унаследовали проблематику не только Достоевского, но и Мережковского. («Мы для новой красоты//Нарушаем все законы,//Преступаем все черты…»). В новелле «Златоцвет» (1896) рассматривается убийство по «идейным» мотивам во имя полного освобождения героя: «Она должна умереть… С ней умрёт всё — и он, Звягин, будет свободен от любви, и от ненависти, и от всех мыслей о ней». Размышления об убийстве перемежаются спорами о красоте, свободе личности, об Оскаре Уайльде и т. д. Гиппиус не копировала слепо, а заново переосмысливала русскую классику, помещая своих героев в атмосферу произведений Достоевского. Этот процесс имел большое значение для истории русского символизма в целом[18]:122-123.
«Новый энциклопедический словарь» отмечал, что, как поэт, Гиппиус… «занимает в русской литературе совершенно самостоятельное место»; её сравнительно немногочисленные произведения «почти все… глубоко содержательны, а по форме безукоризненны и интересны»:
…Техника стиха доведена у Гиппиус до виртуозности. Ей одинаково удаются как смелые новшества в стихосложении, так и привычные размеры, которым она умеет придать неожиданную новизну и своеобразное очарование. Всего ближе поэзия Гиппиус подходит к поэзии Баратынского; муза Гиппиус также поражает читателя «лица необщим выраженьем»…[14]
Основными мотивами ранней поэзии Гиппиус критики начала XX века считали «проклятия скучной реальности», «прославление мира фантазии», поиск «новой нездешней красоты». Характерный для символистской литературы конфликт между болезненным ощущением внутричеловеческой разобщенности и, одновременно, стремлением к одиночеству присутствовал и в раннем творчестве Гиппиус, отмеченном характерным этическим и эстетическим максимализмом. Подлинная поэзия, считала Гиппиус, сводится к «тройной бездонности» мира, трем темам — «о человеке, любви и смерти». Поэтесса мечтала о «примирении любви и вечности», но объединяющую роль отводила смерти, которая только и может спасти любовь от всего преходящего. Подобного рода раздумья на «вечные темы», определившие тональность многих стихов Гиппиус 1900 годов[8], господствовали и в двух первых книгах рассказов Гиппиус, основными темами которых были — «утверждение истинности лишь интуитивного начала жизни, красоты во всех её проявлениях и противоречиях и лжи во имя некоей высокой истины»[8].
«Третья книга рассказов» (1902) Гиппиус вызвала существенный резонанс; критика в связи с этим сборником заговорила о «болезненной странности» автора, «мистическом тумане», «головном мистицизме», концепции метафизики любви «на фоне духовных сумерек людей… ещё не способных её осознать»[4]. Формула «любви и страдания» по Гиппиус (согласно «Энциклопедии Кирилла и Мефодия») соотносится со «Смыслом любви» В. С. Соловьева и несёт в себе основную идею: любить не для себя, не для счастья и «присвоения», а для обретения в «Я» бесконечности. Императивы: «выразить и отдать всю душу», идти до конца в любом опыте, в том числе в экспериментировании с собой и людьми, — считались основными её жизненными установками[13].
Заметным событием в литературной жизни России начала XX века стал выход первого сборника стихотворений З. Гиппиус в 1904 году. Критика отметила здесь «мотивы трагической замкнутости, отрешённости от мира, волевого самоутверждения личности». Единомышленники отмечали и особую манеру «поэтического письма, недоговоренности, иносказания, намека, умолчания», манеру играть «певучие аккорды отвлеченности на немом пианино», — как назвал это И. Анненский. Последний считал, что «ни один мужчина никогда не посмел бы одеть абстракции таким очарованием»[7], и что в этой книге наилучшим образом воплотилась «вся пятнадцатилетняя история… лирического модернизма» в России[2]. Существенное место в поэзии Гиппиус заняла тема «усилий по сотворению и сохранению души», со всеми неотделимыми от них «дьявольскими» искусами и соблазнами; многими была отмечена откровенность, с которой поэтесса рассказывала о своих внутренних конфликтах. Выдающимся мастером стиха считали её В. Я. Брюсов и И. Ф. Анненский, восхищавшиеся виртуозностью формы, ритмическим богатством и «певучей отвлечённостью» лирики Гиппиус конца 1890-х — 1900-х годов[13].
Некоторые исследователи считали, что творчество Гиппиус отличает «характерная неженственность»; в её стихах «всё крупно, сильно, без частностей и мелочей. Живая, острая мысль, переплетенная со сложными эмоциями, вырывается из стихов в поисках духовной целостности и обретения гармонического идеала»[10]. Другие предостерегали от однозначных оценок: «Когда задумываешься, где у Гиппиус сокровенное, где необходимый стержень, вкруг которого обрастает творчество, где — лицо, то чувствуешь: у этого поэта, может быть, как ни у кого другого, нет единого лица, а есть — множество…»[25], — писал Р. Гуль. И. А. Бунин, подразумевая стилистику Гиппиус, не признающую открытой эмоциональности и часто построенную на использовании оксюморонов, называл её поэзию «электрическими стихами», В. Ф. Ходасевич, рецензируя «Сияния», писал о «своеобразном внутреннем борении поэтической души с непоэтическим умом»[2].
Сборник рассказов Гиппиус «Алый меч» (1906) высветил «метафизику автора уже в свете неохристианской тематики»; при этом богочеловеческое в состоявшейся человеческой личности здесь утверждалось как данность, грех само- и богоотступничества считался единым[13]. Сборник «Чёрное по белому» (1908), вобравший в себя прозаические произведения 1903—1906 годов, был выдержан в «касательной, туманно-импрессионистической манере» и исследовал темы достоинства личности («На веревках»), любви и пола («Влюбленные», «Вечная „женскость“», «Двое-один»); в рассказе «Иван Иванович и черт» вновь были отмечены влияния Достоевского[4].
В 1900-х годах Гиппиус заявила о себе и как драматург: пьеса «Святая кровь» (1900) вошла в третью книгу рассказов. Созданная в соавторстве с Д. Мережковским и Д. Философовым пьеса «Маков цвет» вышла в 1908 году и явилась откликом на революционные события 1905—1907 годов[4]. Самым удачным драматическим произведением Гиппиус считается «Зелёное кольцо» (1916); пьеса, посвящённая людям «завтрашнего дня», была поставлена Вс. Э. Мейерхольдом в Александринском театре[4].
Важное место в творчестве З. Гиппиус занимали критические статьи, публиковавшиеся сначала в «Новом пути», затем в «Весах» и «Русской мысли» (в основном, под псевдонимом Антон Крайний). Впрочем, её суждения отличались (согласно «Новому энциклопедическому словарю») как «большою вдумчивостью», так и «крайнею резкостью и порою недостатком беспристрастия»[14]. Разойдясь с авторами журнала «Мир искусства» С. П. Дягилевым и А. Н. Бенуа на религиозной почве, Гиппиус писала: "…жить среди их красоты страшно. В ней «нет места для… Бога», веры, смерти; это искусство «для „здесь“», искусство позитивистское". А. П. Чехов в оценке критика — писатель «охлаждения сердца ко всему живому», и те, кого Чехов сможет увлечь, «пойдут давиться, стреляться и топиться». По её мнению («Mercure de France»), Максим Горький «посредственный социалист и отживший художник». Константина Бальмонта, публиковавшего свои стихи в демократическом «Журнале для всех», критик порицала следующим образом: «В этом литературном „омнибусе“ … даже г. Бальмонт, после некоторого стихотворного колебания, решает быть „как все“» («Новый путь», 1903, № 2), что не помешало ей также помещать свои стихи в этом журнале. В рецензии на сборник А. Блока «Стихи о Прекрасной Даме» с эпиграфом «Без Божества, без вдохновенья» Гиппиус понравились лишь некоторые подражания Владимиру Соловьёву. В целом же сборник был оценен как туманный и безверный «мистико-эстетический романтизм». По мнению критика, там, где «без Дамы», стихи Блока «нехудожественны, неудачны», в них сквозит «русалочий холод» и т. д.[26]:330[18]:140, 216[27]:90
В 1910 году вышел второй сборник стихов Гиппиус «Собрание стихов. Кн.2. 1903—1909», во многом созвучный первому; его основной темой стал «душевный разлад человека, во всём ищущего высшего смысла, божественного оправдания низкого земного существования…»[3]. Два романа неоконченной трилогии, «Чёртова кукла» («Русская мысль», 1911, № 1-3) и «Роман-царевич» («Русская мысль», 1912, № 9-12), призваны были «обнажить вечные, глубокие корни реакции в общественной жизни», собрать «черты душевной мертвенности в одном человеке», но встретили неприятие критики, отметившей тенденциозность и «слабое художественное воплощение»[4]. В частности, в первом романе были даны шаржированные портреты А. Блока и Вяч. Иванова, а главному герою противостояли «просветлённые лики» участников триумвирата Мережковских и Философова. Другой роман был целиком посвящён вопросам богоискательства и был, по оценке Р. В. Иванова-Разумника, «нудным и тягучим продолжением никому не нужной „Чёртовой куклы“».[27]:42 После их публикации «Новый энциклопедический словарь» писал:
Гиппиус оригинальнее как автор стихов, чем как автор рассказов и повестей. Всегда внимательно обдуманные, часто ставящие интересные вопросы, не лишенные меткой наблюдательности, рассказы и повести Гиппиус в то же время несколько надуманы, чужды свежести вдохновения, не показывают настоящего знания жизни. Герои Гиппиус говорят интересные слова, попадают в сложные коллизии, но не живут перед читателем; большинство их — только олицетворение отвлечённых идей, а некоторые — не более, как искусно сработанные марионетки, приводимые в движение рукою автора, а не силой своих внутренних психологических переживаний.
— «Новый энциклопедический словарь» о З. Н. Гиппиус[14]
Ненависть к Октябрьской революции заставила Гиппиус порвать с теми из бывших друзей, кто принял её, — с Блоком, Брюсовым, Белым. История этого разрыва и реконструкция идейных коллизий, которые привели к октябрьским событиям, сделавшими неизбежной конфронтацию былых союзников по литературе, составила суть мемуарного цикла Гиппиус «Живые лица» (1925). Революция (наперекор Блоку, увидевшему в ней взрыв стихий и очистительный ураган) была описана ею как «тягучее удушье» однообразных дней, «скука потрясающая» и вместе с тем, «чудовищность», вызывавшая одно желание: «ослепнуть и оглохнуть». В корне происходившего Гиппиус усматривала некое «Громадное Безумие» и считала крайне важным сохранить позицию «здравого ума и твердой памяти»[2].
Сборник «Последние стихи. 1914—1918» (1918) подвёл черту под активным поэтическим творчеством Гиппиус[2], хотя за границей вышли ещё два её поэтических сборника: «Стихи. Дневник 1911—1921» (Берлин, 1922) и «Сияния» (Париж, 1939)[3]. В произведениях 1920-х годов преобладала эсхатологическая нота («Россия погибла безвозвратно, наступает царство Антихриста, на развалинах рухнувшей культуры бушует озверение», — согласно энциклопедии «Кругосвет»). В качестве авторской хроники «телесного и духовного умирания старого мира» Гиппиус оставила дневники, воспринимавшиеся ею как уникальный литературный жанр, позволяющий запечатлеть «само течение жизни», зафиксировать «исчезнувшие из памяти мелочи», по которым потомки смогли бы восстановить достоверную картину трагического события[2].
Художественное творчество Гиппиус в годы эмиграции (согласно энциклопедии «Кругосвет») «начинает затухать, она все больше проникается убеждением, что поэт не в состоянии работать вдали от России»: в её душе воцаряется «тяжелый холод», она мертва, как «убитый ястреб». Эта метафора становится ключевой в последнем сборнике Гиппиус «Сияния» (1938), где преобладают мотивы одиночества и все увидено взглядом «идущего мимо» (заглавие важных для поздней Гиппиус стихов, напечатанных в 1924). Попытки примирения с миром перед лицом близкого прощания с ним сменяются декларациями непримиренности с насилием и злом[2].
Согласно «Литературной энциклопедии» (1929—1939), зарубежное творчество Гиппиус «лишено всякой художественной и общественной ценности, если не считать того, что оно ярко характеризует ‘звериный лик’ эмигрантщины»[28]. Иную оценку творчеству поэтессы даёт В. С. Фёдоров:
Творчество Гиппиус при всём своём внутреннем драматизме и антиномичной полярности, при напряжённо-страстном стремлении к недостижимому всегда являло собой не только «изменение без измены», но и несло в себе освобождающий свет надежды, огненную, неистребимую веру-любовь в запредельную правду конечной гармонии человеческой жизни и бытия. Уже живя в эмиграции, о своей «зазвёздной стране» надежды с афористическим блеском поэтесса писала: Увы, разделены они / Безвременность и Человечность./ Но будет день: совьются дни / в одну трепещущую вечность.
— В. С. Фёдоров. З. Н. Гиппиус. Русская литература XX века: писатели, поэты, драматурги[11]
Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Любовная лирика, стихи о любви, радости, боли.
Приветствую вас на Сиреневом сайте Татьяны Смертиной!
Не страшно мне прикосновенье стали
И острота и холод лезвия.
Но слишком тупо кольца жизни сжали
И, медленные, душат как змея.
Но пусть развеются мои печали,
Им не открою больше сердца я.
Они далекими отныне стали,
Как ты, любовь ненужная моя!
Пусть душит жизнь, но мне не душно.
Достигнута последняя ступень.
И, если смерть придет, за ней послушно
Пойду в ее безгорестную тень:-
Так осенью, светло и равнодушно,
На бледном небе умирает день.
1894
Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Единый раз вскипает пеной
И рассыпается волна.
Не может сердце жить изменой,
Измены нет: любовь - одна.
Мы негодуем иль играем,
Иль лжем - но в сердце тишина.
Мы никогда не изменяем:
Душа одна - любовь одна.
Однообразно и пустынно,
Однообразием сильна,
Проходит жизнь. И в жизни длинной
Любовь одна, всегда одна.
Лишь в неизменном - бесконечность,
Лишь в постоянном - глубина.
И дальше путь, и ближе вечность,
И всё ясней: любовь одна.
Любви мы платим нашей кровью,
Но верная душа - верна,
И любим мы одной любовью.
Любовь одна, как смерть одна.
1896
Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Полуувядших лилий аромат
Мои мечтанья легкие туманит.
Мне лилии о смерти говорят,
О времени, когда меня не станет.
Мир - успокоенной душе моей.
Ничто ее не радует, не ранит.
Не забывай моих последних дней,
Пойми меня, когда меня не станет.
Я знаю, друг, дорога не длинна,
И скоро тело бедное устанет.
Но ведаю: любовь, как смерть, сильна.
Люби меня, когда меня не станет.
Мне чудится таинственный обет.
И, ведаю, он сердца не обманет, -
Забвения тебе в разлуке нет!
Иди за мной, когда меня не станет.
1895
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Был человек. И умер для меня.
И, знаю, вспоминать о нем не надо.
Концу всегда, как смерти, сердце радо,
Концу земной любви - закату дня.
Уснувшего я берегу покой.
Да будет легкою земля забвенья!
Распались тихо старой цепи звенья.
Но злая жизнь меня свела - с тобой.
Когда бываем мы наедине -
Тот, мертвый, третий - вечно между нами.
Твоими на меня глядит очами
И думает тобою - обо мне.
Увы! в тебе, как и, бывало, в нем,
Не верность, - но и не измена.
И слышу страшный, томный запах тлена
В твоих речах, движениях, -во всем.
Безогненного чувства твоего,
Чрез мертвеца в тебе, - не принимаю;
И неизменно строгим сердцем знаю,
Что не люблю тебя, как и его.
1896
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
АПЕЛЬСИННЫЕ ЦВЕТЫ
H. B-t
О, берегитесь, убегайте
От жизни легкой пустоты.
И прах земной не принимайте
За апельсинные цветы.
Под серым небом Таормины
Среди глубин некрасоты
На миг припомнились единый
Мне апельсинные цветы.
Поверьте, встречи нет случайной,-
Как мало их средь суеты!
И наша встреча дышит тайной,
Как апельсинные цветы.
Вы счастья ищете напрасно,
О, вы боитесь высоты!
А счастье может быть прекрасно,
Как апельсинные цветы.
Любите смелость нежеланья,
Любите радости молчанья,
Неисполнимые мечты,
Любите тайну нашей встречи,
И все несказанные речи,
И апельсинные цветы.
1897
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Падающие, падающие линии.
Женская душа бессознательна,
Много ли нужно ей?
Будьте же, как буду отныне я,
К женщине тихо-внимательны,
И ласковей, и нежней.
Женская душа - пустынная,
Знает ли, какая холодная,
Знает ли, как груба?
Утешайте же душу невинную,
Обманите, что она свободная.
Все равно она будет раба.
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Две нити вместе свиты,
Концы обнажены.
То "да" и "нет" не слиты,
Не слиты - сплетены.
Их темное сплетенье
И тесно, и мертво,
Но ждет их воскресенье,
И ждут они его.
Концов концы коснутся -
Другие "да" и "нет"
И "да" и "нет" проснутся,
Сплетенные сольются,
И смерть их будет – Свет.
1901
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
ИСТИНА ИЛИ СЧАСТЬЕ?
Вам страшно за меня – а мне за вас.
Но разный страх мы разумеем.
Пусть схожие мечтания у нас, -
Мы разной жалостью жалеем.
Вам жаль «по-человечески» меня.
Так зол и тяжек путь исканий!
И мне дороги тихой, без огня
Желали б вы, боясь страданий.
Но вас - «по-Божьему» жалею я.
Кого люблю – люблю для Бога.
И будет тем светлей душа моя,
Чем ваша огненней дорога.
Я тихой пристани для вас боюсь,
Уединенья знаю власть я:
И не о счастии для вас молюсь -
О том молюсь, что выше счастья.
1902
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Когда, Аньес, мою улыбку
К твоим устам я приближаю,
Не убегай пугливой рыбкой,
Что будет - я и сам не знаю.
Я знаю радость приближенья,
Веселье дум моих мятежных;
Но в цепь соединю ль мгновенья?
И губ твоих коснусь ли нежных?
Взгляни, не бойся; взор мой ясен,
А сердце трепетно и живо.
Миг обещанья так прекрасен!
Аньес. Не будь нетерпелива.
И удаление, и тесность
Равны, - в обоих есть тревожность.
Аньес, люблю я неизвестность,
Не исполнение, - возможность.
Дрожат уста твои, не зная,
Какой огонь я берегу им.
Аньес. Аньес. Я только края
Коснусь скользящим поцелуем.
1903
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
О, почему тебя любить
Мне суждено неодолимо?
Ты снишься мне, иль, может быть,
Проходишь где-то близко, мимо,
И шаг твой дымный я ловлю,
Слежу глухие приближенья.
Я холод риз твоих люблю,
Но трепещу прикосновенья.
Теряет бледные листы
Мой сад, тобой завороженный.
В моем саду проходишь ты, -
И я тоскую, как влюбленный.
Яви же грозное лицо!
Пусть разорвется дым покрова!
Хочу, боюсь - и жду я зова.
Войди ко мне. Сомкни кольцо.
1905
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Если ты не любишь снег,
Если в снеге нет огня, -
Ты не любишь и меня,
Если ты не любишь снег.
Если ты не то, что я, -
Не увидим мы Лицо,
Не сомкнет Он нас в кольцо,
Если ты не то, что я.
Если я не то, что ты, -
В пар взлечу я без следа,
Как шумливая вода,
Если я не то, что ты.
Если мы не будем в Нем,
Вместе, свитые в одно,
В цепь одну, звено в звено,
Если мы не будем в Нем, -
Значит, рано, не дано,
Значит, нам - не суждено,
Просияв Его огнем,
На земле воскреснуть в Нем.
1905
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
ГРОЗА
Зинаида Гиппиус - Александру Блоку
Моей души, в ее тревожности,
Не бойся, не жалей.
Две молнии, две невозможности,
Соприкоснулись в ней.
Ищу опасное и властное,
Слиянье всех дорог.
А все живое и прекрасное
Приходит в краткий срок.
А если правда здешней нежности
Не жалость, а любовь, —
Всесокрушающей мятежности
Моей не прекословь.
Тебя пугают миги вечные.
Уйди, закрой глаза.
В душе скрестились светы встречные,
В моей душе — гроза.
1905
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
ОНА
Александру Блоку
Кто видел Утреннюю, Белую
Средь расцветающих небес, —
Тот не забудет тайну смелую,
Обетование чудес.
Душа, душа, не бойся холода!
То холод утра, — близость дня.
Но утро живо, утро молодо,
И в нем — дыхание огня.
Душа моя, душа свободная!
Ты чище пролитой воды,
Ты — твердь зеленая, восходная,
Для светлой Утренней Звезды.
Вешнего вечера трепет тревожный —
С тонкого тополя веточка нежная.
Вихря порыв, горячо-осторожный —
Синей бездонности гладь безбережная.
В облачном небе просвет просиянный —
Свежих полей маргаритка росистая.
Меч мой небесный, мой луч острогранный -
Тайна прозрачная, ласково-чистая.
Ты — на распутье костер ярко-жадный —
И над долиною дымка невестная.
Ты — мой веселый и беспощадный —
Ты — моя близкая и неизвестная.
Ждал я и жду я зари моей ясной,
Неутомимо тебя полюбила я.
Встань же, мой месяц серебряно-красный,
Выйди, двурогая, — Милый мой — Милая.
1905
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Смерч пролетел над вздрогнувшей Вселенной,
Коверкая людей, любовь круша.
И лишь одна осталась неизменной
Твоя беззлобная душа.
Как медленно в пространстве безвоздушном
Недель и дней влечется череда!
Но сердцем бедным, горько-равнодушным,
Тебя – люблю, мой верный, навсегда.
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
КРЫЛАТОЕ
Ивану Бунину
В дыму зеленом ивы.
Камелии — бледны.
Нежданно торопливы
Шаги чужой весны.
Томленье, воскресанье
Фиалковых полей.
И бедное дыханье
Зацветших миндалей.
По зорям — все краснее
Долинная река,
Воздушней Пиренеи,
Червонней облака.
И, средь небес горящих,
Как золото, желты —
Людей, в зарю летящих,
Певучие кресты.
Февраль 1912
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Поверьте, нет, меня не соблазнит
Печалей прежних путь давно пройденный.
Увы! душа покорная хранит
Их горький след, ничем не истребленный.
Года идут, но сердце вечно то же.
Ничто для нас не возвратится вновь,
И ныне мне всех радостей дороже
Моя неразделенная любовь.
Ни счастья в ней, ни страха, ни стыда
Куда ведет она меня - не знаю.
И лишь в одном душа моя тверда:
Я изменяюсь, - но не изменяю.
1907
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
АЛЕКСАНДРУ БЛОКУ
Дитя, потерянное всеми.
Все это было, кажется в последний,
В последний вечер, в вешний час.
И плакала безумная в передней,
О чем-то умоляя нас.
Потом сидели мы под лампой блеклой,
Что золотила тонкий дым,
А поздние распахнутые стекла
Отсвечивали голубым.
Ты, выйдя, задержался у решетки,
Я говорил с тобою из окна.
И ветви юные чертились четко
На небе — зеленей вина.
Прямая улица была пустынна,
И ты ушел — в нее, туда.
Я не прощу. Душа твоя невинна.
Я не прощу ей — никогда.
Апрель 1918, Санкт-Петербург
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Не разлучайся, пока ты жив,
Ни ради горя, ни для игры.
Любовь не стерпит, не отомстив,
Любовь отнимет свои дары.
Не разлучайся, пока живешь,
Храни ревниво заветный круг.
В разлуке вольной таится ложь.
Любовь не терпит земных разлук,
Печально гасит свои огни,
Под паутиной пустые дни.
А в паутине — сидит паук.
Живые, бойтесь земных разлук!
Январь 1913
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Я не безвольно, не бесцельно
Хранил лиловый мой цветок,
Принес его длинностебельный
И положил у милых ног.
А ты не хочешь. Ты не рада.
Напрасно взгляд я твой ловлю.
Но пусть! Не хочешь, и не надо:
Я все равно тебя люблю.
2
Новый цветок я найду в лесу,
В твою неответность не верю, не верю.
Новый, лиловый я принесу
В дом твой прозрачный, с узкою дверью.
Но стало мне страшно там, у ручья,
Вздымился туман из ущелья, стылый.
Только шипя проползла змея,
И я не нашел цветка для милой.
В желтом закате ты - как свеча.
Опять я стою пред тобой бессловно.
Падают светлые складки плаща
К ногам любимой так нежно и ровно.
Детская радость твоя кротка,
Ты и без слов сама угадаешь,
Что приношу я вместо цветка,
И ты угадала, ты принимаешь.
1928, Торран
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
В зеленом шуме листьев вешних,
В зеленом шорохе волны,
Я вечно жду цветов нездешних
Еще несознанной весны.
А Враг так близко в час томленья
И шепчет: "Слаще - умереть. "
Душа, беги от искушенья,
Умей желать,- умей иметь.
И если детски плачу ночью
И слабым сердцем устаю -
Не потеряю к беспорочью
Дорогу верную мою.
Пусть круче всход - белей ступени.
Хочу дойти, хочу узнать,
Чтоб там, обняв Его колени,
И умирать - и воскресать.
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Мешается, сливается
Действительность и сон,
Все ниже опускается
Зловещий небосклон -
И я иду и падаю,
Покорствуя судьбе,
С неведомой отрадою
И мыслью - о тебе.
Люблю недостижимое,
Чего, быть может, нет.
Дитя мое любимое,
Единственный мой свет!
Твое дыханье нежное
Я чувствую во сне,
И покрывало снежное
Легко и сладко мне.
Я знаю, близко вечное,
Я слышу, стынет кровь.
Молчанье бесконечное.
И сумрак. И любовь.
©Зинаида Гиппиус. Zinaida Gippius
Любовная лирика, стихи о любви,
радости, боли. Zinaida Gippius
Мини-анализ стихотворения Зинаиды Гиппиус Любовь-одна
Katrin Katrin Ученик (236), закрыт 4 года назад
На жизненном пути, который ведёт к Смерти и к Богу, человека спасает Любовь – главный атрибут души. Во многом следуя за концепцией любви,отделяя влюбленность от желания, Гиппиус поясняла, что влюбленность "это - единственный знак "оттуда", обещание чего-то, что, сбывшись, нас бы вполне удовлетворило в нашем душе-телесном существе". Метафизика любви Гиппиус - это поиск гармонии, попытка соединить "две бездны", небо и землю, дух и плоть, временное и вечное в одно единое целое. Эта любовь нераздельна и едина, она не знает, что такое измена или неверность. Мысль эта была выражена Гиппиус в стихотворении "Любовь – одна" (1896 и 1912 г.).
Зинаида Гиппиус говорит нам,что любовь-волна.Она вскипает и рассыпается лишь раз.Из таких волн состоит море:много людей и каждый любит по-разному,но жить изменой сердце просто не способно.Волна,как и любовь,всего одна.И никакие человеческие пороки или обыденная ложь не может изменить то,как человек любит.Когда его любовь наедине с душой,ей нечего бояться,она такая,какая есть на самом деле.Поэтесса уверена,что в жизни любовь даётся лишь раз: проходит жизнь и в жизни длинной любовь одна,всего одна.Любовь у Гиппиус непременно должна быть неизменной,постоянной,именно тогда человек приближается к истине.И хотя часто любовь нам слишком много стоит,верная душа никогда не свернёт со своего пути и не отречется от нее.Для любви не нужны причины.и любим мы одной любовью.Только тогда любовь настоящая,подлинная.Но все же она одна.Поэтому ее надо беречь и не пренебрегать ею.Этому нас учит стихотворение Зинаиды Гиппиус Любовь-одна.
Захар Знаток (479) 5 лет назад
Почему девчонки ТАК тупо рассуждают. признаться или нет? Все дамочки должны всегда помнить - ЭТО МУЖСКОЕ ДЕЛО - ПРИЗНАВАТЬСЯ В ЛЮБВИ. От женщин вообще УМНЫЕ мужчины этого НИКОГДА не ждут. Как правило, это и так видно. А вот женщине - ВАЖНО ЭТО УСЛЫШАТЬ. И это вообще - МУЖСКАЯ ОБЯЗАННОСТЬ - ГОВОРИТЬ КОМПЛИМЕНТЫ и ПРИЗНАВАТЬСЯ В ЛЮБВИ. Девочки, помните об этом! Не портите мужиков. Они и так уже - совсем никакие стали.
Никита Месяцев Ученик (215) 1 год назад
Захар, вы правы только в одном! Да делать комплименты - это дело мужчин, признаваться в любви безусловно да! Но есть в ваших словах и спорные строчки! Вы говорите, что: "Они и так уже - совсем никакие стали. " Давайте не будем говорить за всех от себя! Во-первых, если говорить о девушках, то таких хороших и верных осталось совсем мало. Я так сказал по вашей последней строчке! Во-вторых, девушки не портят мужчин, скорее мужчины сами портятся! Очень много мужчин нового поколения и курят, и пьют. Но это совсем уже другая тема.
Тема Любви в философии З. Гиппиус. Жигулина О.
Многие утверждают, что русская философия Эроса в XIX веке чрезвычайно бедна. Лишь Чернышевский в своей критической статье попытался отобразить философию любви (статья «Русский человек на rendez-vous»). Получается, что тема любви широко и глубоко раскрыта в литературе и ни капли не затронута в философии. И вот… Можно только удивляться, с какой нечеловеческой, дьявольской, энергией тема любви врывается в русскую литературу конца XIX- начала XX веков. О любви пишется везде: в философии и публицистике, в художественной критике и теологии… И как пишется… (Русский Эрос. Lamour a la russe // Добрая газета, от 13.04.2003).
Любовь для большинства женщин – тема первая, главная, всегда занимающая их ум и сердце. Зинаида Гиппиус в этом смысле не является исключением. Женская природа по своей сути эмоциональна, экспрессивна… Это штамп, применимый к характеристике женщины вообще. Но речь идет о Зинаиде Николаевне, которая кроме всего прочего была еще (а, может быть, прежде всего) философом. Для философа характерен взгляд со стороны: не только любить, но и размышлять над тем, что есть любовь.
Любовь настоящая, (а для З. Гиппиус разделение на настоящую и ненастоящую любовь вполне оправдано), появляется в слиянии свободы и Бога. Это может произойти в одном человеке – полюбившем, а может и в двух – влюбленных. Все равно любовь пребывает как путь к Богу, как возможность Его почувствовать или с ним слиться. У Зинаиды Гиппиус присутствует даже мысль о том, что мы, влюбляясь, любим на самом деле не конкретного человека, а Бога в нем, Бога через него. О «любви через» у З. Н. Гиппиус найти можно многое. Человек любящий становится медиатором: через него (через его любовь) можно любить себя, через него тебя может любить другой человек. Но неизменно сквозь любящего должен «просвечивать» Бог. На этой мысли Зинаида Гиппиус спотыкается: а вдруг не Бог, а Дьявол учит нас любви? Ведь и Смерть одна, как и Любовь:
…И любим мы одной любовью…
Любовь одна, как смерть одна
(Гиппиус З. Н. Любовь одна // Гиппиус З. Н. Опыт свободы. М.,1996. С.30).
Эту тему, любовь и смерть, мы находим и в статье Бальмонта «О любви» (его следует упомянуть как одного из символистов): «…В том и величие, и тайна, и восторг Любви, что жизнь и смерть становятся равны для того, кто полюбит». Перекликающаяся с темой любви и смерти, тема Бога и Дьявола тоже занимала умы символистов. Дьявола считали продолжением Бога. «У Любви нет человеческого лица. У нее только есть лик Бога и лик Дьявола» (Русский Эрос. Lamour a la russe // Добрая газета, от 13.04.2003). Саму Зинаиду Гиппиус, «Декадентскую Мадонну», современники называли также «Дьяволицей». В стихотворении «Гризельда» Дьявол выступает в качестве соблазнителя. Устояв перед его чарами «вернейшая из жен» все же начинает сомневаться, правильно ли она поступила. Вот последняя строфа:
О Мудрый Соблазнитель,
Злой Дух, ужели ты –
Непонятый Учитель
Великой красоты?
(Гиппиус З. Н. Гризельда // Гиппиус З. Н. Опыт свободы. М.,1996. С.27-29)
Здесь ярко отражаются сомнения самого автора стихотворения. Но Гиппиус пытается Любовь оправдать: нет, конечно, нет, Дьявол не должен иметь никакого отношения к настоящей Любви, ведь Она путь к Богу, только с Богом связана. Но мысль, выраженная в стихотворении «Гризельда», никуда в дальнейшем не уходит (да и никогда на самом деле не исчезала). З. Н. Гиппиус разрывалась между двумя ипостасями Любви: любовь платоническая и любовь плотская (эти названия, по моему мнению, недостаточно точны в отношении Гиппиус, но все же их вполне можно использовать). Для религиозных философов того времени это было общепринятым и естественным. При этом любовь платоническая должна быть чистой и невинной, а плотская любовь – воплощать собой телесные утехи да и вообще выражать нечто мерзкое и богопротивное. Такое разделение противоречило представлению Гиппиус о свободе – главнейшему понятию в ее философии, мировоззрении. Не платоническая любовь есть путь к Богу, но Любовь единая. Не должно быть таких резких границ в Любви. Слово «свобода» (именно на русском языке), как показывает его лингвистический анализ, для любого русского человека означает, прежде всего, отсутствие преград: «…во всех русских словарях свобода толкуется с упоминанием слов «стеснять» или «стеснение», производных от «тесно», как если бы свобода состояла, по сути своей, в «освобождении» из своего рода смирительной рубашки, материальной или психологической» (Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М. 2001. С.235).
Зинаида Гиппиус пытается воссоединить эти два представления: любовь платоническую и любовь плотскую. Теперь Любовь (единая) – «огненная чистота». Проблема была решена теоретически, оставалось найти лишь подтверждение этому в реальной жизни. Это подтверждение почти предоставил ей Карташев, очарованный ею молодой профессор Духовной Академии. Вот выдержка из дневника З. Гиппиус: «К нам в дом стали приходить священники, лавриты, профессора Духовной Академии, и между ними два, молодые, чаще других. Из всех заметнее был Карташев, умный, странноватый, говорливый на Собраниях… У меня мелькнула мысль: а ведь эти странные, некультурные и как будто жаждущие культуры люди – ведь они девственники! Они сохранили старое святое, не выбросили его на улицу, не променяли на несвятое – быть может, ожидая нового святого? Быть может, среди них есть…» (Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М. 2001. С.235). Девственность Карташева должна была, по мнению Гиппиус, примирить «плоть и красу мира». Все случилось почти: Гиппиус поцеловала Карташева, тот же попросил помолиться за него. Эта просьба была подтверждением чистоты его любви: «[Он] сказал вдруг три слова, поразившие меня, которых я не ждала и которые были удивительны в тот момент по красоте, по неуловимой согласованности с чем-то желанным и незабываемым» (Там же. С.31). Слово «почти» я употребила не зря. Вскоре Зинаида Гиппиус испытала горькое разочарование: чистота любви Карташева сменилась жадным желанием поцелуя. «Прощаясь, на темном пороге, я его поцеловала… Но, Боже, как странно! Холодные, еще более дрожащие – и вдруг жадные губы. Бессильно жадные…» (Там же. С.34). Опыт оказался неудачным.
Необходимо было соединить два аспекта любви, но любая попытка остановиться на чистоте и невинности в представлении о любви все равно натыкалась на ее греховность. Бесчисленные увлечения Гиппиус, когда она была замужем, – попытка отыскать человека, который сам полюбит или заставит ее полюбить огненно и чисто. Дело состоит совсем не в том, что она не любила своего мужа. С Дмитрием Мережковским ее отношения были не земными, пропитанными какой-то мистикой; это были не физические, но метафизические отношения. Практически в любой биографии Зинаиды Николаевны встречаем: «Как оба [Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский] считали, их встреча носила мистический характер и была предопределена свыше» (Вульф В. Декадентская мадонна // Ж. «LOfficiel». Русское издание. № 41, октябрь 2002). Все же не стоит идеализировать духовный союз Гиппиус и Мережковского и понимать их божественные отношения как образец прекрасной и вечной любви: «В 18 лет юная поэтесса встретила свою первую и единственную любовь – Дмитрия Мережковского, который отныне и на всю жизнь стал для нее мужем, спутником, другом, соратником, как и она для него». Слова «божественный», «метафизический» обозначают необычайность этих отношений, их мистичность и в прямом смысле внеземное происхождение. Зинаида Гиппиус считала, что Мережковский предназначен ей Судьбой. Против Судьбы идти нельзя, против Бога – нельзя. В то же время Гиппиус любит не мужа, не многочисленных поклонников. Вот что мы читаем в анализе сказки Зинаиды Гиппиус «Время»: «Так Ванечка, Червинский, Флексер и Аким Волынский стали прототипами синтезированного образа Челавы. В сказке словно соединены печальные финалы взаимоотношений с этими людьми. Каждый из реальных людей не понял юную Зинаиду – и потерял, а она вновь осталась ждать «какую-то Любовь» (Гецевичюте М. П. Творческая история сказки З. Н. Гиппиус «Время»). Гиппиус всегда любила Любовь вообще. Зинаида Николаевна пытается выделить Ее в человеческих отношениях, в отношениях человека и Бога – где угодно и как угодно – и в отношениях с мужем. Из дневника Зинаиды Гиппиус: «Зачем же я вечно иду к Любви? Я не знаю; может быть, это все потому, что никто из них меня в сущности не любил? У Дмитрия Сергеевича тоже не такая, не «моя» любовь. Господи, как я люблю какую-то Любовь». Зинаида Гиппиус ищет Любовь единую, целую.
Божественность Любви при всей ее греховности доказательству не подлежала, так как этот божественный союз у Зинаиды Николаевны был в браке с Мережковским. Все же метафизичен в этом союзе был скорее Дмитрий Сергеевич, нежели сама Гиппиус. Здесь и кроется суть проблемы любви в ее философии. Она считала Мережковского неравным себе: он божественен и в высшей степени духовен, она же телесна и чувственна. Для Гиппиус совершенно естественно говорить о некоей своей «телесной нити» в любви и при этом отрицать телесность в обычном ее понимании, так как оно сопряжено с греховностью: «Телесная нить – это вовсе не какая-нибудь телесная связь, одно может без другого…» (Гиппиус З. Н. Дневники. М. 2002. С.12)
Как избавиться от «сладострастной грязи» в телесной любви? Зачем люди столько внимания обращают на тело? Для Гиппиус это было очень важно: она расстраивалась, понимая, что в нее влюблены не за ее ум, но за прекрасную внешность. Красота была ее проблемой. Но она была поистине очаровательной женщиной. Имеется множество свидетельств, где указываются моменты, приводящие мужчин в оцепенение. Один из таких моментов описывается в журнале «Бизнес-Леди» в статье о Зинаиде Гиппиус. «…Полночь, самое время для бесед. Пришел от Блока Андрей Белый, греется у камина. Приезжая из Москвы, он часто останавливался у Мережковских. Зинаида Гиппиус любила ночные посиделки с талантливым и неординарным собеседником. Ну что же он так смотрит? А смотрит потому, что у Зинаиды Николаевны неожиданно рассыпалась золото-красная грива, окутала до пят всю ее хрупкую фигурку в белом балахоне. Прекрасная женщина наклонила голову, зажав шпильки в зубах, расчесывает волосы, чтобы скрепить их в «козетку». Бросает заглядевшемуся Белому: «Подложите поленья, уж вы тут заведуйте». «Общенье с ней, как вспых сена в засуху», – напишет он годы спустя» (Гиппиус З. Н. Дневники. М. 2002. С.12). Сергей Маковский также напишет о Зинаиде Гиппиус: «…Красива? О, несомненно».
Еще одним аспектом, подтверждающим для Гиппиус греховность любви, было то, что она приобретала власть над влюбленными в нее. (Быть может, именно поэтому Зинаида Гиппиус никогда не могла до конца отдаться Любви). Значит Любовь, которая должна быть путем к Богу, обращает в рабство? Так где же Свобода. Может быть, совсем можно обойтись без Любви, если за нее нужно принести в жертву собственную свободу? Нет, без Любви нельзя. Для Зинаиды Гиппиус это было ясно наверняка. Потому она не оставляла своих попыток облагородить Любовь, сделать ее чище, себя в ней чище; продвигаться с ее помощью к Богу (дьявольского Зинаиде Гиппиус и в себе хватало, хоть и называли ее Мадонной).
Тема любви – главная в дневниках Гиппиус с 1893 по 1904 год. Да и о чем еще может писать в дневнике молодая женщина? Разумеется, есть в них и обычное женское кокетство. Все же многие рассуждения совершенно противоречат представлению о том, что должно быть в дневнике красивой, окруженной поклонниками женщины. Например, Гиппиус довольно много пишет о так называемой «нетрадиционной» любви и приходит к выводу, что Любовь на самом деле двупола. Каждый находит в Ней нечто для себя, но в своей целостности Она не ставит четких границ между полами, не дает безапелляционного указания, кого следует любить: мужчину или женщину. Гиппиус считает, что природа человека бисексуальна. Интересно отметить, буквально то же будет написано немногим позже у З. Фрейда в «Очерках по психологии сексуальности»: «Взгляд, вытекающий из этих давно известных анатомических фактов, состоит в допущении первоначального бисексуального предрасположения, переходящего в течение развития в моносексуальность с незначительными остатками другого пола» (Фрейд З. Очерки по психологии сексуальности. МЦ «Система», 1989. С.10).
В данном контексте стоит также затронуть тему мужского и женского у Зинаиды Гиппиус. Она была очень красивой женщиной, умеющей и любящей нравиться мужчинам. «Внешне она была воплощением слабости, нежности, женственности» (Королева Н. В. Опыт свободы Зинаиды Гиппиус // Опыт свободы. М. 1996. С.5). Тем не менее, Зинаида Гиппиус ненавидит все женское, «она словно отрекается от примет женственности. пытается оторваться от власти пола». Хочется сделать акцент именно на последней строке. Природа наделила ее аналитическим, «мужским» складом ума. Даже стихи она писала от лица мужчины. Все, что составляло «женский мир», казалось ей неинтересным, скучным, банальным. Недоброжелатели судачили об ее «антиженственности». Более тонкие наблюдатели, знакомые с Гиппиус поближе, утверждали, что это результат «упорной работы над собой, она со свойственным ей аскетизмом отреклась от женственности как от ненужной слабости». Зинаида Гиппиус, будучи женщиной, резко рвется к мужскому (хотя бы в привычках и характере), пытаясь этим компенсировать действие обоих полов и вырваться из их власти. С этим связано представление об изначальной двуполости (понимаемой Зинаидой Гиппиус как бесполость) Любви. «В бисексуальности многих прославленных литераторов обоего пола, возможно, проявилось подсознательное стремление к андрогинности: вобрать в себя оба пола, испытать ощущения, не предназначенные тебе природой, почувствовать себя богочеловеком…» (Чхартишвили Г. Писатель и самоубийство).
Идеи бисексуальности Гиппиус придерживались и в жизни. Написано очень много статей о ее романах с мужчинами и женщинами. Стоит отметить, что вообще в России Серебряного века гомосексуализм находился на уровне идейного течения. В начале XX века однополая любовь в кругах художественной элиты стала модной. Из воспоминаний Александра Бенуа: «Особенно меня поражало, что те из моих друзей, которые принадлежали к сторонникам «однополой любви», теперь совершенно этого не скрывали и даже говорили о том с оттенком какой-то пропаганды…» Гиппиус чувствовала себя бисексуальной, многие современники считали ее гермафродиткой. Из дневника Зинаиды Гиппиус «Contes damour» (1893): «В моих мыслях, моих желаниях, в моем духе – я больше мужчина, в моем теле – я больше женщина. Но они так слиты, что я ничего не знаю». Трагическая сторона однополой любви ясно выступает в отношениях Гиппиус с Дмитрием Философовым, который был гомосексуалистом. Это видно из письма Философова к Гиппиус: «…При страшном устремлении к тебе всем духом, всем существом своим, у меня выросла какая-то ненависть к твоей плоти, коренящаяся в чем-то физиологическом…»
Душевные противоречия мучают человека, принуждая его к вечному поиску. В статье «Героиня Серебряного века» Ольга Боброва обозначает жизненное кредо Зинаиды Гиппиус ее же строками: «Люблю недостижимое, чего, быть может, нет…» Противоречиями опутана философия Любви у Гиппиус. Сама она пытается избавиться от них. Избавить от этого мучения должна Любовь в своей целостности, совокупности всех проявлений. Чтобы их понять, нужно искать, нужно влюбляться и влюблять в себя многих и разных людей. Примечательно, что ни одно из увлечений Гиппиус не было серьезным. Нерушимым оставался метафизический союз Гиппиус с Мережковским. Этот брак существовал как неизбежность, как необходимая граница, указывающая предел Свободы.
Ранние дневники Зинаиды Гиппиус обрываются на 1904 году. Дальнейшие записи начинаются с 1914 года. Но теперь тема Любви отходит на второй план. Идет мировая война – посягательство не только на свободу отдельного человека, но, в силу своего масштаба, на Свободу во вселенском смысле, очень актуальном для Гиппиус.
София: Рукописный журнал Общества ревнителей русской философии
Выпуск 6, 2003 г.
Статьи, относящиеся к этой же теме:
Послушать стихотворение Гиппиус Любовь
Темы соседних сочинений
Картинка к сочинению анализ стихотворения Любовь
Настроение произведения Любовь
