Анализ стихотворения Есенина Инония

Cочинение «Анализ одной из поэм С. Есенина»

И не жалость — мало жил
И не горечь — мало дал, —
Много жил — кто в наши жил
Дни, всё дал — кто песню дал.
М. Цветаева

Сергей Есенин — истинный поэт России, поднявшийся к вершинам поэзии из глубин народной жизни.
Запомнившийся читателям с первых своих произведений, в короткий срок прошедший огромный творческий путь, в тяжелые годы запрещенный, но бережно и любовно сберегаемый истинными любителями поэзии, он навсегда “прописан” в истории русской литературы.
Мне кажется, что в творчестве С. Есенина можно выделить две темы, к которым поэт неизменно обращался: тему несостоявшейся любви и тему несостоявшегося крестьянского рая.
“Все мы обмануты счастьем”, — писал он, и эти слова можно поставить в качестве эпиграфа ко всем его стихам, поэмам. Любовь, обещавшая блаженство, оборачивается драмой. Новый строй, с которым было связано столько надежд, также не оправдал их. Я думаю, что именно эти две темы особенно ярко представлены в поэме “Анна Снегина”, определив два ее начала: лирическое и эпическое.
Поэма представляет в некоторой степени итоговое произведение, в котором поэт обобщил свои представления о жизни народа, о революции, о русской деревне, наконец, выразил свое отношение к любви. Все это связано с образом лирического героя.
Перед нами сюжет о взаимоотношениях крестьянского юноши, потом известного поэта Сергея и дочери помещицы, затем эмигрантки Анны Снеги-ной. Лирическая история их чувств, которым не суждено было стать любовью.
Когда я читала поэму, то не переставала восхищаться мастерством поэта в изображении чувств своих героев. Вся лирическая линия — это череда внутренних состояний. В шестнадцать лет — безответное чувство:

Мы все в эти годы любили,
Но мало любили нас.

Семнадцатый год. Сергей приезжает в деревню и узнает, что Анна замужем, но сердце его спокойно, любви нет:

Ничто не пробилось мне в душу,
Ничто не смутило меня.
Струилися запахи сладко,
И в мыслях был пьяный туман.
Теперь бы с красивой солдаткой
Завесть хорошо роман.

После болезни Сергея происходит его встреча с Анной. Есенин передает смущение героя, его интуитивное влечение к женщине. Причем все это раскрывается опосредованно: через деталь поведения (“Не знаю, зачем я трогал / Перчатки ее и шаль”), догадку героя о своем чувстве (“По-странному был я полон / Наплывом шестнадцати лет”), через состояние природы, тоже странное и безотчетное (“Луна хохотала, как клоун”), посредством поэтической лексики (“не знаю”, “загадка”, “туманилась даль”).
Далее следует уже определенность: после гибели на фронте мужа Анна бросает Сергею обидные слова:

Вы — жалкий и низкий трусишка.
Он умер.
А вы вот здесь.

Проходит время, и герои встречаются у мельника. Звучит ностальгия по любви:

Мы с вами сидели вместе.
Нам по шестнадцать лет.

А затем Сергей получает письмо Анны из эмиграции. И опять нам не ясно: то ли это признание в любви, то ли легкая влюбленность:

Но вы мне по-прежнему милы.

И только в последних строчках наступает момент открытия любви:

Мы все в эти годы любили,
Но значит,
Любили и нас.

Есенин блестяще описал любовь-намек, недосказанное и нереализованное чувство. Кроме того, в 1925 году героиня-эмигрантка, согласно классовой идеологии, должна была быть врагом. Анна же любимая женщина, близкая и родная.
Как и во всей лирике Есенина, в поэме чувства и личная судьба героев соизмеряются с судьбой России. Есенин пишет о судьбе русской деревни. Эта эпическая линия выдержана в реалистических традициях.
Империалистическая война принесла горе в русскую деревню:

И сколько с войной несчастных
Уродов теперь и калек!

Не оправдалась и вера русского крестьянина в революцию. Старуха мельничиха рассказывает Сергею о том, что “пропала Расея, пропала”:

Прогнали царя,
Так вот
Посыпались все напасти
На наш неразумный народ.

А война двух деревень — Радово и Криуши — представляет собой, как мне кажется, модель гражданской войны.
Создавая образы крестьян, Есенин особо выделяет деревенского вожака Прона Оглоблина. В чем-то он продолжает тему русского бунта, начатую в “Пугачеве”. Если в мельничихе подчеркивается традиционное начало, то Оглоблин представляет собой то новое, что принесла революция в деревню: стихию убийства, мятежа. Но Прон погибает, а на смену ему приходит другой Оглоблин. Это Лабутя, хвастун, трус, живущий “не мозоля рук”. Таков итог революционного преобразования в деревне.
Лирическое и эпическое в поэме тесно переплетены. Судьбы Сергея и Анны связаны с русской деревней не только событийно. Оба они дети России. Поэтому, я думаю, главная идея поэмы — судьба человека в ее неразрывной связи с судьбой Отечества.
Когда я училась в первом классе, учительница задала нам выучить стихотворение “Береза”. Дома я спросила у бабушки: “А какое стихотворение Есенина ты учила в школе?”, Ответ был ужасен: “Во время моей учебы Есенин был запрещен”. Сколько же людей были лишены возможности узнать стихи этого великого поэта! И какое счастье, что те времена прошли, и мы можем насладиться звуками его лиры!

Похожие сочинения

Разберемся во всем, что видели, Что случилось, что сталось в стране… С. А. Есенин Поэму «Анна Снегина» Есенин писал на Кавказе. В январе 1925 года она была завершена. Поэт надеялся на литературный успех. Однако именно профессионалы отнеслись к произведению. смотреть целиком

От утопического «мужицкого рая» на земле в «Инонии» Есенин пришел в «Анне Снегиной» к реалистическому изображению сложного пути русского крестьянства в переломные годы ХХ в. Поэма полна драматических коллизий, связанных с судьбой народа. Лирические мотивы. смотреть целиком

Великий русский критик В. Г. Белинский считал, что в творчестве любого русского поэта можно Определить его главный пафос — главную внутреннюю движущую силу его поэзии. Такой главной направляющей идеей творчества Сергея Есенина была его огромная, испепеляющая. смотреть целиком

Поэма С. Есенина «Анна Снегина» начинается и заканчивается лирическим аккордом — воспоминаниями автора о ранней юности, о «девушке в белой накидке». Развитие сюжет получает в первой части поэмы: герой возвращается в родные места после трехлетнего отсутствия. смотреть целиком

Фабула поэмы «Анна Снегина» — это любовная история в мире, перевернутом революцией. Герои поэмы вовлечены в водоворот революционных событий. Начало поэмы — февральская революция, окончание — гражданская война. В поэме преломление эпохи показано через. смотреть целиком

<. > Обращаясь к старому миру, олицетворенному в виде Америки, технически мощной, но слабой своею бездушностью и безверием, поэт еще раз ставит русскую тему о примате религиозно-этических ценностей над ценностями материальной культуры. Эта культура несет в себе зародыши гибели, опустошения души, упирающейся в бессмысленное накопление, ибо „проволочные лучи“, которыми культура опутала землю, „не осветят пришествия“ нового Бога. <. >

Таковы пророчества Есенина. Напрасно было бы, конечно, искать в его замечательной „Инонии“ предсказаний конкретных исторических событий. Она вся вращается в сфере религиозно-социальных идей, облеченных в тяжелые символы. Исторические события развиваются, не считаясь с пророчествами. Но что мы стоим на великом переломе, что в душе нового человека назревают новые ценности, без которых „нечем жить“,- в этой основной мысли „Инонии“ ее значение, переходящее за грани текущего дня» (газ. «Путь», Гельсингфорс, 1921, 31 марта и 1 апреля, №№ 32 и 33).

В то же время Ф.В.Иванов, размышляя об особенностях лирической поэзии Есенина («Мягкий, женственный, <. >, тихой поступью монашки идет он по дороге русской литературы. <. > Пейзаж его любимый - тихий вечер, настроение - грустное раздумье. »), пришел к такой оценке поэмы:

«Неудачливость „Инонии“ - в свойстве дарования самого Есенина. От послушания - к богоборчеству. Это не его тема. Потому выкрики Есенина в „Инонии“ не действуют. <. > И Есенин чувствует свое бессилие. Поэма блещет преувеличенностью образов. Постоянное форсирование таланта. Крикнуть посильнее, чтобы скрыть свою собственную немощность. Напряженность в каждой строфе, в каждом слове <. >. И рядом маленький оазис в пустыне безнадежной революционной риторики, типичный в устах прежнего Есенина, творца „Триптиха“ и „Голубени“ <приведено начало четвертой главки „Инонии“>. <. > В „Триптихе“ - та же тема, что и в „Инонии“, но иной подход. В „Инонии“ - наигранное богоборчество. В „Триптихе“ - покорная женственная скорбь. <. > От Руси - к Инонии, от тихой веры к пафосу разрушения, от Китежа мечты родной к Китежу суровой действительности. Таков крестный путь Есенина. Опалит ли он крылья в разрушительном огне его или это новый искус таланта - покажет будущее» (газ. «Голос России», Берлин, 1921, 20 июля, № 714. Переиздано в кн. Ф.Иванова «Красный Парнас», Берлин, 1922, с. 62-66; вырезка из этой книги с вопросительными знаками на полях - Тетр. ГЛМ).

Одновременно с берлинским изданием «Инонии» в Москве вышел в свет сборник П₂₁. где также содержалась поэма. Рецензируя его, П.В.Пятницкий писал, что «Инонию» «нужно считать самым значительным стихотворением» (журн. «Книга и революция», Пб. 1921, № 7, январь, с. 55; подпись: Кий).

К откликам на П₂₁ можно отнести также открытое письмо В.Г.Шершеневича, адресованное «в град ИНОНИЮ. Улица Индикоплова. Сергею Александровичу Есенину», где среди рассуждений о есенинской поэзии имелось и содержавшее долю яда: «Самой твоей характерной чертой является строительство нового образа, поскольку он помогает строительству нового мира, хотя бы мира несуществующего. <. > Когда не хватает образа, ты просто заменяешь словом „иной“ или „новый“ <следует целая страница из строк революционных поэм Есенина, примерно половина которых взята из „Инонии“>. И так далее, до бесконечности» (в кн. В.Шершеневича «Кому я жму руку», <М. 1921>, с. 42-44).

После выступлений поэта за границей (1922-1923 годы) и выхода в свет Грж. к уже имевшимся зарубежным отзывам об «Инонии» прибавились и другие. Эти высказывания (большей частью варьировавшие то, что было написано о поэме ранее) были сделаны И.Г.Эренбургом (в его кн. «Портреты русских поэтов», Берлин, 1922, с. 82; вырезка - Тетр. ГЛМ), Ю.В.Офросимовым (газ. «Руль», Берлин, 1922, 18 июня, № 481; вырезка - Тетр. ГЛМ), Е.С.Шевченко (газ. «За свободу!», Варшава, 1922, 4 октября, № 271; подпись: Е.Ш.), А.В.Бахрахом (газ. «Дни», Берлин, 1922, 24 декабря, № 48, а также лит. альманах «Струги», кн. 1, Берлин, 1923, с. 204; вырезка - Тетр. ГЛМ), С.Я.Алымовым (журн. «Гонг», Харбин, 1923, № 2, март, с. 22; подпись: Арум), Н.Брянчаниновым (журн. «La Nouvelle Revue», Paris, 1923, Mai 15, p. 106; подпись: N. Brian Chaninov), К.В.Мочульским (газ. «Звено», Париж, 1923, 3 сентября, № 31). В то же время появился дополнительный оттенок трактовки есенинского богоборчества. Е.В.Аничков писал: «. не случайно, что упорно, с надрывом, точно сознательно преследуя какую-то неясную цель, богохульствует Есенин. <. > В самом деле, никогда не богохульствует безразличный к вере. Зачем бы он стал? Да и вышло бы бледно, не говоря уже о том, что это не доставило бы ему никакого удовольствия. Богохульствует богоборец: богоборец же всегда носит покаяние в сердце своем. Это не решающееся высказаться покаяние богохульников и вычитываешь из бахвальства стихов. » (в его кн. «Новая русская поэзия», Берлин, 1923, с. 141-142). Чуть позже в таком же духе высказался П.Д.Жуков (журн. «Зори», Пг. 1923, № 2, 18 ноября, с. 10).

В 1924-1925 годах более или менее беглые упоминания «Инонии» содержались в работах о Есенине таких авторов, как Л.И.Повицкий (газ. «Трудовой Батум», 1924, 8 июня, № 128), И.В.Грузинов (Гост. 1924, № 1(3), с. <17>), Г.Лелевич (журн. «Октябрь», М. 1924, № 3, сентябрь-октябрь, с. 181; вырезка - Тетр. ГЛМ), А.Б.Селиханович (Бак. раб. 1924, 25 сентября, № 217; вырезка - Тетр. ГЛМ), В.Л.Львов-Рогачевский (в его кн. «Новейшая русская литература». 2-е изд. испр. и доп. М. (обл. М.- Л.), 1924, с. 319-320), Б.Маковский (газ. «Полесская правда», Гомель, 1925, 17 мая, № 111; вырезка - Тетр. ГЛМ), И.С.Ежов (в кн. «Русская поэзия XX века: Антология», М. 1925, с. XLVI). Лишь А.К.Воронский (в своем литературном портрете Есенина) уделил «Инонии» много внимания:

«Революция во многом все-таки преобразила поэта. Она выветрила из него затхлую, плесенную церковность: „Проклинаю я дыхание Китежа <и т.д.>“. Это - хорошо по существу: с Китежем и с часословом в эпоху социальной революции, в век сверхкапитализма и сверхимпериализма далеко не уедешь. Но старый Китеж можно подменить новым, вместо древнего часослова можно попытаться написать другой, свой. Так оно на самом деле и есть у Есенина. <. > для Есенина его рай, его „Инония“ - не метафора, не сказка, не поэтическая вольность, а ожидаемое будущее.

<. > „Инония“ представляет значительный шаг вперед, так как знаменует отход от церковности к реальному миру. <. > „Инония“ Есенина есть идеал нашего мелкого трудового собственника-крестьянина. Века крепостного, помещичьего, полицейского гнета воспитали в нем жажду покончить со старым <. >. Эта жажда лучшего, иного, несомненно, в борьбе с царизмом, с крепостничеством сыграла крупнейшую и благотворнейшую роль. Своеобразно, с мистикой, в нарочитых, имажинистских образах Есенин отразил это в своих стихах об „Инонии“, прокляв „Радонеж“ и „тело Христово“.

<. > Революция наша, безусловно, несет крестьянству избавление не только от гнета помещика и царской опричнины, но и от капитализма, но несет его совсем по-иному, чем полагал Есенин. Рабочий, руководящий революцией, уничтожая капитализм, совсем не намерен отказать в гостеприимстве железному гостю. Наоборот, его социализм - индустриальный, совсем непохожий на примитивную мужицкую „Инонию“ с сыченой брагой» (Кр. новь, 1924, № 1, январь-февраль, с. 276-279).

Спустя почти полтора года, полемизируя с А.К.Воронским, А.А.Туринцев, в частности, отмечал: «. сказав:

Я иным Тебя, Господи, сделаю,
Чтобы зрел мой цветочный луг,

неминуемо - „Проклинаю я дыхание Китежа и все лощины его дорог“, но сейчас же, сейчас же - „обещаю Вам град Инонию, где живет Божество живых“. Нет, сколько бы ни извинялся Есенин <. > за „самый щекотливый этап“ свой - религиозность, сколько бы ни просил читателя „относиться ко всем его Иисусам, Божьим Матерям и Миколам как к сказочному в поэзии“ <Цитаты из предисловия поэта (1 января 1924) к несостоявшемуся двухтомному собранию сочинений приведены здесь по очерку А.К.Воронского (Кр. новь, 1924, № 1, январь-февраль, с. 273)>, для нас ясно: весь религиозный строй души его к куцему позитивизму сведен быть не может. И после того, как одержимое требование преображения, жажда обрести немедленно же обетованную Инонию чуда не произвели - отчаяния, богоотступничества - нет. По-прежнему взыскует он нездешних „неведомых пределов“. Неизменна его религиозная устремленность, порыв к Божеству. » (журн. «Своими путями», Прага, 1925, № 6/7, май-июнь, с. 26).

С иронией изложил содержание поэмы В.А.Красильников в статье «Сергей Есенин»: «Необходима революция неба <. > - пора растрясти и всколыхнуть миры. Начать революцию следует немедленно. Задача сегодняшнего дня - свержение всех окопавшихся на небе и на земле, как-то: вылизать на иконах лики угодников и святых, снять штаны с Христа, крепко схватить за „белую гриву“ Саваофа и пр. и пр. Рук с угодниками не жалеть, веруя - в награду получишь град Инонию. » (ПиР, 1925, № 7, октябрь-ноябрь, с. 121). Но еще более пристрастно отнесся к «Инонии» и ее автору И.А.Бунин:

«И вот, наконец, опять „крестьянин“ Есенин, чадо будто бы самой подлинной Руси, вирши которого, по уверению некоторых критиков, совсем будто бы „хлыстовские“ и вместе с тем „скифские“ (вероятно потому, что в них опять действуют ноги, ничуть, впрочем, не свидетельствующие о новой эре, а только напоминающие очень старую пословицу о свинье, посаженной за стол):

Кометой вытяну язык,
До Египта раскорячу ноги.
Богу выщиплю бороду,
Молюсь ему матерщиною.
Проклинаю дыхание Китежа,
Обещаю вам Инонию.

<. > Инония эта уже не совсем нова. Обещали ее и старшие братья Есениных, их предшественники, которые, при всем своем видимом многообразии, тоже носили на себе печать, в сущности, единую. Ведь уже давно славили „безумство храбрых“ (то есть золоторотцев) и над „каретой прошлого“ издевались. <. > Ведь блоковские стишки:

Эх, эх, без креста,
Тратата! -

есть тоже „инония“, и ведь это именно с Есениными, с „рожами“, во главе их, заставил Блок танцевать по пути в Инонию своего „Христосика в белом венчике из роз“. <. >

„Я обещаю вам Инонию!“ - Но ничего ты, братец, обещать не можешь, ибо у тебя за душой гроша ломаного нет, и поди-ка ты лучше проспись и не дыши на меня своей миссианской самогонкой! А главное, все-то ты врешь, холоп, в угоду своему новому барину!» (газ. «Возрождение», Париж, 1925, 12 октября, № 132, выделено автором).

Своего рода ответом И.А.Бунину стал анализ «Инонии» в контексте всего творчества Есенина, вскоре проведенный В.Ф.Ходасевичем:

«Прямых проявлений вражды к христианству в поэзии Есенина до „Инонии“ не было,- потому что и не было к тому действительных оснований. По-видимому, Есенин даже считал себя христианином. Самое для него ценное, вера в высшее назначение мужицкой Руси, и в самом деле могло ужиться не только с его полуязычеством, полухристианством, но и с христианством подлинным. Если и сознавал Есенин кое-какие свои расхождения,- то только с христианством историческим.

<. > Есенин в „Инонии“ отказался от христианства вообще, не только от „исторического “, а то, что свою новую истину он продолжает именовать Исусом, только „без креста и мук“,- с христианской точки зрения наиболее кощунственно. Отказался, быть может, с наивной легкостью, как перед тем наивно считал себя христианином,- но это не меняет самого факта.

Другое дело - литературные достоинства „Инонии“. Поэма очень талантлива. Но для наслаждения ее достоинствами надобно в нее погрузиться, обладая чем-то вроде прочного водолазного наряда. Только запасшись таким нарядом, читатель духовно-безнаказанно сможет разглядеть соблазнительные красоты „Инонии“.

„Инония“ была лебединой песней Есенина как поэта революции и чаемой новой правды. Заблуждался он или нет, сходились или не сходились в его писаниях логические концы с концами, худо ли, хорошо ли,- как ни судить, а несомненно, что Есенин высказывал, „выпевал“ многое из того, что носилось в тогдашнем катастрофическом воздухе. В этом смысле, если угодно, он действительно был „пророком“. Пророком своих и чужих заблуждений, несбывшихся упований, ошибок,- но пророком. С “Инонией“ он высказался весь, до конца. После нее ему, в сущности, сказать было нечего. Слово было за событиями. Инония реальная должна была настать - или не настать. По меньшей мере Россия должна была к ней двинуться - или не двинуться. <. > Раньше, чем многие другие, соблазненные дурманом военного коммунизма, он увидел, что дело не идет не только к Социализму с большой буквы, но даже и с самой маленькой. Понял, что на пути в Инонию большевики не попутчики. <. >

История Есенина есть история заблуждений. Идеальной мужицкой Руси, в которую верил он, не было. Грядущая Инония, которая должна была сойти с неба на эту Русь,- не сошла и сойти не могла. <. > Он думал, что верует во Христа, а в действительности не веровал, но, отрекаясь от Него и кощунствуя, пережил всю муку и боль, как если бы веровал. <. >

И, однако, сверх всех заблуждений и всех жизненных падений Есенина остается что-то, что глубоко привлекает к нему. Точно сквозь все эти заблуждения проходит какая-то огромная, драгоценная правда. Что же так привлекает к Есенину и какая это правда? Думаю, ответ ясен. Прекрасно и благородно в Есенине то, что он был бесконечно правдив в своем творчестве и пред своею совестью, что во всем доходил до конца, это не побоялся сознать ошибки, приняв на себя и то, на что соблазняли его другие. Правда же его - любовь к родине, пусть незрячая, но великая» (журн. «Современные записки», Париж,

1926, <кн.> XXVI, с. 308-311, 312-313, 322; выделено автором).

Пророк Иеремия «за 41 год своей пророческой жизни всюду был преследуем и гоним, зато после смерти, когда стали сбываться все его пророчества, он удостоился глубокого почитания иудеев. <. > Как памятники проповеднической деятельности прор<ока> Иеремии остались: 1) книга его имени; 2) книга Плач; и 3) Послание» («Полный православный богословский энциклопедический словарь», том I, СПб. <б.г.>, стб. 1037). Книга пророка Иеремии и Плач Иеремии входят в Ветхий Завет.

Золотое словесное яйцо .- См. пояснение к заключительной строфе «Преображения» (с. 335).

Индикоплов Козьма (Косма) - византийский купец и путешественник (VI век н.э.), автор сочинения «Христианская топография», где на основе Библии была изложена теория строения Вселенной.

Чтобы поле. / / Выращало ульями злак, / / Чтобы зерна. / / Озлащали, как пчелы, мрак. - Эти строки прокомментированы (в связи с поэмой «Преображение» выше (с. 332-333).

Стая туч. / / Слово стая. волков. - Мифологическое происхождение этого образа (с отсылкой к Аф. I, 736) впервые констатировал Б.В.Нейман (сб. «Художественный фольклор», М. 1929, <вып.> 4/5, с. 215).

На реках вавилонских мы плакали .- Парафраза Пс. CXXXVI, 1.

Говорю вам - вы все погибнете. - Ср. «Нет, говорю вам; но если не покаетесь, все так же погибнете» (Лк. XIII, 3 или 5).

Олипий - Олипий (Алипий) Печерский; первое из имен русских иконописецев (XII век), дошедшее до наших дней. Впоследствии канонизирован.

Не построить шляпками гвоздиными / / Сияние далеких звезд .- О мифопоэтическом источнике этого образа см. в пояснении к словам «Звездами вбитая высь» из «Иорданской голубицы» (с. 342).

Слава в вышних Богу / / И на земле мир! - Слова из Лк. II, 14; при богослужении предшествуют шестопсалмию на утрени.

Радуга, как лук .- Параллель этим словам в «Поэтических воззрениях. » (Аф. I, 349) обнаружена Б.В.Нейманом (сб. «Художественный фольклор», М. 1929, <вып.> 4/5, с. 215).

Радуйся, Сионе. - начало стихиры на «Господи воззвах», поемой на 8-й глас субботнего богослужения малой вечерни («Православный богослужебный сборник», М. 1991, с. 145). Сион - гора в Иерусалиме; символически - царство Божие на небесах и на земле.

Назарет - см. выше в примечаниях к «Певущему зову» (с. 297).

Автограф ст. 1-2 (РГАЛИ):

LiveInternet LiveInternet

Пророческие стихи Сергея Есенина о будущем.

Инония. В стихах адресованных Пророку Иеремии Есенин, возможно, предвидел события, которые произойдут в начале 21 века. Любопытно, что многие предсказания Есенина совпадают с предсказаниями других пророков.

Сергей Есенин написал стихотворение «Инония» в 1918 году

Пророк Иеремия «за 41 год своей пророческой жизни всюду был преследуем и гоним, зато после смерти, когда стали сбываться все его пророчества, он удостоился глубокого почитания иудеев. <. > Как памятники проповеднической деятельности прор<ока> Иеремии остались: 1) книга его имени; 2) книга Плач; и 3) Послание» («Полный православный богословский энциклопедический словарь», том I, СПб. <б.г.>, стб. 1037). Книга пророка Иеремии и Плач Иеремии входят в Ветхий Завет.

Посвящается Пророку Иеремии.
1

Не устрашуся гибели,
Ни копий, не стрел дождей, -
Так говорит по Библии
Пророк Есенин Сергей .

Время мое приспело,
Не страшен мне лязг кнута.
Тело, Христово тело,
Выплевываю изо рта.

Не хочу восприять спасения
Через муки его и крест:
Я иное постиг учение
Прободающих вечность звезд.

Я иное узрел пришествие -
Где не пляшет над правдой смерть.
Как овцу от поганой шерсти, я
Остригу голубую твердь.

Подыму свои руки к месяцу,
Раскушу его, как орех.
Не хочу я небес без лестницы,
Не хочу, чтобы падал снег.

Не хочу, чтоб умело хмуриться
На озерах зари лицо.
Я сегодня снесся, как курица,
Золотым словесным яйцом.

Я сегодня рукой упругою
Готов повернуть весь мир.
Грозовой расплескались вьюгою
От плечей моих восемь крыл.

2

Лай колоколов над Русью грозный -
Это плачут стены Кремля.
Ныне на пики звездные
Вздыбливаю тебя, земля.

Протянусь до незримого города,
Млечный прокушу покров.
Даже богу я выщиплю бороду
Оскалом моих зубов.

Ухвачу его за гриву белую
И скажу ему голосом вьюг:
Я иным тебя, господи, сделаю,
Чтобы зрел мой словесный луг!

Проклинаю я дыхание Китежа
И все лощины его дорог.
Я хочу, чтоб на бездонном вытяже
Мы воздвигли себе чертог.

Китеж - город - легенда, который погрузился в воду озера Светлояр, во время нашествия хана Батыя.
Я хочу, чтоб на бездонном вытяже мы воздвигли себе чертог - убежище (бункер)

Языком вылижу на иконах я
Лики мучеников и святых.
Обещаю вам град Инонию,
Где живет божество живых.

Плачь и рыдай, Московия!
Новый пришел Индикоплов.
Все молитвы в твоем часослове я
Проклюю моим клювом слов.

Индикоплов Козьма (Косма) — византийский купец и путешественник (VI век н.э.), автор сочинения «Христианская топография», где на основе Библии была изложена теория строения Вселенной.
Возможно, появление в России нового учения, религии, Мессии.

Чтобы поле его словесное
Выращало ульями злак,
Чтобы зерна под крышей небесною
Озлащали, как пчелы, мрак.

Проклинаю тебя я Радонеж,
Твои пятки и все следы!
Ты огня золотого залежи
Разрыхлял киркою воды.

О загадочном «небесном Светиле», которое появится в небе Земли, упоминал и Преподобный Сергий Радонежский святой, величайший подвижник земли русской. В одну из пятниц Рождественского поста 1387 года его любимый ученик Михей записал это пророчество. «Придет время Моё, когда небесное Светило к Земле устремится, и тогда придешь ты исполнить волю сроков. И ненавистные будут спасителями, и побежденный будет вести победивших. И три корня, разделенные проклятием, срастаться любовью, и вести их будет посланный не из их племени. До срока проклянут татар и евреев, и они проклянут землю русскую. Когда же твои кости будут преданы уничтожению, трем проклятиям исполнится срок и невидимо видимый станет у престола, облеченный Венцами и Перстнем. И где приложишь Перстень, там будет Рука Моя и Владык».

Стая туч твоих, по-волчьи лающих,
Словно стая злющих волков,
Всех зовущих и всех дерзающих
Прободала копьем клыков.

Твое солнце когтистыми лапами
Прокогтялось в душу, как нож.
На реках вавилонских мы плакали,
И кровавый мочил нас дождь.

Твое солнце когтистыми лапами -небесное Светило Сергия Радонежского.

Ныне ж бури воловьим голосом
Я кричу, сняв с Христа штаны:
Мойте руки свои и волосы
Из лоханки второй луны.

. второй луны -Пророчество Раньо Неро о появлении второй Луны рядом с нашей планетой: " На небе будет два Солнца и две Луны. Не будет ночи. Земля превратится в пылающий ад. На земле невозможно будет жить. Лишь в воздухе и под землей будет спасение живущим. Будет построено восемь подземных городов. С гор будут спилены вершины. Люди смогут жить лишь на горах. Многие люди ослепнут от света двух Солнц; Поднимутся огромные волны. Они затопят половину земной тверди, а затем откатятся (приливная волна ). На севере снега и льды растают. На полюсах появятся обширные цветущие земли; Новая Луна будет меньше размером и ближе к Земле, чем старая Луна. Новая Луна будет так же хорошо видна с Земли, как и старая.

Говорю вам - вы все погибнете,
Всех задушит вас веры мох.
По-иному над нашей выгибью
Вспух незримой коровой бог.

коровой бог (коровий бог) - Велес (скотий бог). Велес — один из богов славянского мира. В христианском апокрифе "Хождение Богородицы по мукам" Велес назван бесом и "злым богом" (Чернобог). Его главным деянием стало то, что он привел сотворенный Родом и Сварогом мир в движение. Символом этого движения от Тьмы к Свету, от Нави через Явь к Прави, является знак солнцеворота, или на санскрите — свастика.

И напрасно в пещеры селятся
Те, кому ненавистен рев.
Все равно - он иным отелится
Солнцем в наш русский кров.

Все равно - он спалит телением,
Что ковало реке брега.
Разгвоздят мировое кипение
Золотые его рога.

Новый сойдет Олипий
Начертать его новый лик.
Говорю вам - весь воздух выпью
И кометой вытяну язык.

Олипий — Олипий (Алипий) Печерский; первое из имен русских иконописецев (XII век), дошедшее до наших дней. Впоследствии канонизирован.
Говорю вам - весь воздух выпью - захват части атмосферы Земли тяготением Тифона.

И кометой вытяну язык - антропоморфное изображение Тифона с длинным вытянутым языком.

Тифон. Этрусский антификс.

До Египта раскорячу ноги,
Раскую с вас подковы мук.
В оба полюса снежнорогие
Вопьюся клещами рук.

Коленом придавлю экватор
И, под бури и вихря плач,
Пополам нашу землю-матерь
Разломлю, как златой калач.
Коленом придавлю экватор. нашу землю-матерь разломлю, как златой калач - воздействие тяготения звезды на нашу планету, которое приведет к расколу земной коры, землетрясениям и извержениям вулканов.

И в провал, отененный бездною,
Чтобы мир весь слышал тот треск,
Я главу свою власозвездную
Просуну, как солнечный блеск.

И четыре солнца из облачья,
Как четыре бочки с горы,
Золотые рассыпав обручи,
Скатясь, всколыхнут миры.

И четыре солнца из облачья - нейтронная звезда и ее четыре наиболее крупных спутника.

З везда и ее четыре наиболее крупных спутника. Снимок в инфракрасном диапазоне эл.волн. Снимок 2007 г. В настоящее время звезда приближается к орбите Сатурна.
3

И тебе говорю, Америка,
Отколотая половина земли, -
Страшись по морям безверия
Железные пускать корабли!

Не отягивай чугунной радугой
Нив и гранитом - рек.
Только водью свободной Ладоги
Просверлит бытие человек!

Не вбивай руками синими
В пустошь потолок небес:
Не построить шляпками гвоздиными
Сияние далеких звезд.

Не залить огневого брожения
Лавой стальной руды.
Нового вознесения
Я оставлю на земле следы.

Пятками с облаков свесюсь,
Прокопытю тучи, как лось;
Колесами солнце и месяц
Надену на земную ось.

Говорю тебе - не пой молебствия
Проволочным твоим лучам.
Не осветят они пришествия,
Бегущего овцой по горам!

Говорю тебе - не пой молебствия проволочным твоим лучам - возможно, речь идет от рентгеновском или гамма - излучении нейтронной звезды в состоянии аккреции.

Сыщется в тебе стрелок еще
Пустить в его грудь стрелу.
Словно полымя, с белой шерсти его
Брызнет теплая кровь во мглу.

Звездами золотые копытца
Скатятся, взбороздив нощь.
И опять замелькает спицами
Над чулком ее черным дождь.

Возгремлю я тогда колесами
Солнца и луны, как гром;
Как пожар, размечу волосья
И лицо закрою крылом.

За уши встряхну я горы,
Кольями вытяну ковыль.
Все тыны твои, все заборы
Горстью смету, как пыль.

И вспашу я черные щеки Нив твоих новой сохой;
Золотой пролетит сорокой
Урожай над твоей страной.

Новый он сбросит жителям
Крыл колосистых звон.
И, как жерди златые, вытянет
Солнце лучи на дол.

Новые вырастут сосны
На ладонях твоих полей.
И, как белки, желтые весны
Будут прыгать по сучьям дней.

Синие забрезжут реки,
Просверлив все преграды глыб.
И заря, опуская веки,
Будет звездных ловить в них рыб.

Говорю тебе - будет время,
Отплещут уста громов;
Прободят голубое темя
Колосья твоих хлебов.

И над миром с незримой лестницы,
Оглашая поля и луг,
Проклевавшись из сердца месяца,
Кукарекнув, взлетит петух.

4

По тучам иду, как по ниве, я,
Свесясь головою вниз.
Слышу плеск голубого ливня
И светил тонкоклювых свист.

В синих отражаюсь затонах
Далеких моих озер
Вижу тебя, Инония,
С золотыми шапками гор.

Вижу нивы твои и хаты,
На крылечке старушку мать;
Пальцами луч заката
Старается она поймать.

Прищемит его у окошка,
Схватит на своем горбе, -
А солнышко, словно кошка,
Тянет клубок к себе.

И тихо под шепот речки,
Прибрежному эху в подол,
Каплями незримой свечки
Капает песня с гор:

"Слава в вышних богу
И на земле мир!
Месяц синим рогом
Тучи прободил.

Кто-то вывел гуся
Из яйца звезды -
Светлого Исуса
Проклевать следы.

Кто-то с новой верой,
Без крест и мук,
Натянул на небе
Радугу, как лук.

Радуйся, Сионе,
Проливай свой свет!
Новый в небосклоне
Вызрел Назарет.
Назарет — городок в Галилее, где в детстве жил Иисус Христос

Новый на кобыле
Едет к миру Спас.
Наша вера - в силе.
Наша правда - в нас!"

1918 год.

Отражение революционной эпохи в стихотворениях С. А. Есенина

Сергей Александрович Есенин жил в сложное, переломное время для российского государства. Его судьбу, как и судьбы многих людей, революция поделила как бы на жизнь «до» и «после».

Дореволюционное творчество поэта наполнено любовью к родной рязанской природе, к отчему дому: Край любимый! Сердцу снятся Скирды солнца в водах лонных. Я хотел бы затеряться В зеленях твоих стозвонных. В природе поэт нашел для себя неиссякаемый источник вдохновения. Он и себя ощущает ее маленькой частицей, ведь его детство и юность прошли среди «утренней и вечерней зари», «среди неба, покрытого грозовыми тучами», «среди полей, красующихся цветами с зеленью»:

Сыплет черемуха снегом,

Зелень в цвету и росе.

В поле, склоняясь к побегам,

Ходят грачи в полосе.

Революцию 1917 года Есенин встретил восторженно. Он видел в ней реальную возможность изменения жизни к лучшему, в первую очередь для крестьянства. Поэт верил, что пришло время для мужицкого счастья, для сытой, вольной жизни. Такое новое отношение к жизни нашло свое отражение непосредственно и в творчестве Есенина.

Первый послереволюционный блок стихотворений поэта называется «Преображение». Такое название глубоко символично: преображается весь мир вокруг поэта, преображается и он сам. Первое стихотворение цикла «Инония» рассказывает о радостном, новом пришествии Спасителя. С его появлением Есенин связывал грядущие перемены на всей земле. А себя он видит пророком и дерзко возражает христианским канонам:

Я иное узрел пришествие —

Где не пляшет над правдой смерть.

Новая вера для человека должна наступить совершенно по-иному: без «креста и мук»:

Не хочу восприять спасения

Через муки его и крест:

Я иное постиг учение

Прободающих вечность звезд.

И новая жизнь должна быть совсем иная, непохожая на прежнюю, поэтому и страну будущего поэт называет «Инонией». Стихотворения этого цикла полны веры в грядущие перемены, несущие всему миру освобождение и процветание; а родному крестьянству — сельский рай, с нивами и полями, золотящимися от зерна:

Говорю тебе — будет время,

Отплещут уста громов;

Проводят голубое темя

Колосья твоих хлебов.

И вот, кажется, мечты поэта о новой жизни начинают сбываться. В судьбе России наступил коренной перелом, все стремительно изменяется. Но эти долгожданные перемены настораживают Есенина. Вместо ожидаемого «мужицкого рая», вместо вольной и сытой жизни перед глазами поэта предстает страна, раздираемая гражданской войной, опустошаемая разрухой. Тяжелое, невыносимое зрелище видит поэт вместо обещанного рая:

Нет, не рожь! Скачет по полю стужа,

Окна выбиты, настежь двери.

Даже солнце мерзнет, как лужа,

Которую напрудил мерин.

Поэт чувствует, что приходит конец всему, чем он так дорожил, к чему испытывал глубокую привязанность. Приходит конец прежнему старинному укладу жизни, родному сельскому краю:

Трубит, трубит погибельный рог!

Как же быть, как же быть теперь нам

На измызганных ляжках дорог?

На место тонконогого жеребенка приходит на крестьянские поля железный конь, с которым уже бесполезно тягаться:

Милый, милый, смешной дуралей,

Ну, куда он, куда он гонится?

Неужель он не знает, что живых коней

Победила стальная конница?

В этой железной схватке с городом Есенин осознает бессилие деревни, она обречена. И поэт, полный отчаяния, шлет проклятия железному коню:

Черт бы взял тебя, скверный гость!

Наша песня с тобой не сживется.

Жаль, что в детстве тебя не пришлось

Утопить, как ведро в колодце.

Есенин ощущает себя «последним поэтом деревни», не потому, что не надеется, что эта тема будет интересна новому поколению поэтов, а потому, что предполагает скорую погибель всему деревенскому укладу. Поэт не находит себе места в этой новой жизни, душа его полна боли и отчаяния. Он пытается найти хоть какой-то для себя выход, и забывается в «хулиганстве». Лирический герой этого времени «похабничает и скандалит», стремясь отвлечься в хмельном разгуле:

Я нарочно иду нечесаным,

С головой, как керосиновая лампа, на плечах.

Мне нравится, когда каменья брани

Летят в меня, как град рыгающей грозы.

Герой нарочно пытается выглядеть в глазах людей хуже, чем на самом деле. Но в душе он по-прежнему остается таким же деревенским озорником, до боли любящим свой край, свою природу:

Я очень люблю родину.

Сердцем я все такой же.

Проходит время, и поэт понемногу успокаивается. Его лирика вновь обретает свой звонкий голос. Новый сборник Есенина называется «Весну люблю». Весна — это время обновлений, время надежд и, конечно же, любви. И вновь это прекрасное чувство открывается для лирического героя Есенина. Автор ставит перед собой новую задачу:

. постигнуть в каждом миге

Коммуной вздыбленную Русь.

В стране советской многое изменилось, и поэт для себя делает много открытий. Изменился бедный и неприглядный деревенский быт, сняты кресты с колоколен:

На селе читают уже не молитвенники, а «Капитал» Маркса да произведения революционных писателей:

С горы идет крестьянский комсомол,

И под гармонику, наяривая рьяно,

Поют агитки Бедного Демьяна,

Веселым криком оглашая дол.

Деревенская молодежь живет и мыслит совсем уже по-другому: ей не село, «а вся земля» стала родиной. Такое настроение заразительно действует и на самого автора, он ощущает в себе желание быть не только певцом в своей стране, но и полновластным ее гражданином:

Как есть все принимаю.

Готов идти по выбитым следам.

Отдам всю душу октябрю и маю.

Поэт приносит своеобразную присягу своей обновленной стране:

Когда по всей планете

Пройдет вражда племен,

Исчезнет ложь и грусть, —

Я буду воспевать

Всем существом в поэте

Шестую часть земли

С названьем кратким «Русь».

С. А. Есенин старается всем сердцем принять все перемены, произошедшие в стране. Он считает, что наконец-то пришло время обустроить землю. Поэт горд и счастлив жить в эту эпоху обновлений. Теперь ему даже городские фонари кажутся милее и красивее южных звезд, он чувствует огромную любовь к Родине в своем сердце. В стихотворении «Письмо к женщине» С. А. Есенин раскрывает сложную эволюцию своего восприятия новой действительности. Сначала он не мог понять, что происходит в стране, и оттого мучил и себя и свою любимую, находясь в постоянном хмельном угаре:

. в сплошном дыму,

В развороченном бурей быте

С того и мучаюсь,

Куда несет нас рок событий.

Но теперь все стало на свои места, стало все иначе, но уже понятно — поэт осознает и принимает обновленную Россию:

Теперь в Советской стороне

Я самый яростный попутчик.

В цикле стихотворений «Цветы» С. А. Есенин образно повествует о революционных событиях. Люди — это цветы, гибнущие под сталью октября:

Цветы сражалися друг с другом,

И красный цвет был всех бойчей.

Их больше падало под вьюгой,

Но все же мощностью упругой

Они сразили палачей.

Поэту жаль, что пришлось заплатить жизнью многих людей за ожидаемую новую, светлую жизнь:

Мне страшно жаль

Те красные цветы, что пали.

Идет время и с новой действительностью не все ладится у лирического героя, с новой властью он далеко не во всем согласен:

Я из Москвы надолго убежал:

С милицией я ладить не в сноровке.

Остался в прошлом я одной ногою,

Стремясь догнать стальную рать,

Скольжу и падаю другою.

В душе поэта идет постоянная борьба — борьба между приятием и неприятием установившегося порядка в государстве. С одной стороны, он всеми силами пытается принять «Русь советскую», но, с другой стороны, он чувствует боль и обиду за то, что он сам остался невостребованным новой действительностью:

Вот так страна! Какого ж я рожна

Орал в стихах, что я с народом дружен?

Моя поэзия здесь больше не нужна,

Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен.

Но Есенин находит в себе силы не стать на путь гнева и обиды за невостребованность, он завещает судьбу своей страны молодым, не обремененным грузом грехов и ошибок:

Цветите юные! И здоровейте телом!

У вас иная жизнь, у вас другой напев.

А я пойду один к неведомым пределам,

Душой бунтующей навеки присмирев.

Он приветствует и благословляет новую жизнь, счастье других:

Каждый труд благослови, удача!

А для себя он оставляет путь «к неведомым пределам».

Возможно, горьким предчувствием наполнены эти строки стихотворения. Вскоре поэт, действительно, ушел из этой жизни «в мир иной». Его лирика разнолика, как и сама его жизнь. Любовь, радость, грусть, разочарование, неверие, стремление понять и принять неведомое доселе — все находит свое отражение в творчестве этого великого русского поэта. Жизнь и творчество С. А. Есенина сложны и противоречивы, он заблуждался и нередко совершал ошибки. Но в одном он постоянно был верен себе — в стремлении постичь сложную, тяжелую и, часто, трагическую жизнь своего народа.

Нашёл ошибку? Выдели и нажми ctrl + Enter

Сергей Есенин - Инония

Не устрашуся гибели,
Ни копий, ни стрел дождей,—
Так говорит по Библии
Пророк Есенин Сергей.

Время мое приспело,
Не страшен мне лязг кнута.
Тело, Христово тело,
Выплевываю изо рта.
Не хочу восприять спасения
Через муки его и крест:
Я иное постиг учение
Прободающих вечность звезд.
Я иное узрел пришествие —
Где не пляшет над правдой смерть.
Как овцу от поганой шерсти, я
Остригу голубую твердь.
Подыму свои руки к месяцу,
Раскушу его, как орех.
Не хочу я небес без лестницы,
Не хочу, чтобы падал снег.
Не хочу, чтоб умело хмуриться

На озерах зари лицо.
Я сегодня снесся, как курица,
Золотым словесным яйцом.
Я сегодня рукой упругою
Готов повернуть весь мир…
Грозовой расплескались вьюгою
От плечей моих восемь крыл.

Лай колоколов над Русью грозный —
Это плачут стены Кремля.
Ныне на пики звездные
Вздыбливаю тебя, земля!
Протянусь до незримого города,
Млечный прокушу покров.
Даже Богу я выщиплю бороду
Оскалом моих зубов.
Ухвачу его за гриву белую
И скажу ему голосом вьюг:
Я иным тебя, Господи, сделаю,
Чтобы зрел мой словесный луг!

Проклинаю я дыхание Китежа
И все лощины его дорог.
Я хочу, чтоб на бездонном вытяже
Мы воздвигли себе чертог.
Языком вылижу на иконах я
Лики мучеников и святых.
Обещаю вам град Инонию,
Где живет Божество живых!

Плачь и рыдай, Московия!
Новый пришел Индикоплов.
Все молитвы в твоем часослове я
Проклюю моим клювом слов.
Уведу твой народ от упования,
Дам ему веру и мощь,
Чтобы плугом он в зори ранние
Распахивал с солнцем нощь.
Чтобы поле его словесное
Выращало ульями злак,
Чтобы зерна под крышей небесною
Озлащали, как пчелы, мрак.

Проклинаю тебя я, Радонеж,
Твои пятки и все следы!
Ты огня золотого залежи
Разрыхлял киркою воды.
Стая туч твоих, по-волчьи лающих,
Словно стая злющих волков,
Всех зовущих и всех дерзающих
Прободала копьем клыков.
Твое солнце когтистыми лапами
Прокогтялось в душу, как нож.
На реках вавилонских мы плакали,
И кровавый мочил нас дождь.
Ныне ж бури воловьим голосом
Я кричу, сняв с Христа штаны:
Мойте руки свои и волосы
Из лоханки второй луны.

Говорю вам — вы все погибнете,
Всех задушит вас веры мох.
По-иному над нашей выгибью
Вспух незримой коровой Бог.
И напрасно в пещеры селятся
Те, кому ненавистен рев.
Все равно — он иным отелится
Солнцем в наш русский кров.
Все равно — он спалит телением,
Что ковало реке брега.
Разгвоздят мировое кипение
Золотые его рога.
Новый сойдет Олипий
Начертать его новый лик.
Говорю вам — весь воздух выпью
И кометой вытяну язык.
До Египта раскорячу ноги,
Раскую с вас подковы мук…
В оба полюса снежнорогие
Вопьюся клещами рук.
Коленом придавлю экватор
И, под бури и вихря плач,
Пополам нашу землю-матерь
Разломлю, как златой калач.
И в провал, отененный бездною,
Чтобы мир весь слышал тот треск,
Я главу свою власозвездную
Просуну, как солнечный блеск.
И четыре солнца из облачья,
Как четыре бочки с горы,
Золотые рассыпав обручи,
Скатясь, всколыхнут миры.

И тебе говорю, Америка,
Отколотая половина земли,—
Страшись по морям безверия
Железные пускать корабли!
Не отягивай чугунной радугой
Нив и гранитом — рек.
Только водью свободной Ладоги
Просверлит бытие человек!
Не вбивай руками синими
В пустошь потолок небес:
Не построить шляпками гвоздиными
Сияние далеких звезд.
Не залить огневого брожения
Лавой стальной руды.
Нового вознесения
Я оставлю на земле следы.
Пятками с облаков свесюсь,
Прокопытю тучи, как лось;
Колесами солнце и месяц
Надену на земную ось.
Говорю тебе — не пой молебствия
Проволочным твоим лучам.
Не осветят они пришествия,
Бегущего овцой по горам!
Сыщется в тебе стрелок еще

Пустить в его грудь стрелу.
Словно полымя, с белой шерсти его
Брызнет теплая кровь во мглу.
Звездами золотые копытца
Скатятся, взбороздив нощь.
И опять замелькает спицами
Над чулком ее черным дождь.
Возгремлю я тогда колесами
Солнца и луны, как гром;
Как пожар, размечу волосья
И лицо закрою крылом.
За уши встряхну я горы,
Копьями вытяну ковыль.
Все тыны твои, все заборы
Горстью смету, как пыль.

И вспашу я черные щеки
Нив твоих новой сохой;
Золотой пролетит сорокой
Урожай над твоей страной.
Новый он сбросит жителям
Крыл колосистых звон.
И, как жерди златые, вытянет
Солнце лучи на дол.
Новые вырастут сосны
На ладонях твоих полей.
И, как белки, желтые вёсны
Будут прыгать по сучьям дней.
Синие забрезжат реки,

Просверлив все преграды глыб.
И заря, опуская веки,
Будет звездных ловить в них рыб.
Говорю тебе — будет время,
Отплещут уста громов;
Прободят голубое темя
Колосья твоих хлебов.
И над миром с незримой лестницы,
Оглашая поля и луг,
Проклевавшись из сердца месяца,
Кукарекнув, взлетит петух.

По тучам иду, как по ниве, я,
Свесясь головою вниз.
Слышу плеск голубого ливня
И светил тонкоклювых свист.
В синих отражаюсь затонах
Далеких моих озер.
Вижу тебя, Инония,
С золотыми шапками гор.
Вижу нивы твои и хаты,
На крылечке старушку мать;
Пальцами луч заката
Старается она поймать.
Прищемит его у окошка,
Схватит на своем горбе,—
А солнышко, словно кошка,
Тянет клубок к себе.

И тихо под шепот речки,
Прибрежному эху в подол,
Каплями незримой свечки
Капает песня с гор:

«Слава в вышних Богу
И на земле мир!
Месяц синим рогом
Тучи прободил.
Кто-то вывел гуся
Из яйца звезды —
Светлого Исуса
Проклевать следы.
Кто-то с новой верой,
Без креста и мук,
Натянул на небе
Радугу, как лук.
Радуйся, Сионе,
Проливай свой свет!
Новый в небосклоне
Вызрел Назарет.
Новый на кобыле
Едет к миру Спас.
Наша вера — в силе.
Наша правда — в нас!»