• Анализ стихотворений
• Державин
• Правило жить

Анализ стихотворения Державина Правило жить



Анализ стихотворения «Памятник» Г.Р. Державина

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.

Так! — весь я не умру, но часть меня большая,
От тлена убежав, по смерти станет жить,
И слава возрастет моя, не увядая,
Доколь славянов род вселенна будет чтить.

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,
Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;
Всяк будет помнить то в народах неисчетных,
Как из безвестности я тем известен стал,

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям с улыбкой говорить.

О муза! возгордись заслугой справедливой,
И презрит кто тебя, сама тех презирай;
Непринужденною рукой неторопливой
Чело твое зарей бессмертия венчай.

Филологический анализ стихотворения

Лирическое творчество Гаврилы Романовича Державина при Екатерине II завершилось стихотворением «Памятник ». «Памятник » Державина является переложением одноименного стихотворения древнеримского поэта Горация. Гораций жил очень давно, еще до нашей эры. Но в свой «Памятник » он сумел вложить мысль, во все последующие времена животрепещущую для художника-творца. Мысль о бессмертии созданных им произведений, а, следовательно, и его самого. До Державина это замечательное произведение переложил Ломоносов, после Державина – Пушкин. Тема бессмертия поэтических творений никогда не уходила из русской литературы. В начале прошлого века «Памятник » Горация вновь перевел В.Я. Брюсов. В середине века к теме «Памятника» не раз обращался большой русский поэт Н.А. Заболоцкий, еще позже – Арсений Тарковский, Иосиф Бродский, Александр Кушнер и много других поэтов. Каждый это делал по-своему, потому что тема вечна и неисчерпаема, как вечна и неисчерпаема сама поэзия.
Державин главным делом своей жизни считал государственную службу, а литературным занятиям отводил «от должностей часы свободны», тем не менее, высоко ценил роль поэзии и считал поэта служителем правды. Поэзию сравнивал с «Чистой струей » родника («Ключ », 1779), констатировал, что она «не сумасбродство, но вышний дар богов (Видение Мурзы», 1783-1784).
Кристальная честность, по Державину, - главное качество поэта.
Звание поэта – поэта, обличавшего порок и прославлявшего добрые дела, - дает, по Державину, право на бессмертие.
Этой теме и посвящено стихотворение «Памятник ». В нем Державин рисует «картину своей посмертной славы среди многочисленных народов, населяющих Россию, предвосхищая «Памятник» Пушкина ».
Стихотворение Державина «Памятник » впервые было опубликовано в 1795 году под заглавием «К Музе. Подражание Горацию». Как мы уже сказали, «Памятник » Державина – это переложение оды Горация, в связи с этим мы можем говорить, что данный текст интертекстуален, поскольку он отсылает читателя к похожему тексту, написанному еще до нашей эры. Однако текст Державина настолько отличается от первоисточника, что становится для нас, современных читателей, самостоятельным текстом, в котором присутствуют реминисценции, используются общие поэтические мотивы и образы, но с наполнением их конкретными реалиями собственной жизни (образ Фелицы – Екатерины II, личное отношение Державина к Екатерине II) и национальными приметами («славянов род», «от Белых вод до Черных, Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал », «русском слоге »).
Тема бессмертия поэтических творений характерна как для оды Горация, так и для «Памятника » Державина. Однако идейный замысел этих текстов различен. Так Гораций в поэтическом величии уповал прежде всего на совершенство стиха, Державин же – на его правдивость.
Внимание читателя активизирует заголовок «Памятник », который, безусловно, занимает сильную позицию. С помощью этого заголовка автор подчеркивает смысловые вехи текста, а именно посмертную славу поэта.
Стихотворение состоит из 5 строф, каждая из которых включает по одному сложному предложению, за исключением третьей и четвертой строф, образующих вместе одно предложение. Наличие таких предложений показывает ход мыслей поэта. Здесь присутствуют и сложносочиненные, и сложноподчиненные типы предложений. Многие из них осложнены однородными членами, что показывает не только развитие мысли, но и придает особую напевность размышлениям поэта («чудесный, вечный », «тверже… и выше », «ни вихрь … ни гром », «Волга, Дон, Нева », «говорить… беседовать… возгласить »). Особую торжественность придают восклицательные предложения («Так! », «О муза! »).
В первой строфе стихотворения сделан акцент на бессмертие поэтических творений. Этому способствует инверсия «памятник чудесный, вечный ». И это не просто слова. Он «металлов тверже » и «выше пирамид ». Опять же с помощью инверсии мы прослеживаем неоспоримый факт бессмертия. Поэтическое искусство становится долговечнее рукотворных монументов.
Во второй строфе Державин начинает говорить о значении своего творчества, эта мысль продолжается и в третьей строфе.
В четвертой же поэт окончательно определяет свои заслуги перед Родиной.
Таким образом, явно прослеживается смысловая связь между строфами.
По форме данный текст напоминает монолог, поскольку повествование ведется от первого лица. Но монолог представлен только в первых четырех строфах. Об этом говорит частое употребление местоимений: возвратного местоимения «себя », определительного местоимения «весь », личного местоимения первого лица «я », а также его падежных форм («меня», «обо мне»).
Последняя же строфа – обращение к Музе, т.е. к богине поэзии. Это показывает местоимение второго лица в родительном падеже «тебя », притяжательное местоимение «твое », и определительное «сама ». Благодаря этому приему, мы понимаем, что Державин не ждет единодушного одобрения современников, но сохраняет черты достоинства и величия на пороге бессмертия.
В тексте много семантических повторов. Автор часто употребляет корневые повторы «безвестности – известен », «презрит – презирай », «по смерти – бессмертия »; на протяжении всего стихотворения мы встречаем точный лексический повтор «я ». В четвертой строфе наблюдаем синонимические повторы «возгласить – беседовать – говорить ». Тем самым автор акцентирует наше внимание на самом важном и значимом.
По всем формальным признакам стихотворение Державина является одой. В соответствии с канонами классицизма текст Державина требовал слов высокого стиля. Однако он отходит от этих норм и сочетает лексику высокого и низкого стилей. В этом и заключается новаторство Гаврилы Романовича Державина. Высокий стиль подчеркивают глаголы в побудительном наклонении («возгордись », «презирай », «венчай »). В стихотворении присутствует много славянизмов и архаизмов, что также делает его торжественным («воздвиг », «тлен », «доколь », «дерзнул », «славянов род », «вселенна», «чтить », «возгласить », «презрит », «чело »). Автор широко употребляет возвышенные эпитеты («памятник чудесный, вечный », «гром быстротечный », «в народах неисчетных », «заслугой справедливой », «непринужденною рукой неторопливой ».).
Такая синтаксическая конструкция как инверсия тоже придает приподнятый тон стихотворению («памятник чудесный, вечный », «тверже он », «гром быстротечный », «часть меня большая », «слава моя », «льет Урал », «в народах неисчетных », «заслугой справедливой », «рукой неторопливой », «чело твое »).
Гаврила Романович Державин сделал русский слог простым, что подчеркивает шестистопный ямб, которым написано стихотворение. В связи с этим мы ощущаем размеренный и спокойный ход размышлений поэта. Благодаря пиррихию строфы звучат более мягко и размеренно.
Перекрестная рифмовка придает тексту неторопливый, торжественный ритм. Особой плавности и напевности способствует чередование мужской и женской рифмы.
Державин пишет искренне, правдиво, ведь он «дерзнул в забавном русском слоге » говорить не о подвигах и величии, а «о добродетелях Фелицы возгласить », «в сердечной простоте беседовать о боге и истину царям с улыбкой говорить ».
В последней строфе поэт высказывает свою благодарность императрице, немало содействовавшей его таланту и успехам («О муза! возгордись заслугой справедливой »).
Как говорил М.М. Бахтин «Приметы времени раскрываются в пространстве, а пространство осмысливается и измеряется временем ». В данном стихотворении несложно заметить единство временных и пространственных отношений, которые принято называть хронотопом. Художественное время и пространство организуют композицию стихотворения и обеспечивает целостное восприятие как цельной и самобытной художественной действительности. Перед нами разворачивается огромное пространство России («от Белых вод до Черных, Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал»). Желая показать географическую масштабность, автор использует топонимы, называя реки, находящиеся на большом расстоянии друг от друга. Этим Державин показывает русские реалии. Поскольку его памятник бессмертен, то и время в стихотворении размыто, что показывают глаголы. В первом абзаце в прошедшем и будущем времени, а в последующих – в будущем. В тексте много глаголов, употребленных в неопределенной форме. Они акцентируют тему бессмертия, т.к. о поэте будут помнить всегда: и в прошлом, и в настоящем, и в будущем. Поэтический памятник неподвластен времени. Он бессмертен во времени и пространстве.
Инверсия придает стихотворению торжественность и выразительность, точность изображения: «памятник чудесный, вечный », «тверже он », «гром быстротечный », «полет его не сокрушит », «часть меня большая », «слава моя », «заслугой справедливой», «презрит кто тебя», «непринужденною рукой неторопливой».
Особо значима метафора «времени полет ». Она указывает на мимолетность всего земного и вечность его славы.
В последней строфе Державин создает интонацию торжественности и славит не себя, а Музу, богиню поэзии («Чело твое зарей бессмертия венчай »). Муза Державина человечна и справедлива.
Таким образом, Гаврила Романович Державин проявил себя как поэт-новатор. Он стал первым русским поэтом, сумевшим выразить свою личность такой, какова она была; он нарисовал свой портрет живым и правдивым. Строки его стихотворений, в том числе и этого, искренни и честны. По мнению Державина, творчество поэта останется с людьми на века и имеет право на бессмертие.

«Анализ стихотворения Г. Р. Державина «Памятник».»

Гавриил Романович Державин — великий русский поэт 18 века. В своем творчестве он освещал проблемы русского высшего общества. Поэт отмечал как хорошие стороны жизни (деятельность императрицы), так и отрицательные (разрушительную деятельность вельмож). Также в лирику Державина вошла его собственная жизнь.

Отличительные черты творчества поэта можно легко проследить на примере стихотворения «Памятник», которое было написано в 1775 году. Это произведение содержит некоторые сведения из жизни самого Державина. Его герой не вымышлен воображением, он дышит и действует. Именно поэтому стихи начинаются с личного местоимения «я»: «Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный». И далее продолжается рассказ о себе: «…первый я дерзнул в забавном русском слоге О добродетелях Фелицы возгласить».

Фелицей Державин называл Екатерину II. Ещё в 1783 году была опубликована посвящённая императрице ода с тем же названием, которая принесла Державину литературную славу.

Ещё одна отличительная черта поэзии Державина — соединение «высоких» и «низких» слов. Этим поэт добивается очень большой выразительности:

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,

Металлов твёрже он и выше пирамид…

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных…

И рядом с этими простыми и понятными каждому строчками есть в «Памятнике» стихи, наполненные высокой лексикой. Особенно показательно последнее четверостишие, наполненное героическим воодушевлением и верой в своё предназначение:

О муза! возгордись заслугой справедливой,

И презрит кто тебя, сама тех презирай.

В основу стихотворения положен образ памятника. Он становится в произведении Державина памятью таланту и искусству. Художественный приём, лежащий в основе стихотворения, — метафора.

Ещё один излюбленный приём поэта — градация. Например:

В сердечной простоте беседовать о боге

И истину царям с улыбкой говорить.

Наряду с этими приемами, Державин использовал и одушевление. Вот четверостишие, полностью состоящее из одушевлений:

Так! — весь я не умру, но часть меня большая,

От тлена убежав, по смерти станет жить,

И слава возрастёт моя, не увядая,

Доколь славянов род вселенна будет чтить.

В «Памятнике» Державин утверждал вечность своего литературного творчества, определял свои несомненные заслуги перед Отечеством (Всяк будет помнить то в народах неисчётных, / Как из безвестности я тем известен стал). Но не менее гордился поэт и своим народом (Доколь славянов род вселенна будет чтить).

С самой большой теплотой поэт относился к своей Музе, считая, что именно она двигала его пером:

О муза! возгордись заслугой справедливой…

Непринуждённою рукой неторопливой

Чело твоё зарёй бессмертия венчай.

Таким образом, в «Памятнике» поэт представлен как орудие высшей силы, направленное на уничтожение пороков и действующее по велению свыше.

Анализ стихотворения Гаврилы Державина «Признание»

Гавриил Державин в 1807 году в стихотворении «Признание» описал свой литературный путь и выразил отношение к собственному творчеству.

Произведение написано от первого лица, лаконичным языком и ритмичным слогом.

В «Признании» поэт чистосердечно изъясняет, что не считал себя святым, великим мудрецом или важным господином. Прежде всего он ценил в себе и окружающих людях чистоту сердца и ум. Поэтические шедевры, по признанию Державина, – заслуга не личная, а божественная помощь извне. Оды, созданные в честь выдающихся правителей, написаны не для прославления их высокого положения в обществе, а как восхищение перед их добрыми делами для народа.

Стихотворения его творились с целью увековечить благородные качества царей и передать их потомкам. Если поэт осмеливался обличать высокопоставленных особ, то не от своего лица и не по причине личной обиды, а от целого государства, передавая строгое недовольство людей и воспитательное наставление. Был подвержен Державин и общечеловеческим слабостям, погружаясь в водоворот суетных бессмысленных занятий.

Не отрицает он своего преклонения перед красотой женщин, потому посвящал дамам лирические стихи. Автор ощущал как падения, так и взлеты судьбы, – неминуемые вехи жизни, преодолевать и радоваться которым предстоит всем без исключения. Он предлагает читателю (который может считать себя «мудрецом») «бросить камень» в могилу автора написанных строк, если читающий их не подвержен человеческим слабостям.

«Признание» пронизано искренностью, душевностью. Русский поэт творил новую эпоху в литературе, следуя принципу реалистичности описания. Смелые неприукрашенные выражения, такие как «правду брякнуть», «саном надуваться» делают философскую лирику Державина неискусственной, непритворной, настоящей одой правде и сокрушительным ударом по лицемерию.

В особенности последние строки «Признания» оправдывают все возможные огрехи в жизни поэта. Читатель просто не вправе обвинить Державина в чем-либо. К тому же это великолепное, легкое произведение дарит такое же прекрасное настроение после его прочтения. «Ум и сердце» – вот путеводные звезды великого стихотворца Гавриила Державина.

Рекомендуется к прочтению:

А. Г. Мейор. Пространство и время: Державин и Пушкин
(стихотворение Державина "Евгению. Жизнь Званская") 1

Некоторые литературоведы считают Державина неким разрушителем поэтических канонов своего времени или необыкновенным поэтом подлинной, повседневной жизни. Такое восприятие обычно основано на сравнении устоявшихся жанровых правил с особенностями державинского творчества или на изучении тем отдельных стихотворений. Однако существуют также другие подходы к литературному творчеству, которые одновременно объединяют и тематические и жанрово-формальные аспекты анализируются в первую очередь пространственно-временные отношения в поэзии, что позволяет рассматривать державинские стихотворения в соотнесенности со всем его творчеством. Подобные подходы также могут служить началом для интерпретации его поэзии в контексте литературы последующего периода, в частности творчества А. С. Пушкина.

Настоящая статья посвящена державинскому стихотворению "Евгению Жизнь Званская", написанному в 1807 г. В американских исследованиях это произведение недооценено. Д. Святополк-Мирский в его "Истории русской литературы" утверждает, что это изящное стихотворение ценно лишь как биографическое свидетельство о том, как Державин писал о своей жизни в деревенском покое и уединении. 2

Американский литературовед П. Гарт пишет в своей монографии "Г. Р. Державин. Развитие дарования одного поэта", что в "Жизни Званской" Державин не достиг тематического единства. 3 Однако ни подход Д. Мирского, ни подход П. Гарта не позволяют воспринять динамику самого стихотворения.

Мы предлагаем толкование этого произведения, исходя из концепции М. М. Бахтина. В своем очерке "Формы времени и хронотопа в романе" М. М. Бахтин описывает хронотоп как взаимодействие хроноса и топоса, или времени и пространства. Согласно принципам М. М. Бахтина, динамика времени и пространства играет важную роль в определении и отражении не только содержания данного произведения, но и отношения этого произведения к соответствующему жанру вообще. Следовательно, изучение организации времени и пространства внутри данного произведения подчеркивает соотношение между содержанием и формой М. М. Бахтин пишет: "Хронотоп мы понимаем как формально-содержательную категорию литературы. В литературно-художественном хронотопе имеет место слияние пространственных и временных примет в осмысленном и конкретном целом. Время здесь сгущается, уплотняется, становится художественно зримым; пространство же интенсифицируется, втягивается в движение времени, сюжета, истории. Приметы времени раскрываются в пространстве, и пространство осмысливается и измеряется временем. Этим пересечением рядов и слиянием примет характеризуется художественный хронотоп". 4 М. М. Бахтин направляет свою теорию главным образом на изучение прозы, однако его подход можно в равной мере применить и к поэтическому творчеству, и особенно к произведениям Державина.

Стихотворение Державина "Евгению. Жизнь Званская" представляет собой один из самых ярких примеров идиллического хронотопа. В рамках описания одного дня в Званке Державин изображает всю полноту и разнообразие своей жизни в любимом деревенском имении. На протяжении всего произведения он рассматривает соотношение между внутренними переживаниями поэта и его природным окружением.

Ход действий и мышления в "Жизни Званской" тесно связан с грамматической структурой этого произведения. Господствуют глаголы несовершенного вида в настоящем времени, и таким образом мы получаем представление о том, как проводит поэт типичный день в Званке. В сочетании с местоимениями и наречиями, которые выражают место и время действия (например, местоимение где и наречие иногда), такие глаголы настоящего времени отражают повторяющиеся или привычные действия. Таким образом Державин описывает то, что обычно происходит у него в гостиной:

В которой поутру иль ввечеру порой
Дивлюся в Вестнике, в газетах иль журналах,
Россиян храбрости, как всяк из них герой,
Где есть Суворов в генералах!

Где также иногда по палкам, по костям
Усатый староста иль скопидом брюхатый
Дает отчет казне, и хлебу, и вещам,
С улыбкой часто плутоватой. 5

Все действия, описанные Державиным в этих строфах, тесно связаны не только с ранним часом дня, но также с определенным местом, в частности с комнатой. Каждая из семи строф, описывающих события в гостиной, начинается или с местоименного наречия где, или с конструкции в которой. Таким образом, окружение данного действия не только предопределяет, но и почти затеняет сами действия.

По всему произведению возникает несколько подобных действий, связанных с определенным местом и временем дня: например, подобные глагольные, предложные и наречные конструкции отнесены к столовой, к полям и реке в имении, а также к верхней части дома. Так как эти действия почти полностью повторяют тот же принцип, который излагается в вышеупомянутом примере, нет необходимости перечислять и описывать все эти строфы. Однако можно тщательно проследить одно повторяющееся действие, которое объединяет все стихотворение. Почти каждый раз, когда поэт размышляет о духовном и высоком, он описывает свой физический и духовный подъем. Таким образом, Державин воплощает духовную и отвлеченную идею о времени и пространстве именно в Зван-ке. По всему произведению глагольные приставки вос-/вс- и воз-/вз-. которые обозначают движение вверх, 6 однозначно указывают на такое состояние подъема у поэта. Так, проснувшись утром, поэт, "восстав от сна", "взводит на небо скромный взор" и читает молитву благодарности Творцу:

Восстав от сна, взвожу на небо скромный взор;
Мой утренюет дух правителю вселенной;
Благодарю, что вновь чудес, красот позор
Открыл мне в жизни толь блаженной. (2, 634)

Такое употребление приставок повторяется до середины стихотворения:

Оттуда прихожу в святилище я муз
И с Флакком, Пиндаром, богов восседши в пире,
К царям, к друзьям моим иль к небу возношусь И
ль славлю сельску жизнь на лире. (2, 634)

Еще дважды Державин связывает физическое описание своего стремления вверх с "высоким", духовным. Вечером после заката солнца поэт сидит на балконе второго этажа своего дома и предается своему воображению:

Но нет как праздника, и в будни я один,
На возвышении сидя столпов перильных,
При гуслях под вечер, челом моих седин
Склонясь, ношусь в мечтах умильных, —
Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?
Мимолетящи суть все времени мечтаньи
Проходят годы, дни, рев морь и бурей шум
И всех зефиров повеваньи. (2, 642-643)

В то же время, вне рамок "однодневного цикла" в Званке, поэт свободно размышляет о прошедшем, настоящем и будущем Последние пятнадцать строф, одна четверть всего стихотворения, выражают суть этих размышлений.

В вышеупомянутой монографии "Развитие дарования одного поэта" П. Гарт предполагает, что эти строфы неадекватны и неуместны, потому что они резко меняют течение основной мысли произведения Он пишет: "Если бы поэт вычеркнул последние 15 строф "Евгению", оно (т е. это стихотворение — A.M.) оказалось бы несомненным свидетельством постоянного увлечения стареющего Державина миром чувств. Наибольший из художественных недостатков стихотворения "Евгению" коренится в невозможности Державина объединить различные мотивы и таким образом ввести новые идеи в свой общий замысел. Заключительное обращение к Евгению — просьба Державина о помощи в поисках бессмертия — разочаровывает и оставляет читателя в недоумении относительно общей идеи стихотворения". 7

Нет сомнения, что тон этого произведения заметно меняется именно в последних пятнадцати строфах. По объему первых трех четвертей произведения почти все строфы включают в себя глаголы несовершенного вида, спрягаемые в настоящем времени. А потом, когда поэт размышляет о будущем в этой же последней части, строфы в основном включают в себя глаголы совершенного вида в будущем времени и, таким образом, указывают на одноразовые действия, которые производят окончательный результат. Но эти существенные изменения в тональности повествования нисколько не нарушают логику стихотворения. Напротив, последние 15 строф поднимают многие вопросы, прямо связанные с темой времени и пространства, и не столь явные в начале стихотворения. Иные грамматические формы подчеркивают структурные особенности первой части стихотворения и выводят их на иной, более высокий уровень. Однако заключительная часть произведения еще тесно связана с предыдущей его частью. И здесь особенно важно, что глаголы, обозначающие движение вверх и вниз, продолжают указывать на реальное и воображаемое перемещение поэта кверху и книзу.

В этой последней части поэт прорицает, как рухнут со временем его дом и сад. Но потом он опять вдохновляется и успокаивается, когда представляет себе, как его друг, митрополит Евгений Болховитинов, с почтительностью посетит знаменитый усадебный холм в Званке:

Иль нет, Евгений, ты, быв некогда моих
Свидетель песен здесь, взойдешь на холм mom страшный,
Который тощих недр и сводов внутрь своих
Вождя, волхва гроб кроет мрачный (. )

Не зря на колесо веселых, мрачных дней,
На возвышение, на пониженье счастья,
Единой правдою меня в умах людей
Чрез Клии воскресишь согласья (. )

Ты слышал их, — и ты, будя твоим пером
Потомков ото сна, близ Севера столицы,
Шепнешь вслух страннику, вдали, как тихий гром
"Здесь Бога жил певец, Фелицы". (2, 644-645)

В этих строфах связь между физическим и духовным подъемом достигает художественной кульминации. Поэт ограничивает себя рамками дневного цикла, и поэтому собственное место в общей системе мироздания ему неясно. Подобно изображениям цикличных повседневных "подъемов" и "падений" поэт в вышеупомянутых строфах изображает бесконечное течение "веселых и мрачных дней" как кружение колеса или прихоти фортуны. Однако, подобно тому как сам поэт покидал "плен" столь милой ему Званской жизни, удаляясь в свой кабинет для поэтических занятий, так и Евгений, взойдя на холм, оказывается в ином временном измерении. Только тогда он избавит от забвения этот дом и сад и утраченную гармонию жизни, которая была здесь при Державине.

Особенности державинского восприятия времени и пространства проявляются еще ярче, если стихотворение "Евгению. Жизнь Званская" рассмотреть в контексте более позднего литературного события. В работе над стихотворением "Осень" (1833) А. С. Пушкин выбрал для эпиграфа следующую строку из "Жизни Званской": "Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?". Таким образом, фраза Державина становится исходным пунктом размышлений Пушкина.

Ю. Чумаков представляет содержательный анализ пушкинского стихотворения "Осень" с учетом временно-пространственных и жанровых принципов его структуры. 8 Однако, хотя его статья указывает на некоторые сходные места в "Жизни Званской" и "Осени", она сосредоточена на пушкинском произведении и анализирует далеко не все стороны данного вопроса по отношению к Державину.

Державинское стихотворение утверждает актуальность идиллии и гармонию цикличного времени, связанного с определенным местом. Пушкинское же произведение перестраивает державинскую идиллию по требованиям художественного времени. Начиная с названий и общей структуры, эти два произведения представляют различные подходы к вопросу о времени и пространстве. Название державинского стихотворения "Евгению Жизнь Званская" подчеркивает роль пространства или окружения как определителя жизни и течения времени Название пушкинского стихотворения "Осень" указывает только на время года. Державинское стихотворение представляет собой завершенное произведение, а пушкинское называется "отрывком" и заканчивается протяженным многоточием в середине первой строки двенадцатой строфы ("Плывет, Куда ж нам плыть? "). 9 В полном соответствии с жанром это произведение-отрывок содержит совсем иную концепцию времени и пространства, чем стихотворение Державина. В формальном плане жанр "отрывка" обычно подчеркивает незавершенность действия и мышления, переходы или фрагменты воображения, которые в плане содержания часто отражаются в виде утраты гармонии или рая. В частности, можем указать на стихотворение-отрывок английского романтика С Т Колриджа "Кубла Хан" ("Kubla Khan") как типичнейший пример такого жанра.

Содержание пушкинского стихотворения полностью соответствует требованиям жанра. В то время как державинский повествователь восхищается гармоничностью каждого момента жизни в Званке, пушкинский лирический герой говорит о недостатке порядка и гармонии почти во всех временах года. Например, лето подавляет его энергию и заставляет его мысленно возвратиться к зиме:

Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь! Как поля, мы страждем от засухи
Лишь как бы напоить да освежить себя —
Иной в нас мысли нет, и жаль зимы старухи
Поминки ей творим мороженым и льдом. (III, ч 1 С 319)

Но герой Пушкина находит для себя покой и гармонию именно в грустном и переходном времени — в осени. Его особенно вдохновляет "прощальная краса" увядающей Природы:

Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы. (III, ч 1 С 320)

Г. П. Макогоненко пишет, что творение Пушкина могло бы быть названо "Державину. Жизнь болдинская". 10 И действительно, биографы поэта справедливо утверждают, что Пушкин воспевал в этом стихотворении то необыкновенное вдохновение, которое ему даровала осень именно в Болдинском имении. Но характерно, что в стихотворении "Осень" Пушкин не пишет ничего конкретного о жизни в этой усадьбе, как это делает Державин относительно Званки. Пушкин нигде не упоминает Болдино, не описывает дом или свое окружение Его больше занимает изображение одного из времен года и его восприятия самим поэтом.

Тем не менее "Осень" сохраняет одну важнейшую черту державинского стихотворения. В девятой строфе повествователь описывает, как течет день к вечеру, и именно тогда поэт начинает размышлять о важном и высоком — точно так, как поступает повествователь в "Жизни Званской":

Но гаснет краткий день, и в камельке забытом
Огонь опять горит — то яркий свет лиет,
То тлеет медленно — а я пред ним читаю
Иль думы долгие в душе моей питаю. (III, ч. 1 С. 320)

Но после этой строфы пушкинский герой описывает действия и мысли, которые противоположны тем, что описывает Державин в последней части "Жизни Званской". Вместо того чтобы обращаться к своему другу или к Творцу, пушкинский герой "забывает мир" и пытается создать внутренний ритм времени и пространства в своих стихах. "Гости", его посещающие, как и метафорический корабль в конце одиннадцатой строфы, являются только плодами его воображения:

И забываю мир — ив сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей. (III, ч. 1 С. 321)

Оказывается, что Пушкин в отличие от Державина видит в поэтическом ритме способ отвлечения от своего реального времени и места. Метафора плывущего корабля и вопрос в конце стихотворения ("Куда ж нам плыть?") яснее всего указывают на противоположность его мышления державинскому:

Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны,
Громада двинулась и рассекает волны
Плывет Куда ж нам плыть?

В одиннадцатой строфе Пушкин пользуется глаголом "дремать", который также звучал уже в эпиграфе из Державина ("Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?"). В контексте цитированных выше строк из Пушкина глагол "дремать" подчеркивает здесь представление о недвижном корабле при мертвом штиле в море. Итак, конец пушкинского стихотворения резко отличается от державинского. Тогда как Державин завершает "Жизнь Званскую" утверждением самоценности поэта и своего окружения ("Здесь Бога жил певец, Фелицы"), Пушкин-повествователь отстраняет действительность от своего поэтического мира и находит гармонию только во времени года и в пространстве, его воображением созданном. А Державин, напротив, с радостью представляет себя именно в Званке и желает, чтобы все всегда отождествляли его с этим местом.

Как свидетельствует последняя строфа "Жизни Званской", в воображении Державина жизнь и история всегда связаны с каким-то конкретным местом и памятью народной сохраняются. Пока люди, подобные Евгению, еще могут "взойти на холм тот страшный" и соединить свои впечатления с увиденным, до той поры ни один человек и никакое событие не забудутся. В миросозерцании и во всем поэтическом творчестве Державина не существует ни места без значения, ни времени без воплощения.

Примечания

1. Автор приносит благодарность Совету по международным исследованиям и обменам США (International Research and Exchanges Board) за предоставление возможности для работы над данной статьей Автор также сердечно благодарит Сектор XVIII века ИРЛИ и Музей Державина в Петербурге за поддержку и полезные советы.

2. "Его (Державина) свободная, эпикурейская и философски тихая жизнь там (на Званке) описывается бойко и живо в одном из самых прелестных стихотворений его последних лет, "Евгению Жизнь Званская" (1807)" ("His (Derzhavins) spacious, epicurean and philosophically quiet life there (at Zvanka) is described with verve in one of the most charming poems of his old age "To Eugene Life at Zvanka" (1807)") — См. Mirsky D. S. A History of Russian Literature from its Biginnings to 1800 / Ed by Francis J. Whitfield New York Vintage Books, 1958 P 50.

3. См. Hart PGR Derzhavin A Poets Progress Columbus, Chio Slavica Publishers, Inc. 1978 P 131.

4. Бахтин М. М. Формы времени и хронотопа в романе. Очерки по исторической поэтике / / Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики Исследования разных лет М. 1975 С. 235.

5. Сочинения Г. Р. Державина, с объяснительными примечаниями Я. К. Грота СПб. 1865 Т. 2 С. 635-636. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы. Курсив везде мой — A.M.

6. Преображенский А. Г. Этимологический словарь русского языка. В 2 т. М. 1959 Т. І С 90.

7. "Had the poet omitted the final fifteen stanzas of "To Eugene," it would stand as an unambiguous testament to the aging Derzhavins consistent preoccupation with the world of the senses The artistic flaw which damages "To Eugene" results from Derzhavins consistent inability to integrate his themes and thus produce new insights into his perception of the problem The concluding appeal to Eugene to assist him in his quest for immortality is so distinctly anticlimatic (sic) as to leave the reader wondering about the poems basic purpose" — Hart PGR Derzhavin A Poets Progress P. 131.

8. Чумаков Ю. Н "Осень" Пушкина в аспекте структуры и жанра // Пушкинский сб. Учен. зал ЛГПИ им А. И. Герцена Псков, 1972 Т. 483 С. 29-42 83.

9. Пушкин А. С. Полн. собр. соч. М. Л. 1948 Т. III, ч. 1 С. 321. Далее ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома, части и страницы Курсив везде мой — A.M.

10. "Тематическая близость "Осени" к "Жизни Званской" проявляется в том, что она является как бы описанием "жизни болдинской — (Макогоненко Г. П. Пушкин и Державин // XVIII век Сб. 8 Державин и Карамзин в литературном движении XVIII — начала XIX века" Л. 1969 С. 122.

АНАЛИЗ ПРОИЗВЕДЕНИЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ XVIII ВЕКА

Гавриил Романович Державин (1743-1816)

Стихотворение Державина, написанное в 1795 году, относится к зре­лому периоду творчества поэта (со второй половины 1790-х — до нача­ла 1800-х годов). Это было время подведения итогов жизни и творчест­ва, когда поэт настойчиво стремится осмыслить пройденный им путь, определить свое место в истории общества и литературе. Созданные им в то время стихотворения становятся своеобразными поэтическими манифестами. К ним, помимо «Памятника» относятся стихотворения «Мой истукан» (1794), «Лебедь» (1804), «Признание» (1807), «Евгению. Жизнь Званская» (1807).

Показательно, что пора подведения итогов поэтической жизни Дер­жавина ознаменовалась вольным переводом оды римского поэта Гора­ция «К Мельпомене» («Exegi monumentum. »). До него к этому произведе­нию уже обращался другой русский поэт — Ломоносов, сделав первый перевод стихотворения на русский язык. Перевод Ломоносова был дос­таточно точным, отражающим основные идеи и образы оригинала. В дальнейшей истории русской литературы стихотворение Горация чаще всего не переводилось на русский язык, а служило основой для созда­ния собственного стихотворения-«памятника». Именно такой вольный перевод-переложение впервые был сделан Державиным, который бле­стяще продолжил дело Ломоносова.

По своим формальным признакам стихотворение Державина, как и Ломоносова, является одой. Но это особая жанровая разновидность оды, которая берет свои истоки от стихотворения Горация и получает название «памятник».

Квинт Флакк Гораций — величайший поэт древности, имя которого прошло через века и стало известно во многих странах. Он родился в 38- 65 году и умер в 8 году до н.э. В эти годы Древний Рим переживал важ­нейший перелом в своем историческом развитии — падение республи­ки и установление империи. Многие стихотворения Горация прослав­ляют государственных деятелей и выражают гордость поэта за те достижения, которые сделали Римскую империю крупнейшим и самым развитым во всех отношениях государством древнего мира той эпохи. Такие стихи были созданы им в жанре оды и составили целых три кни­ги, ставшие широко известными читателям. Размышляя о пришедшей к нему поэтической славе и о дальнейшей судьбе своего творчества, Го­раций многие произведения, вошедшие в его собрание од, посвящает теме поэзии и поэтического бессмертия. До нас дошли не все оды Го­рация, но самой известной среди них стала ода «К Мельпомене». В древ­негреческой мифологии Мельпомена — одна из девяти муз, покрови­тельница трагедии. Эта ода вошла в последнюю из трех книг сборника од под номером 30 и оказалась таким образом завершающей не только третью книгу од, но и весь сборник, поскольку явилась своего рода по­этическим итогом творчества поэта.

В дальнейшем эта ода стала широко известна не только в древне­римской литературе, но получила распространение во многих евро­пейских странах, где она была переведена на национальные языки. Так начала складываться традиция жанра поэтического «памятника». Не обошла ее и русская литература. Ведь трудно представить себе поэта, который не мечтал бы о поэтическом бессмертии, не пытался оценить свое творчество и определить, что в нем явилось самым важным, самым значительным его вкладом в развитие литературы и культуры и собст­венного народа, и народов мира.

Первый перевод оды Горация на русский язык, сделанный Ломоно­совым, достаточно точно передает ее содержание и особенности стиля. Безусловно, Державин знал его и, создавая свое стихотворение, опи­рался на опыт великого предшественника. Но державинский «Памят­ник» — это оригинальное произведение, в котором писатель выдвигает собственные критерии оценки поэтического творчества.

Главная тема стихотворения — прославление истинной поэзии и ут­верждение высокого назначения поэта. Оно является подлинным гим­ном поэзии. Основная тема стихотворения задается уже в первой стро­фе: творчество становится своеобразным памятником его создателю, причем этот «чудесный» памятник оказывается прочнее и долговечнее любых «рукотворных монументов» — такова сила поэтического искус­ства. Следует отметить, что эта мысль является продолжением горацианского образа. Сопоставим эти строки (текст Горация дастся в перево­де С. Шервинского):

Создал памятник я, бронзы литой прочней,

Царственных пирамид выше поднявшийся.

Ни снедающий дождь, ни Аквилон лихой

Не разрушат его, не сокрушит и ряд

Нескончаемых лет — время бегущее.

(Гораций. «К Мельпомене»)

Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,

Металлов тверже он и выше пирамид;

Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,

И времени полет его не сокрушит.

Оба автора отмечают, что поэтический памятник необыкновен­но прочен («бронзы литой прочней» и «металлов тверже»), а силы по­эзии оказываются даже могущественнее законов природы («Ни сне­дающий дождь, ни Аквилон лихой не разрушат его», Аквилон — у древних римлян так назывался сильный северный или северо-восточный ветер, а также божество, олицетворяющее этот ветер; «Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный»). Этот «памятник» выше пирамид — традиционного образа могущества созидательной силы. Но что еще важнее — он оказывается неподвластен времени.

Эта тема бессмертия поэта получает свое развитие в следующей строфе, причем опять державинский образ сходен с горацианским: «Нет, не весь я умру, лучшая часть меня избежит похорон» (Гораций); «Так! — весь я не умру, но часть меня большая, от тлена убежав, по смер­ти станет жить. » (Державин).

Но далее возникает существенное отличие. Гораций подчеркивает, что залог его поэтического бессмертия в мощи и неколебимости Рима. Державин прочность своей славы видит в уважении к своему отечеству, мастерски обыгрывая общность корня в словах «слава» и «славяне»: «И слава возрастет моя, не увядая, доколь славянов род вселенна будет чтить». Интересно в этой связи также отметить, что пишущий о себе самом, поэте и придворном екатерининской России, Державин орга­нично переносит горацианский образ широты распространения поэтической славы («Назван буду везде — там, где неистовый Авфид роп­щет», Авфид — река в южной части Италии, где родился Гораций) на российские реалии:

Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,

Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льег Урал.

Гораций ставит себе в заслугу то, что он был реформатором нацио­нальной системы стихосложения: впервые начал использовать в латин­ской поэзии достижения древнегреческой («Первым я приобщил пес­ню Эолии к италийским стихам», Эапии — Греции). Для Державина оказывается важнее другое: он не только отмечает свое новаторство, особенно в области поэтического языка и жанров, но и ставит пробле­му взаимоотношений поэта и власти:

Что первый я дерзнул в забавном русском слоге

О добродетелях Фелицы возгласить,

В сердечной простоте беседовать о Боге

И истину царям с улыбкой говорить.

Свои заслуги Державин видит в том, что сделал русский слог «забав­ным», то есть простым, веселым, острым. Поэт «дерзнул. возгласить» не о подвигах, не о величии - о добродетелях императрицы, то есть гово­рить о ней, как о простом человеке — поэтому и звучит слово «дерзнул».

Последняя строфа стихотворения, как и у Горация, — традицион­ное обращение к Музе:

О Муза! возгордись заслугой справедливой,

И презрит кто тебя, сама тех презирай;

Непринужденною рукой неторопливой

Чело твое зарей бессмертия венчай.

Эти строки свидетельствуют о том, что Державин не надеется на еди­нодушное одобрение современников, но сохраняет черты достоинства и величия на пороге бессмертия.

В целом можно заключить, что перед нами вполне оригинальная трактовка, опирающаяся на возникшую за полвека до нее ломоносов­скую оду, но и развивающая в то же время общеевропейскую культур­ную традицию. Интересно при этом отметить тот факт, что, хотя вари­ант Державина не претендовал на дословность перевода, а, напротив, выставлял напоказ свою автобиографическую установку, по смысловой направленности он ближе к горацианскому источнику. В сопоставлении с ломоносовским стихотворение Державина поражает оригиналь­ностью поэтических образов, отталкивающихся от первоисточника — оды Горация. Это скорее вольное переложение, в котором наличеству­ют определенные реминисценции, используются общие поэтические мотивы и образы, но с наполнением их конкретными реалиями собст­венной жизни.

Стихотворение Державина, созданное в жанре оды, вернее особой ее разновидности, соответствует этому высокому жанру по стилю. Оно написано ямбом с пиррихием, который придает его звучанию особую торжественность. Интонация и лексика здесь очень торжественны, ритм медленный, величественный. Его помогают создать многочис­ленные ряды однородных членов, синтаксический параллелизм, а так­же наличие риторических восклицаний и обращений. Созданию высо­кого стиля способствует и подбор лексических средств. Автор широко употребляет возвышенные эпитеты (чудесный, вечный, быстротечный, в народах неисчетных, возгордись заслугой справедливой). В стихо­творении присутствует много славянизмов и архаизмов, что также подчеркивает его торжественность (воздвиг, тлен, доколь, дерзнул, славянов род, презрит чело и др.).

Стихотворение Державина продолжило традицию осмысления по­этом своего творчества и подведения итогов, заложенную Ломоносо­вым. При этом Державин утвердил жанровый канон стихотворения- памятника». Затем он получил блестящее развитие в творчестве Пуш­кина, также обратившегося к горацианскому первоисточнику, но с опорой на державинское стихотворение. После Пушкина стихотворе­ния в жанре «памятника» продолжали писатель ведущие русские по­эты, например такой великолепный и самобытный лирик, как А.А. Фет. Не исчезла эта традиция и в последующие эпохи. При этом каждый из авторов по-своему определяет роль поэта и назначение поэзии, опираясь не только на литературную традицию, но и на свои творческие открытия. И всякий раз, когда какой-либо поэт, в том чис­ле и наш современник, осмысливает свой вклад в поэзию и свои взаимоотношения с обществом, он вновь и вновь обращается к этой замечательной традиции, ведя живой диалог со своими великими предшественниками.

Всем нам хорошо известно, что юный Пушкин подхватил поэтиче­скую эстафету Державина, развивая в своем творчестве ту линию «по­эзии действительности», которая появилась еще в стихах его великого предшественника. «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, бла­гословил» — так сказал об этом сам Пушкин. Но в истории литературы часто бывает так, что новое прокладывает себе путь в творческом по­единке со старым, не только вбирая в себя его достижения, но и оттал­киваясь от того, что представляется уже отжившим свой век. Так, наряду с приведенными выше словами Пушкин в частном письме своему ли­цейскому другу поэту Дельвигу оставил и несколько иное свидетельство о своем отношении к державинской поэзии. Приводим отрывок из это­го письма, написанного в 1825 году:

«По твоем отъезде перечел я Державина всего, и вот мое окончатель­ное мнение. Этот чудак не знал ни русской грамоты, ни духа русского языка (вот почему он ниже Ломоносова). Он не имел понятия ни о сло­ге, ни о гармонии - ни даже о правилах стихосложения. Вот почему он и должен бесить всякое разборчивое ухо. Он не только не выдерживает оды, но не может выдержать и строфы (исключая чего знаешь). Что же в нем? Мысли, картины и движения истинно поэтические; читая его, кажется, читаешь дурной вольный перевод с какого-то чудесного под­линника. Ей-богу, его гений думал по-татарски, а русской грамоты не знал за недосугом. Державин, со временем переведенный, изумит Евро­пу, а мы из гордости народной не скажем всего, что мы знаем о нем (не говоря уж о его министерстве). Гений его можно сравнить с гением Суворова. »1

1 Текст цит. по кн. Ходасевич В.Ф. Державин. - М. 1988. С. 342-343.

Послушать стихотворение Державина Правило жить

Темы соседних сочинений

Картинка к сочинению анализ стихотворения Правило жить

Настроение произведения Правило жить