Анализ стихотворения Фета Далекий друг

Анализ стихотворения Фета «Облаком волнистым»

Фет проявляет себя превосходным мастером поэтической миниатюры, одной из труднейших форм лирики: «При своей стихотворной работе. главное, стараюсь не переходить трех, много четырех куплетов, уверенный, что если не удалось ударить по надлежащей струне, то надо искать другого момента вдохновения, а не исправлять промаха новыми усилиями». Одним из характерных образцов фетовской миниатюры является стихотворение «Облаком волнистым. » (1843), которое состоит всего из двух строф:

Облаком волнистымПыль встает вдали;Конный или пеший — Не видать в пыли! Вижу: кто — то скачетНа лихом коне. Друг мой, друг далекий, Вспомни обо мне! 1843

Как известно, А. А. Фет четко разделил жизнь и поэзию. «Не заноси же в мир святыни своих невольничьих тревог»,- в этом стихе из стихотворения «Добро и зло», пожалуй, и сформулировано его поэтическое кредо. Следуя ему, Фет писал всегда только о высоком и вечном: о природе, о любви и дружбе, об искусстве.

В этой пейзажной зарисовке нет деталей, представлен лишь общий вид. Такие обобщенные картины, без пристального вглядывания, характерны для раннего творчества А. А. Фета.

В картине стихотворения «Облаком волнистым» главенствуют неясность и нечеткость: «пыль», «не видать», «кто-то».

Глубину чувства, охватившего лирического героя, подчеркивает сочетание пространственного плана, данного в движении («Не видать в пыли! Вижу: кто-то скачет. »), с временным планом, реализующимся в обращении к «другу далекому». При этом переход пространственного плана во временной осуществляется неожиданно, резко, своеобразным «скачком», который будоражит воображение читателя.

В стихотворении «Облаком волнистым» всего три эпитета. Первый из них — «волнистым» — в инверсии усиливает неясность, нечеткость, кроме того, задает мотив движения. Второй — «лихом» — этот мотив развивает, усиливает. Взгляд лирического героя сосредоточен на движущейся фигуре:Вижу: кто-то скачетНа лихом коне.

Видимое здесь рождает воспоминания о «друге далеком». Появляется еще один персонаж. Эпитет «далеком» усложняет художественное пространство.

Более сложным и разветвленным ощущается в этом стихотворении и художественное время. Воспоминания всегда связаны с прошлым. Таким образом, сознание лирического героя из настоящего («встает», «вижу», «скачет» — глаголы настоящего времени) переносится в прошлое, а затем и в будущее, поскольку глагол «вспомни» употреблен в будущем времени. Увидев всадника, герой вспоминает о друге и надеется на ответное воспоминание.

Стихотворение «Облаком волнистым» состоит из трех предложений, два из которых восклицательные, одно из восклицательных — побудительное. Это создает настроение тревожно-ностальгическое, подчеркнутое и рифмовкой: первая и третья строки каждой строфы не рифмуются.

Стихотворение состоит из двух строф, каждая строфа из четырех стихов. «Облаком волнистым» призвано пробудить воспоминания о близком человеке. Это обращение к близкому человеку:Друг мой, друг далекий, Вспомни обо мне.

Мотив пути («встает», «скачет») сменяется мотивом памяти (я помню о тебе, и ты вспомни обо мне). Хорей передает внешнее и внутреннее движение. Идея стихотворения — пробудить воспоминания о близком человеке. Обращение к человеку — «друг мой, друг далекий» — повторяется дважды.

Используя малое число художественных деталей, Фет искусно создает в стихотворении образ необъятного пространства и вносит неповторимое своеобразие в нарисованную им картину.

Афанасий Фет — Далекий друг, пойми мои рыданья: Стих

Картинка Анализ стихотворения Фета Далекий друг № 2

Далекий друг, пойми мои рыданья,
Ты мне прости болезненный мой крик.
С тобой цветут в душе воспоминанья,
И дорожить тобой я не отвык.

Кто скажет нам, что жить мы не умели,
Бездушные и праздные умы,
Что в нас добро и нежность не горели
И красоте не жертвовали мы?

Где ж это всё? Еще душа пылает,
По-прежнему готова мир объять.
Напрасный жар! Никто не отвечает,
Воскреснут звуки — и замрут опять.

Лишь ты одна! Высокое волненье
Издалека мне голос твой принес.
В ланитах кровь, и в сердце вдохновенье.-
Прочь этот сон,- в нем слишком много слез!

Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идет, и плачет, уходя.

Афанасий Фет — Далекий друг, пойми мои рыданья

Картинка Анализ стихотворения Фета Далекий друг № 3

Daleky drug, poymi moi rydanya,
Ty mne prosti boleznenny moy krik.
S toboy tsvetut v dushe vospominanya,
I dorozhit toboy ya ne otvyk.

Kto skazhet nam, chto zhit my ne umeli,
Bezdushnye i prazdnye umy,
Chto v nas dobro i nezhnost ne goreli
I krasote ne zhertvovali my?

Gde zh eto vse? Yeshche dusha pylayet,
Po-prezhnemu gotova mir obyat.
Naprasny zhar. Nikto ne otvechayet;
Voskresnut zvuki i zamrut opyat.

Lish ty odna! Vysokoye volnenye
Izdaleka mne golos tvoy prines.
V lanitakh krov, i v serdtse vdokhnovenye. —
Proch etot son, — v nem slishkom mnogo slez!

Ne zhizni zhal s tomitelnym dykhanyem,
Chto zhizn i smert? A zhal togo ognya,
Chto prosial nad tselym mirozdanyem,
I v noch idet, i plachet ukhodya.

Lfktrbq lheu, gjqvb vjb hslfymz,
Ns vyt ghjcnb ,jktpytyysq vjq rhbr/
C nj,jq wdtnen d leit djcgjvbyfymz,
B ljhj;bnm nj,jq z yt jndsr/

Rnj crf;tn yfv, xnj ;bnm vs yt evtkb,
,tpleiyst b ghfplyst evs,
Xnj d yfc lj,hj b yt;yjcnm yt ujhtkb
B rhfcjnt yt ;thndjdfkb vs?

Ult ; nj dct? Tot leif gskftn,
Gj-ght;ytve ujnjdf vbh j,]znm/
Yfghfcysq ;fh/ Ybrnj yt jndtxftn;
Djcrhtcyen pderb b pfvhen jgznm/

Kbim ns jlyf! Dscjrjt djkytymt
Bplfktrf vyt ujkjc ndjq ghbytc/
D kfybnf[ rhjdm, b d cthlwt dlj[yjdtymt/ —
Ghjxm njn cjy, — d ytv ckbirjv vyjuj cktp!

Yt ;bpyb ;fkm c njvbntkmysv ls[fymtv,
Xnj ;bpym b cvthnm? F ;fkm njuj juyz,
Xnj ghjcbzk yfl wtksv vbhjplfymtv,
B d yjxm bltn, b gkfxtn e[jlz/

«Облаком волнистым…» А.Фет

Картинка Анализ стихотворения Фета Далекий друг № 4

«Облаком волнистым…» Афанасий Фет

Облаком волнистым
Пыль встаёт вдали;
Конный или пеший —
Не видать в пыли!

Вижу: кто-то скачет
На лихом коне.
Друг мой, друг далёкий,
Вспомни обо мне!

Анализ стихотворения Фета «Облаком волнистым…»

Короткое произведение 1843 г. — пример виртуозного владения искусством изображать сиюминутные переживания, ключевым для жанра стихотворной миниатюры. Тематика текста основана на обыденном событии. О нем заявляет лирический субъект, личность которого намеренно лишена автором каких-либо конкретизирующих черт. Мотив неопределенности, знаковый для фетовской художественной манеры, позволяет формировать разные трактовки идейного содержания. Вариации смысла обогащают произведение, кажущееся простым по стилю.

Фрагмент пейзажной зарисовки, возникающий в зачине, максимально обобщен. Читателю открывается широкая панорама равнины. Взгляд героя устремлен вдаль, где линия горизонта сливается с небом. По этой причине облако пыли наделяется эпитетом «волнистое». Указывая на движение объекта, лирическое «я» продолжает нагнетать ситуацию неясности. Ее не разрешает даже следующее уточняющее замечание, содержащее неопределенное местоимение «кто-то». Единственная четко оконтуренная деталь — «лихой конь» — передает стремительность перемещения загадочного облака, но не дает представления о седоке.

Финальное двустишие резко меняет и сюжетное русло, и тематику стихотворения. В этом эпизоде поэт применяет излюбленный метод ассоциаций: случайный всадник напомнил лирическому «я» о дорогом сердцу человеке, разлуку с которым он переживает. Поэтическая миниатюра заканчивается эмоциональным призывом к другу, тем самым преображая мотив движения в мотив памяти. Даль, ставшая доминантой скупого пейзажа, переосмысливается как мучительная отдаленность от товарища или любимого, которую остро переживает герой или героиня.

В концовке меняется и художественный хронос: глаголы в настоящем времени, отражающие процесс наблюдения, сменяются лексемой в будущем времени, обозначающей заветное желание.

Тоскливо-тревожные интонации поддерживаются на уровне ритмического рисунка: нечетные строки лишены рифмы и создают состояние нестабильности, расплывчатости. Трехстопная хореическая строка «Облака…» напоминает еще одно фетовское творение, появившееся годом раньше. Художественное пространство «Чудной картины… » устремлено не только вдаль, но и вверх, охватывая «свет небес» над «белой равниной». Пейзажную зарисовку дополняет эмоциональная оценка, повествующая о любви к родному краю, укрытому светлым блестящим покрывалом.

У нас стараются погрузить нацию на два корабля. Первый — уже упоминавшаяся Великая Отечественная война, второй — русская литература XIX столетия

24 февраля 2017 года

Любимые стихи

Огонь плачет, и слёзы горят

«Далекий друг, пойми мои рыданья» Афанасия Фета

Широко известно следующее четверостишие Афанасия Фета:

Не жизни жаль с томительным дыханьем,
Что жизнь и смерть? А жаль того огня,
Что просиял над целым мирозданьем,
И в ночь идёт, и плачет, уходя.

Можно даже сказать, это четверостишие «бытует», то есть используется в повседневной жизни как клише. Когда нужно изящно выразить чужими хрестоматийными словами всем нам близкую идею быстротечности и никчемности плотской жизни в комплекте с идеей возвышенного служения так называемой «души».

Бытовало оно, изящно и безобидно, и в моей голове тоже, пока я не осмелился выяснить, что этому четверостишию предшествует. Оказалось, предшествуют ещё четыре строфы.

В них лирический герой обращается к давней подруге, чей голос преследует его в сновидениях. Таинственные звуки во сне ― это общее место, обычный лирический приём. Ночь и темнота, ничего не видно, отсюда, видимо, повышенное внимание к звукам. Аналогичных стихотворений миллион. Первым делом явились загадочные строки Николая Заболоцкого:

Я увидел во сне можжевеловый куст.

Я услышал вдали металлический хруст.

Аметистовых ягод услышал я звон.

И во сне, в тишине, мне понравился он.

Дальше у Заболоцкого тоже является говорящая возлюбленная:

Можжевеловый куст, можжевеловый куст,

Остывающий лепет изменчивых уст…

Или современный пример, очень удачное, по-моему, стихотворение Андрея Василевского:

Мальчик целует мать,

Долго ложится спать,

Долго уходит в сон,

Не знает, где он.

Мальчик бормочет во сне:

Деньги, ко мне, ко мне.

Тут уже сам герой бормочет, но сначала в темноте раздаются звуки презренного, однако, такого манящего металла.

Итак, всякий сон полон звуков, голосов. Между тем ещё со времён Кальдерона известно выражение «жизнь есть сон». Таким образом, лирический герой Фета то ли правда спит, а то ли грезит наяву. Важно, что заветный, любимый, волнующий голос его непрестанно мучает:

«Лишь ты одна! Высокое волненье
Издалека мне голос твой принёс».

«Ты мне прости болезненный мой крик».

Заветный голос любимой ненадёжен, диалог не получается:

«Воскреснут звуки ― и замрут опять».

Я сознательно разворачиваю во времени то, что Фет даёт сжато. Поэтические клише позволяют предельно экономно и сдержанно передавать многочасовую, многодневную муку.

Если скажу, что здесь у Фета примерно то же самое, что у мастеров масскульта, поставляющих на рынок развлечений романы ужасов или фильмы ужасов, то не сильно передёрну. Стивен Кинг где-то неподалеку! «Голоса» ― мо рок.

Не имеет значения, по Фету, любой внешний сюжет: «жизнь с томительным дыханьем» не особенно много стоит. А что же ценно? Пресловутая «душа»?

На этой почве, на мой взгляд, случается самое интересное, здесь прорастает зерно стихотворения. «Душа», как её понимает обывательское сознание, и твое, и мое, ― давно уже нечто благообразное. Прямо-таки ду шка, не душа!

Она и вечная/нетленная, и сияющая, и Богом данная, и мудрая, всеобъемлющая… Вроде бы не отказываясь ни от одного из этих определений, Фет предъявляет душу как нечто трудное, мучительное, парадоксальное. На протяжении всего стихотворения он с регулярностью говорит не иначе как про огонь души, методично употребляя соответствующие слова: «гореть», «сиять», «пылать», «жар». Но ровно с тем же усердием заливает огонь его же собственными, огня, слезами!

Огонь плачет, и слёзы горят. Как это, что это? Осмелюсь предположить, что такое соединение несоединимого и есть поэзия.

Пресловутая возлюбленная, повторюсь, мо рок, сон разума. Нечто всеобъемлющее и невыразимое ― вот подлинная ценность. И это нечто ― не «добрая послушница», а страстная, едва ли не истеричная субстанция.

Сама себя разжигающая. Сама себя гасящая. Внешние проявления ― слёзы и страсти ― всего-навсего сигнализируют о её, этой субстанции, загадочном автономном существовании.

Вот что я понял, три раза подряд прочитав стихотворение целиком. А популярная последняя строфа сама по себе, вне контекста, без повторений и нагнетаний, говорит скорее о душе-послушнице. О, если угодно, солнечном зайчике, который вместе со всеми нами скорбит о скоротечности земной жизни. И сочувственно плачет потом на поминках очередного смертного.

Припомнил, что у Карлоса Кастанеды есть книга с подходящим названием «Огонь изнутри». Покончив с Фетом, открыл её наугад. Выпали строки:

«Тот, кто встал на путь знания, должен обладать огромным воображением. На пути знания ничто не бывает таким ясным, как нам бы того хотелось».

Невероятно! Наилучший комментарий к только что прочитанному стихотворению. Лишь внимательность и воображение откроют потаённые смыслы. Плачущий огонь ― вот человек, вот подлинная реальность.

А голоса любимых и врагов, а манящий звон денег ― только снятся.

Где ж это всё? Ещё душа пылает,
По-прежнему готова мир объять.
Напрасный жар! Никто не отвечает,
Воскреснут звуки ― и замрут опять.

Лишь ты одна! Высокое волненье
Издалека мне голос твой принёс.
В ланитах кровь, и в сердце вдохновенье. ―
Прочь этот сон, ― в нём слишком много слёз!