Анализ стихотворения Державина На смерть князя мещерского



Анализ оды г.Р. Державина "На смерть князя Мещерского"

Ода "На смерть князя Мещерского" уже по малому количеству строк (всего 88!) не походила на обширное и величественное одическое произведение. Ее проникновенный, искренний лирический тон сразу же привлекал к себе внимание. Тематически державинская ода сцепляла между собой два прямо противоположных начала: вечности и смерти. Для поэта они были не отвлеченными понятиями, – но явлениями бытия, касающимися каждого из его читателей. Человек является частью природы, и потому в масштабах мироздания он вечен, как вечна сама природа. Однако отдельное человеческое существование преходяще, кратковременно и конечно. И знатного, и ничтожного одинаково поджидает неизбежная смерть.

Пример

Радостное ощущение жизни и трагическое переживание смерти объединены в оде глубоким и страстным лирическим чувством. Оно имеет сюжетные контуры. Умер князь Мещерский, близкий знакомый поэта. Его смерть, мрачная и неумолимая, поразила тем больше, что вся жизнь князя, "сына роскоши и нег", была "праздником красоты и довольства". Драматизм кончины многократно усилен противопоставлением этих полюсов. Конфликтна развернутая в оде коллизия, конфликтна вся образная система произведения. И этот художественный конфликт, заложенный в основу структуры державинской оды, подводит читателя к мысли о противоречивой, не сводимой к единству диалектической сущности мироздания:

Утехи, радость и любовь,

Где купно с здравием блистали,

У всех там цепенеет кровь

И дух мятется от печали.

Где стол был яств – там гроб стоит;

Где пиршеств раздавались клики –

Надгробные там воют лики,

И бледна смерть на всех глядит.

В оде – одиннадцать строф, по восемь строк в каждой строфе. И во всех одиннадцати содержится мотив противостояния жизни и смерти. Заявлено это противостояние на разных уровнях поэтики: образа, детали, синтаксической конструкции, ритмического звучания строк и т.д. Поясним мысль примерами. В оде много тропов (то есть поэтических иносказаний), которые чуть позже, в творчестве Жуковского и Батюшкова, обретут завершенную художественную форму оксюморона. Это один из самых сложных и выразительных тропов: когда в одном образе соединяются противоположные смыслы. Оксюмороны передают неоднозначность наших душевных состояний, чувств и переживаний. Они показывают противоречивость наших поступков, поведения и всей нашей жизни. Разработка и усовершенствование приема оксюморона вели в поэзии ко все большей психологической правдивости произведения. Читая державинскую оду, постоянно встречаешь подобные тропы:

Едва увидел я сей свет –

Уже зубами смерть скрежещет.

Приемлем с жизнью смерть свою,

На то, чтоб умереть, родимся.

…быть себя он вечным чает –

Приходит смерть к нему, как тать,

И жизнь внезапно похищает.

Здесь персть твоя, а духа нет.

Где стол был яств – там гроб стоит.

Где пиршеств раздавались клики –

Надгробные там воют лики,

И бледна смерть на всех глядит.

Сегодня бог, а завтра прах.

Как раздвигается картина человеческого бытия в этих чеканных, почти афористических строках! Пока еще, правда, не найдем в них конкретных красочных деталей жизнеописания героя. Узнаем только, что он был "сыном роскоши", что благополучие соединял с крепким здоровьем ("Утехи, радость и любовь / Где купно с здравием блистали"). И что смерть его была внезапной и потому тем больше поразила друзей. Но знаменательно уже и то, что в высоком одическом жанре поэт обратился не к важному историческому лицу, как предписывали нормы классицизма, а к простому смертному, своему знакомому. Белинский прокомментировал это поэтическое новшество: "Что же навело поэта на созерцание этой страшной картины жалкой участи всего сущего и человека в особенности? – Смерть знакомого ему лица. Кто же было это лицо – Потемкин, Суворов, Безбородко, Бецкий или другой кто из исторических действователей того времени? – Нет: то был – сын роскоши, прохлад и нег!" То был обычный, заурядный человек. Через судьбу обычного человека решился поэт осмыслить масштабную философскую тему: всеобщность и всевластность законов мироздания.

А вот образ Смерти выписан в этой оде красочно и детально. Он динамичен и развернут в произведении со впечатляющей последовательностью. В первой строфе: Смерть "скрежещет зубами" и "косою сечет дни человеческой жизни". Во второй: "алчна Смерть глотает" "целые царства", "без жалости разит" все вокруг. Следом идет прямо-таки космический размах образного рисунка:

И звезды ее сокрушатся,

И солнцы ее потушатся,

И всем мирам она грозит.

Создавая именно этот образ, поэт нашел возможным проявить смелое новаторство: намеренно снижая величественный космический образ, он включил в его контуры зримую и насмешливую сценку-деталь. Усмехаясь, Смерть глядит на царей, "пышных богачей" и умников – "и… точит лезвие косы".

При всей четкости деления на строфы, ода отличается плавностью повествования. Этому способствует целый ряд художественных приемов. Один из них, едва ли не впервые в русской поэзии так полно примененный Державиным, – прием "перетекаемости" одной строфы в другую, соседнюю. Достигалось это таким образом: мысль предыдущей строфы, сконцентрированная в последней ее строке, повторялась первой строчкой следующей строфы. А затем всей этой строфой мысль развивалась и усиливалась. Повторяющиеся мысль и образ называются лейтмотивом (немецкое слово Leitmotiv. что значит ведущий ). Лейтмотивы скрепляют повествование, делают его последовательным и стройным. Покажем это на примерах.

Один из главных лейтмотивов державинской оды: Смерть взирает на все равнодушно и бесстрастно, потому что для нее все равны. Этот главный мотив стихотворения приходится как раз на его кульминационную срединную часть: конец шестой строфы. Именно здесь обнаруживаем строку: "И бледна Смерть на всех глядит". Следующая, седьмая, строфа эту мысль подхватывает и многократно усиливает, развивая и конкретизируя:

Глядит на всех – и на царей,

Кому в державу тесны миры;

Глядит на пышных богачей,

Что в злате и сребре кумиры;

Глядит на прелесть и красы,

Глядит на разум возвышенный,

Глядит на силы дерзновенны –

И… точит лезвие косы.

Еще пример. Последняя строчка восьмой строфы заявляет новый лейтмотив: скоротечности человеческой жизни, пролетающей, словно сон. Мысль звучит так: "И весь, как сон, прошел твой век". Девятая строфа подхватывает эту мысль и продолжает:

Как сон, как сладкая мечта,

Исчезла и моя уж младость;

Не сильно нежит красота,

Не столько восхищает радость,

Не столько легкомыслен ум,

Не столько я благополучен,

Желанием честей размучен,

Зовет, я слышу, славы шум.

Анализ оды Г. Р. Державина “На смерть князя Мещерского”

Ода "На смерть князя Мещерского" уже по малому количеству строк (всего 88!) не походила на обширное и величественное одическое произведение. Ее проникновенный, искренний лирический тон сразу же привлекал к себе внимание. Тематически державинская ода сцепляла между собой два прямо противоположных начала: вечности и смерти. Для поэта они были не отвлеченными понятиями, - но явлениями бытия, касающимися каждого из его читателей. Человек является частью природы, и потому в масштабах мироздания он вечен, как вечна сама природа. Однако отдельное человеческое существование преходяще, кратковременно и конечно. И знатного, и ничтожного одинаково поджидает неизбежная смерть.

Радостное ощущение жизни и трагическое переживание смерти объединены в оде глубоким и страстным лирическим чувством. Оно имеет сюжетные контуры. Умер князь Мещерский, близкий знакомый поэта. Его смерть, мрачная и неумолимая, поразила тем больше, что вся жизнь князя, "сына роскоши и нег", была "праздником красоты и довольства". Драматизм кончины многократно усилен противопоставлением этих полюсов. Конфликтна развернутая в оде коллизия, конфликтна вся образная система произведения. И этот художественный конфликт, заложенный в основу структуры державинской оды, подводит читателя к мысли о противоречивой, не сводимой к единству диалектической сущности мироздания:

Утехи, радость и любовь,

Где купно с здравием блистали,

У всех там цепенеет кровь

И дух мятется от печали.

Где стол был яств - там гроб стоит;

Где пиршеств раздавались клики -

Надгробные там воют лики,

И бледна смерть на всех глядит.

В оде - одиннадцать строф, по восемь строк в каждой строфе. И во всех одиннадцати содержится мотив противостояния жизни и смерти. Заявлено это противостояние на разных уровнях поэтики: образа, детали, синтаксической конструкции, ритмического звучания строк и т. д. Поясним мысль примерами. В оде много тропов (то есть поэтических иносказаний), которые чуть позже, в творчестве Жуковского и Батюшкова, обретут завершенную художественную форму оксюморона. Это один из самых сложных и выразительных тропов: когда в одном образе соединяются противоположные смыслы. Оксюмороны передают неоднозначность наших душевных состояний, чувств и переживаний. Они показывают противоречивость наших поступков, поведения и всей нашей жизни. Разработка и усовершенствование приема оксюморона вели в поэзии ко все большей психологической правдивости произведения. Читая дер жавинскую оду, постоянно встречаешь подобные тропы:

Едва увидел я сей свет -

Уже зубами смерть скрежещет.

Приемлем с жизнью смерть свою,

На то, чтоб умереть, родимся.

быть себя он вечным чает -

Приходит смерть к нему, как тать,

И жизнь внезапно похищает.

Здесь персть твоя, а духа нет.

Где стол был яств - там гроб стоит.

Где пиршеств раздавались клики -

Надгробные там воют лики,

И бледна смерть на всех глядит.

Сегодня бог, а завтра прах.

Как раздвигается картина человеческого бытия в этих чеканных, почти афористических строках! Пока еще, правда, не найдем в них конкретных красочных деталей жизнеописания героя. Узнаем только, что он был "сыном роскоши", что благополучие соединял с крепким здоровьем ("Утехи, радость и любовь / Где купно с здравием блистали"). И что смерть его была внезапной и потому тем больше поразила друзей. Но знаменательно уже и то, что в высоком одическом жанре поэт обратился не к важному историческому лицу, как предписывали нормы классицизма, а к простому смертному, своему знакомому. Белинский прокомментировал это поэтическое новшество: "Что же навело поэта на созерцание этой страшной картины жалкой участи всего сущего и человека в особенности? - Смерть знакомого ему лица. Кто же было это лицо - Потемкин, Суворов, Безбородко, Бецкий или другой кто из исторических действователей того времени? - Нет: то был - сын роскоши, прохлад и нег!" То был обычный, заурядный человек. Через судьбу обычного человека решился поэт осмыслить масштабную философскую тему: всеобщность и всевластность законов мироздания.

А вот образ Смерти выписан в этой оде красочно и детально. Он динамичен и развернут в произведении со впечатляющей последовательностью. В первой строфе: Смерть "скрежещет зубами" и "косою сечет дни человеческой жизни". Во второй: "алчна Смерть глотает" "целые царства", "без жалости разит" все вокруг. Следом идет прямо-таки космический размах образного рисунка:

И звезды ее сокрушатся,

И солнцы ее потушатся,

И всем мирам она грозит.

Создавая именно этот образ, поэт нашел возможным проявить смелое новаторство: намеренно снижая величественный космический образ, он включил в его контуры зримую и насмешливую сценку-деталь. Усмехаясь, Смерть глядит на царей, "пышных богачей" и умников - "и. точит лезвие косы".

При всей четкости деления на строфы, ода отличается плавностью повествования. Этому способствует целый ряд художественных приемов. Один из них, едва ли не впервые в русской поэзии так полно примененный Державиным, - прием "перетекаемости" одной строфы в другую, соседнюю. Достигалось это таким образом: мысль предыдущей строфы, сконцентрированная в последней ее строке, повторялась первой строчкой следующей строфы. А затем всей этой строфой мысль развивалась и усиливалась. Повторяющиеся мысль и образ называются лейтмотивом (немецкое слово Leitmotiv, что значит ведущий). Лейтмотивы скрепляют повествование, делают его последовательным и стройным. Покажем это на примерах.

Один из главных лейтмотивов державинской оды: Смерть взирает на все равнодушно и бесстрастно, потому что для нее все равны. Этот главный мотив стихотворения приходится как раз на его кульминационную срединную часть: конец шестой строфы. Именно здесь обнаруживаем строку: "И бледна Смерть на всех глядит". Следующая, седьмая, строфа эту мысль подхватывает и многократно усиливает, развивая и конкретизируя:

Глядит на всех - и на царей,

Кому в державу тесны миры;

Глядит на пышных богачей,

Что в злате и сребре кумиры;

Глядит на прелесть и красы,

Глядит на разум возвышенный,

Глядит на силы дерзновенны -

И. точит лезвие косы.

Еще пример. Последняя строчка восьмой строфы заявляет новый лейтмотив: скоротечности человеческой жизни, пролетающей, словно сон. Мысль звучит так: "И весь, как сон, прошел твой век". Девятая строфа подхватывает эту мысль и продолжает:

Как сон, как сладкая мечта,

Исчезла и моя уж младость;

Не сильно нежит красота,

Не столько восхищает радость,

Не столько легкомыслен ум,

Не столько я благополучен,

Желанием честей размучен,

Зовет, я слышу, славы шум.


Загрузка.

Нужно скачать поурочный план по теме » Анализ оды Г. Р. Державина “На смерть князя Мещерского”. Жми ссылку


Загрузка.

Новые публикации

Популярные сочинения

  • Пейзажи в лирике А. С.Пушкина
  • Анализ стихотворения А. Блока «На поле Куликовом»
  • Отец и сын в рассказе Д. Олдриджа “Последний Дюйм”
  • Жизнь и творчество Гете В. И
  • Решения арбитражного суда. Задачи
  • Проектирование предприятия общественного питания Проектирование закусочной. Часть2
  • А. С.Пушкин и С. А.Есенин о русской природе
  • Статистика проекта

    Анализ оды Г.Р. Державина "На смерть князя Мещерского"
    Ода "На смерть князя Мещерского" уже по малому количеству строк (всего 88!) не походила на обширное и величественное одическое произведение. Ее проникновенный, искренний лирический тон сразу же привлекал к себе внимание. Тематически державинская ода сцепляла между собой два прямо противоположных начала: вечности и смерти. Для поэта они были не отвлеченными понятиями, – но явлениями бытия, касающимися каждого из его читателей. Человек является частью природы, и потому в масштабах мироздания он вечен, как вечна сама природа. Однако отдельное человеческое существование преходяще, кратковременно и конечно. И знатного, и ничтожного одинаково поджидает неизбежная смерть.
    Радостное ощущение жизни и трагическое переживание смерти объединены в оде глубоким и страстным лирическим чувством. Оно имеет сюжетные контуры. Умер князь Мещерский, близкий знакомый поэта. Его смерть, мрачная и неумолимая, поразила тем больше, что вся жизнь князя, "сына роскоши и нег", была "праздником красоты и довольства". Драматизм кончины многократно усилен противопоставлением этих полюсов. Конфликтна развернутая в оде коллизия, конфликтна вся образная система произведения. И этот художественный конфликт, заложенный в основу структуры державинской оды, подводит читателя к мысли о противоречивой, не сводимой к единству диалектической сущности мироздания:
    Утехи, радость и любовь,
    Где купно с здравием блистали,
    У всех там цепенеет кровь
    И дух мятется от печали.
    Где стол был яств – там гроб стоит;
    Где пиршеств раздавались клики –
    Надгробные там воют лики,
    И бледна смерть на всех глядит.
    В оде – одиннадцать строф, по восемь строк в каждой строфе. И во всех одиннадцати содержится мотив противостояния жизни и смерти. Заявлено это противостояние на разных уровнях поэтики: образа, детали, синтаксической конструкции, ритмического звучания строк и т.д. Поясним мысль примерами. В оде много тропов (то есть поэтических иносказаний), которые чуть позже, в творчестве Жуковского и Батюшкова, обретут завершенную художественную форму оксюморона. Это один из самых сложных и выразительных тропов: когда в одном образе соединяются противоположные смыслы. Оксюмороны передают неоднозначность наших душевных состояний, чувств и переживаний. Они показывают противоречивость наших поступков, поведения и всей нашей жизни. Разработка и усовершенствование приема оксюморона вели в поэзии ко все большей психологической правдивости произведения. Читая дер жавинскую оду, постоянно встречаешь подобные тропы:
    Едва увидел я сей свет –
    Уже зубами смерть скрежещет.

    Приемлем с жизнью смерть свою,
    На то, чтоб умереть, родимся.

    …быть себя он вечным чает –
    Приходит смерть к нему, как тать,
    И жизнь внезапно похищает.

    Здесь персть твоя, а духа нет.

    Где стол был яств – там гроб стоит.
    Где пиршеств раздавались клики –

    Надгробные там воют лики,
    И бледна смерть на всех глядит.

    Сегодня бог, а завтра прах.
    Как раздвигается картина человеческого бытия в этих чеканных, почти афористических строках! Пока еще, правда, не найдем в них конкретных красочных деталей жизнеописания героя. Узнаем только, что он был "сыном роскоши", что благополучие соединял с крепким здоровьем ("Утехи, радость и любовь / Где купно с здравием блистали"). И что смерть его была внезапной и потому тем больше поразила друзей. Но знаменательно уже и то, что в высоком одическом жанре поэт обратился не к важному историческому лицу, как предписывали нормы классицизма, а к простому смертному, своему знакомому. Белинский прокомментировал это поэтическое новшество: "Что же навело поэта на созерцание этой страшной картины жалкой участи всего сущего и человека в особенности? – Смерть знакомого ему лица. Кто же было это лицо – Потемкин, Суворов, Безбородко, Бецкий или другой кто из исторических действователей того времени? – Нет: то был – сын роскоши, прохлад и нег!" То был обычный, заурядный человек. Через судьбу обычного человека решился поэт осмыслить масштабную философскую тему: всеобщность и всевластность законов мироздания.
    А вот образ Смерти выписан в этой оде красочно и детально. Он динамичен и развернут в произведении со впечатляющей последовательностью. В первой строфе: Смерть "скрежещет зубами" и "косою сечет дни человеческой жизни". Во второй: "алчна Смерть глотает" "целые царства", "без жалости разит" все вокруг. Следом идет прямо-таки космический размах образного рисунка:
    И звезды ее сокрушатся,
    И солнцы ее потушатся,
    И всем мирам она грозит.
    Создавая именно этот образ, поэт нашел возможным проявить смелое новаторство: намеренно снижая величественный космический образ, он включил в его контуры зримую и насмешливую сценку-деталь. Усмехаясь, Смерть глядит на царей, "пышных богачей" и умников – "и… точит лезвие косы".
    При всей четкости деления на строфы, ода отличается плавностью повествования. Этому способствует целый ряд художественных приемов. Один из них, едва ли не впервые в русской поэзии так полно примененный Державиным, – прием "перетекаемости" одной строфы в другую, соседнюю. Достигалось это таким образом: мысль предыдущей строфы, сконцентрированная в последней ее строке, повторялась первой строчкой следующей строфы. А затем всей этой строфой мысль развивалась и усиливалась. Повторяющиеся мысль и образ называются лейтмотивом (немецкое слово Leitmotiv, что значит ведущий). Лейтмотивы скрепляют повествование, делают его последовательным и стройным. Покажем это на примерах.
    Один из главных лейтмотивов державинской оды: Смерть взирает на все равнодушно и бесстрастно, потому что для нее все равны. Этот главный мотив стихотворения приходится как раз на его кульминационную срединную часть: конец шестой строфы. Именно здесь обнаруживаем строку: "И бледна Смерть на всех глядит". Следующая, седьмая, строфа эту мысль подхватывает и многократно усиливает, развивая и конкретизируя:
    Глядит на всех – и на царей,
    Кому в державу тесны миры;
    Глядит на пышных богачей,
    Что в злате и сребре кумиры;
    Глядит на прелесть и красы,
    Глядит на разум возвышенный,
    Глядит на силы дерзновенны –
    И… точит лезвие косы.
    Еще пример. Последняя строчка восьмой строфы заявляет новый лейтмотив: скоротечности человеческой жизни, пролетающей, словно сон. Мысль звучит так: "И весь, как сон, прошел твой век". Девятая строфа подхватывает эту мысль и продолжает:
    Как сон, как сладкая мечта,
    Исчезла и моя уж младость;
    Не сильно нежит красота,
    Не столько восхищает радость,
    Не столько легкомыслен ум,
    Не столько я благополучен,
    Желанием честей размучен,
    Зовет, я слышу, славы шум.

    Гавриил Державин — Глагол времен! металла звон ( На смерть князя Мещерского )

    Глагол времен! металла звон!
    Твой страшный глас меня смущает;
    Зовет меня, зовет твой стон,
    № 4 Зовет — и к гробу приближает.
    Едва увидел я сей свет,
    Уже зубами смерть скрежещет,
    Как молнией косою блещет,
    № 8 И дни мои, как злак, сечет.

    Ничто от роковых когтей,
    Никая тварь не убегает;
    Монарх и узник — снедь червей,
    № 12 Гробницы злость стихий снедает;
    Зияет время славу стерть:
    Как в море льются быстры воды,
    Так в вечность льются дни и годы;
    № 16 Глотает царства алчна смерть.

    Скользим мы бездны на краю,
    В которую стремглав свалимся;
    Приемлем с жизнью смерть свою,
    № 20 На то, чтоб умереть, родимся.
    Без жалости все смерть разит:
    И звезды ею сокрушатся,
    И солнцы ею потушатся,
    № 24 И всем мирам она грозит.

    Не мнит лишь смертный умирать
    И быть себя он вечным чает;
    Приходит смерть к нему, как тать,
    № 28 И жизнь внезапу похищает.
    Увы! где меньше страха нам,
    Там может смерть постичь скорее;
    Ее и громы не быстрее
    № 32 Слетают к гордым вышинам.

    Сын роскоши, прохлад и нег,
    Куда, Мещерской! ты сокрылся?
    Оставил ты сей жизни брег,
    № 36 К брегам ты мертвых удалился;
    Здесь персть твоя, а духа нет.
    Где ж он? — Он там. — Где там? — Не знаем
    Мы только плачем и взываем:
    № 40 «О, горе нам, рожденным в свет!»

    Утехи, радость и любовь
    Где купно с здравием блистали,
    У всех там цепенеет кровь
    № 44 И дух мятется от печали.
    Где стол был яств, там гроб стоит;
    Где пиршеств раздавались лики,
    Надгробные там воют клики,
    № 48 И бледна смерть на всех глядит.

    Глядит на всех — и на царей,
    Кому в державу тесны миры;
    Глядит на пышных богачей,
    № 52 Что в злате и сребре кумиры;
    Глядит на прелесть и красы,
    Глядит на разум возвышенный,
    Глядит на силы дерзновенны
    № 56 И точит лезвие косы.

    Смерть, трепет естества и страх!
    Мы — гордость с бедностью совместна;
    Сегодня бог, а завтра прах;
    № 60 Сегодня льстит надежда лестна,
    А завтра: где ты, человек?
    Едва часы протечь успели,
    Хаоса в бездну улетели,
    № 64 И весь, как сон, прошел твой век.

    Как сон, как сладкая мечта,
    Исчезла и моя уж младость;
    Не сильно нежит красота,
    № 68 Не столько восхищает радость,
    Не столько легкомыслен ум,
    Не столько я благополучен;
    Желанием честей размучен,
    № 72 Зовет, я слышу, славы шум.

    Но так и мужество пройдет
    И вместе к славе с ним стремленье;
    Богатств стяжание минет,
    № 76 И в сердце всех страстей волненье
    Прейдет, прейдет в чреду свою.
    Подите счастьи прочь возможны,
    Вы все премены здесь и ложны:
    № 80 Я в дверях вечности стою.

    Сей день, иль завтра умереть,
    Перфильев! должно нам конечно, —
    Почто ж терзаться и скорбеть,
    № 84 Что смертный друг твой жил не вечно?
    Жизнь есть небес мгновенный дар;
    Устрой ее себе к покою
    И с чистою твоей душою
    № 88 Благословляй судеб удар.

    Если у вас есть свой анализ стихотворения Гавриила Державина «Глагол времен! металла звон» (На смерть князя Мещерского) — оставьте комментарий с вашим вариантом! Нужно определить тему, идею и основную мысль стихотворения, а также описать какие были использованы литературные приёмы, метафоры, эпитеты, сравнения, олицетворения, художественные и изобразительно-выразительные средства.

    Комментарии

    Na smert knyazya Meshcherskogo

    Glagol vremen! metalla zvon!
    Tvoy strashny glas menya smushchayet;
    Zovet menya, zovet tvoy ston,
    Zovet — i k grobu priblizhayet.
    Yedva uvidel ya sey svet,
    Uzhe zubami smert skrezheshchet,
    Kak molniyey kosoyu bleshchet,
    I dni moi, kak zlak, sechet.

    Nichto ot rokovykh kogtey,
    Nikaya tvar ne ubegayet;
    Monarkh i uznik — sned chervey,
    Grobnitsy zlost stikhy snedayet;
    Ziaet vremya slavu stert:
    Kak v more lyutsya bystry vody,
    Tak v vechnost lyutsya dni i gody;
    Glotayet tsarstva alchna smert.

    Skolzim my bezdny na krayu,
    V kotoruyu stremglav svalimsya;
    Priyemlem s zhiznyu smert svoyu,
    Na to, chtob umeret, rodimsya.
    Bez zhalosti vse smert razit:
    I zvezdy yeyu sokrushatsya,
    I solntsy yeyu potushatsya,
    I vsem miram ona grozit.

    Ne mnit lish smertny umirat
    I byt sebya on vechnym chayet;
    Prikhodit smert k nemu, kak tat,
    I zhizn vnezapu pokhishchayet.
    Uvy! gde menshe strakha nam,
    Tam mozhet smert postich skoreye;
    Yee i gromy ne bystreye
    Sletayut k gordym vyshinam.

    Syn roskoshi, prokhlad i neg,
    Kuda, Meshcherskoy! ty sokrylsya?
    Ostavil ty sey zhizni breg,
    K bregam ty mertvykh udalilsya;
    Zdes perst tvoya, a dukha net.
    Gde zh on? — On tam. — Gde tam? — Ne znayem
    My tolko plachem i vzyvayem:
    «O, gore nam, rozhdennym v svet!»

    Utekhi, radost i lyubov
    Gde kupno s zdraviyem blistali,
    U vsekh tam tsepeneyet krov
    I dukh myatetsya ot pechali.
    Gde stol byl yastv, tam grob stoit;
    Gde pirshestv razdavalis liki,
    Nadgrobnye tam voyut kliki,
    I bledna smert na vsekh glyadit.

    Glyadit na vsekh — i na tsarey,
    Komu v derzhavu tesny miry;
    Glyadit na pyshnykh bogachey,
    Chto v zlate i srebre kumiry;
    Glyadit na prelest i krasy,
    Glyadit na razum vozvyshenny,
    Glyadit na sily derznovenny
    I tochit lezviye kosy.

    Smert, trepet yestestva i strakh!
    My — gordost s bednostyu sovmestna;
    Segodnya bog, a zavtra prakh;
    Segodnya lstit nadezhda lestna,
    A zavtra: gde ty, chelovek?
    Yedva chasy protech uspeli,
    Khaosa v bezdnu uleteli,
    I ves, kak son, proshel tvoy vek.

    Kak son, kak sladkaya mechta,
    Ischezla i moya uzh mladost;
    Ne silno nezhit krasota,
    Ne stolko voskhishchayet radost,
    Ne stolko legkomyslen um,
    Ne stolko ya blagopoluchen;
    Zhelaniyem chestey razmuchen,
    Zovet, ya slyshu, slavy shum.

    No tak i muzhestvo proydet
    I vmeste k slave s nim stremlenye;
    Bogatstv styazhaniye minet,
    I v serdtse vsekh strastey volnenye
    Preydet, preydet v chredu svoyu.
    Podite schastyi proch vozmozhny,
    Vy vse premeny zdes i lozhny:
    Ya v dveryakh vechnosti stoyu.

    Sey den, il zavtra umeret,
    Perfilyev! dolzhno nam konechno, —
    Pochto zh terzatsya i skorbet,
    Chto smertny drug tvoy zhil ne vechno?
    Zhizn yest nebes mgnovenny dar;
    Ustroy yee sebe k pokoyu
    I s chistoyu tvoyey dushoyu
    Blagoslovlyay sudeb udar.

    Yf cvthnm ryzpz Vtothcrjuj

    Ukfujk dhtvty! vtnfkkf pdjy!
    Ndjq cnhfiysq ukfc vtyz cveoftn;
    Pjdtn vtyz, pjdtn ndjq cnjy,
    Pjdtn — b r uhj,e ghb,kb;ftn/
    Tldf edbltk z ctq cdtn,
    E;t pe,fvb cvthnm crht;totn,
    Rfr vjkybtq rjcj/ ,ktotn,
    B lyb vjb, rfr pkfr, ctxtn/

    Ybxnj jn hjrjds[ rjuntq,
    Ybrfz ndfhm yt e,tuftn;
    Vjyfh[ b epybr — cytlm xthdtq,
    Uhj,ybws pkjcnm cnb[bq cytlftn;
    Pbztn dhtvz ckfde cnthnm:
    Rfr d vjht km/ncz ,scnhs djls,
    Nfr d dtxyjcnm km/ncz lyb b ujls;
    Ukjnftn wfhcndf fkxyf cvthnm/

    Crjkmpbv vs ,tplys yf rhf/,
    D rjnjhe/ cnhtvukfd cdfkbvcz;
    Ghbtvktv c ;bpym/ cvthnm cdj/,
    Yf nj, xnj, evthtnm, hjlbvcz/
    ,tp ;fkjcnb dct cvthnm hfpbn:
    B pdtpls t/ cjrheifncz,
    B cjkyws t/ gjneifncz,
    B dctv vbhfv jyf uhjpbn/

    Yt vybn kbim cvthnysq evbhfnm
    B ,snm ct,z jy dtxysv xftn;
    Ghb[jlbn cvthnm r ytve, rfr nfnm,
    B ;bpym dytpfge gj[boftn/
    Eds! ult vtymit cnhf[f yfv,
    Nfv vj;tn cvthnm gjcnbxm crjhtt;
    Tt b uhjvs yt ,scnhtt
    Cktnf/n r ujhlsv dsibyfv/

    Csy hjcrjib, ghj[kfl b ytu,
    Relf, Vtothcrjq! ns cjrhskcz?
    Jcnfdbk ns ctq ;bpyb ,htu,
    R ,htufv ns vthnds[ elfkbkcz;
    Pltcm gthcnm ndjz, f le[f ytn/
    Ult ; jy? — Jy nfv/ — Ult nfv? — Yt pyftv
    Vs njkmrj gkfxtv b dpsdftv:
    «J, ujht yfv, hj;ltyysv d cdtn!»

    Ent[b, hfljcnm b k/,jdm
    Ult regyj c plhfdbtv ,kbcnfkb,
    E dct[ nfv wtgtyttn rhjdm
    B le[ vzntncz jn gtxfkb/
    Ult cnjk ,sk zcnd, nfv uhj, cnjbn;
    Ult gbhitcnd hfplfdfkbcm kbrb,
    Yfluhj,yst nfv dj/n rkbrb,
    B ,ktlyf cvthnm yf dct[ ukzlbn/

    Ukzlbn yf dct[ — b yf wfhtq,
    Rjve d lth;fde ntcys vbhs;
    Ukzlbn yf gsiys[ ,jufxtq,
    Xnj d pkfnt b cht,ht revbhs;
    Ukzlbn yf ghtktcnm b rhfcs,
    Ukzlbn yf hfpev djpdsityysq,
    Ukzlbn yf cbks lthpyjdtyys
    B njxbn ktpdbt rjcs/

    Cvthnm, nhtgtn tcntcndf b cnhf[!
    Vs — ujhljcnm c ,tlyjcnm/ cjdvtcnyf;
    Ctujlyz ,ju, f pfdnhf ghf[;
    Ctujlyz kmcnbn yflt;lf ktcnyf,
    F pfdnhf: ult ns, xtkjdtr?
    Tldf xfcs ghjntxm ecgtkb,
    [fjcf d ,tplye ektntkb,
    B dtcm, rfr cjy, ghjitk ndjq dtr/

    Rfr cjy, rfr ckflrfz vtxnf,
    Bcxtpkf b vjz e; vkfljcnm;
    Yt cbkmyj yt;bn rhfcjnf,
    Yt cnjkmrj djc[boftn hfljcnm,
    Yt cnjkmrj kturjvsckty ev,
    Yt cnjkmrj z ,kfujgjkexty;
    ;tkfybtv xtcntq hfpvexty,
    Pjdtn, z cksie, ckfds iev/

    Yj nfr b ve;tcndj ghjqltn
    B dvtcnt r ckfdt c ybv cnhtvktymt;
    ,jufncnd cnz;fybt vbytn,
    B d cthlwt dct[ cnhfcntq djkytymt
    Ghtqltn, ghtqltn d xhtle cdj//
    Gjlbnt cxfcnmb ghjxm djpvj;ys,
    Ds dct ghtvtys pltcm b kj;ys:
    Z d ldthz[ dtxyjcnb cnj//

    Ctq ltym, bkm pfdnhf evthtnm,
    Gthabkmtd! ljk;yj yfv rjytxyj, —
    Gjxnj ; nthpfnmcz b crjh,tnm,
    Xnj cvthnysq lheu ndjq ;bk yt dtxyj?
    ;bpym tcnm yt,tc vuyjdtyysq lfh;
    Ecnhjq tt ct,t r gjrj/
    B c xbcnj/ ndjtq leij/
    ,kfujckjdkzq celt, elfh/

    Князь Мещерский. История рода

    October 20, 2016

    Умер друг поэта Гавриила Державина, хлебосольный князь Мещерский. Поэт был опечален его уходом настолько, что откликнулся одой. Несмотря на отсутствие одических размеров и величественности, присущих жанру, эти восемьдесят восемь строк настолько трогают душу читателя, что неминуемо начинаются поиски информации о том, кто такой князь Мещерский и чем он известен? Оказывается - ничем. Самый обыкновенный человек, хотя и представитель древнего рода. Князя Александра, о котором так горевал Державин, значительно превзошёл в известности его потомок - Владимир, который писал, будучи публицистом, а также издавал и редактировал журнал "Гражданин". Но князь Владимир начал издательскую деятельность в 1887-м, а державинская ода "На смерть князя Мещерского" была написана в 1779 году, почти сто лет назад.

    Смерть и вечность - две темы, касающиеся каждого и постоянно пересекающиеся в оде Державина, небывалая искренность и проникновенность лирики - вот почему эти стихи быстро стали известными и полюбились читателю. В их строках заложена глубокая философия относительно ничтожного человеческого бытия и огромного непостижимого мироздания, внутри которого князь Мещерский всё ещё жив. Утешительно для читателя то, что Державин показывает человечество как часть природы, которая вечна, стало быть и люди часть этой вечности, хотя каждая отдельная жизнь безусловно конечна, кратковременна и преходяща. Ведь любой человек - знатный и ничтожный - обязательно умрёт.

    Гений Державина сумел объединить жизнь со смертью в радостном ощущении первого и трагическом переживании последнего, и умерший князь Мещерский с лёгкой руки поэта получил жизнь вечно отрадную - настолько глубоко и страстно сопереживал поэт своему близкому знакомому. Смерть мрачна, неумолима, она равнодушна к тому, что вся жизнь героя строк державинской оды была праздничной, наполненной красотой и довольством, роскошью и негой. До предела усиливается драматизм именно этим противопоставлением: на смерть князя Мещерского невозможно отреагировать словом "отмучился". Сама коллизия, разворачивающаяся в оде, конфликтна, так же как и образная система, применяемая автором.

    Заложенный в структуру оды конфликт приводит к пониманию, что диалектическая сущность мироздания противоречива и никак не может быть приведена к единству с отдельно взятой человеческой судьбой. "Где стол был яств - там гроб стоит. " - исключительный по своей насыщенности стих. "На смерть князя Мещерского" - ода на одиннадцать строф, где в каждой строчке жизнь пытается сопротивляться смерти.

    Противостояние

    Восемь строк любой строфы этой оды обязательно заявляют о противостоянии жизни и смерти. Это утверждается на различных уровнях подачи поэтического материала. Образным рядом, построением синтаксических конструкций, изменениями ритмических рисунков звучания и так далее. Державин очень обильно использует тропы - поэтические иносказания, которые со временем, уже в творчестве его последователей оформятся как оксюморон. Это достаточно сложный троп, но и чрезвычайно выразительный: "Мёртвые души" у Гоголя, "Живой труп" у Толстого, "Горячий снег" у Бондарева - сами названия передают всю неоднозначность переживаний, чувств, душевных состояний в передаче определённых событий.

    Державин стал основоположником этого средства выразительности в литературном языке. В одном и том же образе уживаются абсолютно противоположные смыслы - это и есть оксюморон. Неоднозначность, противоречия во всём - не только в каждом поступке человека, в его поведении, но и вся жизнь - один только оксюморон, отсюда и такая высокая степень правдивости в строках этой оды. Анализ стихотворения "На смерть князя Мещерского" явно показывает те начала, которые впоследствии будут разработаны, усовершенствованы и до максимума повысят психологическую нагрузку произведения. Например, фраза: "Сегодня бог, а завтра прах." Это значит следующее: родимся для того, чтобы умереть, и вместе с жизнью смерть свою приемлем. Так звучит главная идея и выполненная Державиным сверхзадача в данном произведении.

    Князь Александр Мещерский

    Ода, сочинённая Державиным и опубликованная анонимно в "Санкт-Петербургском вестнике" 1779 года, сделала этого человека знаменитым. Молодой Иван Дмитриев так был впечатлён данными строками, что захотел непременно познакомиться с автором, да и не только он. Город, а впоследствии и страна гудели, обмениваясь восторгами. Даже Пушкин, спустя много лет после выхода в свет этого произведения, был впечатлён так, что эпиграфом к главе "Дубровского" взял державинскую строку. Ведь, казалось бы, невозможно выразить мысли о жизни и смерти конкретнее и короче. Вся картина бытия человека раздвигается до необозримых пределов. Строки афористически чеканные не передают почти ничего жизнеописательного относительно своего лирического, внезапно почившего героя.

    Сын роскоши, человек благополучный и крепчайшего здоровья. Чем и поразительна была его смерть для друзей, родственников и знакомых. Ода обычно пишется об исторически значимых лицах, по крайней мере это предписывают все законы классицизма. А здесь - просто знакомый поэта. Обычный смертный, ничем из общего числа современников не выдающийся. Это не Суворов, не Потёмкин, а заурядный князь. Почему же стихотворение Державина "На смерть князя Мещерского" производило такое неизгладимое впечатление не только на современников, но и на отдалённых потомков? Это тоже новшество: на тот момент ни один поэт не показал так масштабно всевластность и общность законов мироздания через судьбу обычнейшего из людей.

    Образ смерти

    Смерть выписана Державиным во всём её могуществе - детально и красочно. Образ её показан в динамике - последовательно и развёрнуто. От скрежетания зубовного до усечения косой дней человеческой жизни - в первой строфе. От глотающей целые царства и разящей безжалостно всё вокруг - во второй.

    Далее размах принимает космические размеры: сокрушаются звёзды, потухают солнца, всем мирам грозит смерть. Здесь присутствует и некоторое "заземление", чтобы не улететь в этот космос безвозвратно. Державин переключает читателя на жизнепонимание небольшой насмешливой сценкой: смерть глядит, усмехаясь, на царей, на пышных богачей, на гордых умников - и точит, всё точит лезвие своей косы.

    Лейтмотивы

    Чёткость деления на строфы отнюдь не нарушает плавности повествования. Целый ряд особых художественных приёмов поставил для этой цели Державин себе на службу. Строфы словно перетекают одна в другую (приём, применённый впервые в русской литературе настолько полно и ясно). Концентрируя главную мысль в последней строке строфы, поэт повторяет её в первой строке следующей, развивая затем и усиливая. Мысль и образ, которые повторяются на протяжении всего текста, называются лейтмотивом, им и воспользовался Державин. Ода "На смерть князя Мещерского" именно потому и получилась таким стройным и последовательным произведением. Главными лейтмотивами послужили равнодушная и бесстрастная смерть и скоротечная, словно сон, жизнь.

    Метафизический текст

    Князю Мещёрскому не были даны высокие должности, видные посты, он никак и ничем не прославился - ни по военному, ни по административному, ни по художественному ведомству. Человек без особых дарований, с приятными чертами чисто русского хлебосольства (которыми в принципе обладал тогда практически каждый). Первое название, которое дал своему произведению Державин, и вовсе относило его к жанру поэтического послания, но никак не к канонической оде: "К С. В. Перфильеву, на смерть Александра Ивановича Мещерского". Однако пафос истинной оды, звуча колокольным набатом, выдал жанровую принадлежность с первой строфы: "Глагол времён! Металла звон!".

    И тут же проясняется метафизическая проблематика. Смерть любого - даже вовсе неизвестного человека делает человечество чуть менее полным, а каждого живущего чуть менее полноценным. Смерть приятеля показана как событие экзистенциальное в потоках изумительных поэтических откровений. Рассказывая о смерти князя, Державин явно сопоставляет её со своей собственной. Единство каждого человека со всем человечеством - вот это и есть метафизика данной идеи. И одновременно ода "На смерть князя Мещерского" говорит о противостоянии смерти, поскольку каждой строкой наталкивает на рефлексию о смысле бытия конкретного человека в общем мироздании, несмотря на его бестрепетные законы.

    Смысловая структура

    Оригинальные метаморфозы ждут читателя в каждом стихе: первопроходец русской поэзии впервые внёс в литературу абсолютно новые категории: высокое-низкое, вечное-временное, частное-общее, абстрактное-конкретное. Конечно же, всё это известно со времён Аристотеля. Но только у Державина эти категории перестают звучать как взаимоисключающие, вступая в синтез.

    Одическое, приподнятое, восторженное звучание констатирует самые неутешительные его постулаты. Жизнь человека и ее смысл: лишь смертный не думает умирать. Такие оксюмороны многочисленны, и все они в этой оде трагичны, так чувствует их Державин. "На смерть князя Мещерского" - ода, поставившая читателя перед лицом смерти как единственной константы, поскольку любая сущность завтра или через тысячу лет, как баобаб, всё равно умирает.

    Предупреждение читателю

    Существование такой константы сомнительно и иллюзорно, потому что бытийно как бы не имеет смысла, и, значит, сущность не истинна, если следов в будущем никаких от неё не осталось. Державин добавил смысла в сытое, но по большей части бессмысленное существование своего знакомого, одой "На смерть князя Мещерского".

    Анализ этого произведения сделан не только филологами, но и философами, где связаны все её детали с моделью вселенной, где нет самооснованности бытия индивидуума, поскольку индивидуальность лишена бытийности. Однако внутренний опыт поэта вступает в спор с неизбежностью, словно предупреждая читателя о том, что он на краю бездны, что цепь превращений не прервётся, все и вся исчезнут в этой космической мистерии без малейшего следа.

    Другой князь Мещерский

    Державин к князю Мещерскому Владимиру Павловичу отношения иметь не мог, хотя предок его удостоился оды на свою смерть. Князь Александр Иванович был статским советником, служил в таможенной канцелярии. Любил литературу и Санкт-Петербургское Английское общество (клуб). Происходил род Мещерских из татарских князей тринадцатого века, в четырнадцатом и пятнадцатом - владел Мещерой, среди представителей рода были воеводы - городовые и полковые. Это и всё, что известно о князьях Мещерских, ничего особенного. Но в 1838 году родился внук Карамзина, князь Владимир Мещерский, особа не по-державински одиозная. Это один из главных героев общественной жизни России девятнадцатого века, персонаж не только умопомрачительных слухов, но и скабрезных анекдотов. Много работал, издавал журнал (впоследствии - газету), написал "Речи консерватора", которые были довольно известны среди современников.

    Его отец - гвардии подполковник Пётр Мещерский, мать - старшая дочь знаменитого историографа и писателя Николая Карамзина. Родители - нравственно красивые люди, просвещённые и верящие в идеалы. Сын же, по собственным его словам, имел и характер дурной, и натуру. Грезил о подвигах во имя Отчизны и о сексуальном внимании со стороны посторонних мужчин. Литературная стезя была выбрана им случайно. В 1981 году описал приезд императора к Потёмкиным, с коими был в дружбе. Вскорости князю Мещерскому было пожаловано камер-юнкерство. И работа в министерстве внутренних дел, после чего и открылась дорога в сформированный неподалёку знаменитый кружок. И начался стремительный подъём князя в элиту государственности России.

    Советник государя

    Воспитателю наследника - графу Строганову, князь Мещерский понравился, поэтому круг общения князя расположился на высотах заоблачных - он стал близким другом цесаревича Николая (здесь вложен тот самый смысл, несмотря на отношение к будущему русскому монарху). Светская жизнь давалась Владимиру Мещерскому не так просто, как кажется: то Строганов обзовёт "плохим куртизаном", то за спиной слишком громко шушукаются и хихикают. Однако советчиком для всего окружения наследника и для него самого Мещерский всё-таки стал. Цесаревич был крепко болен, и князь сопровождал его на лечение в Европу, за что начальник по управлению внутренних дел Валуев назвал его "интимным при дворе".

    После смерти Николая (поговаривали о самоубийстве на почве гомосексуализма) Мещерскому дали другого цесаревича, в будущем - Александра III, который питал чувства к кузине князя. Эту привязанность будущего монарха Мещерскому удалось нейтрализовать, принимая огонь на себя, за что императорская семья осталась ему весьма благодарна. К этому времени писательский зуд стал очень досаждать князю, и с помощью цесаревича был учреждён настоящий оплот самодержавия - журнал "Гражданин". Благодаря превосходным воспреемникам учредитель журнала и остался в людской памяти. Ведь продолжили его дело такие люди, как Достоевский, Тютчев, Майков. А сам Мещерский на страницах "Гражданина" нещадно боролся со светским образованием, земством, судом присяжных, крестьянским самоуправлением и интеллигентствующими евреями. "Содома князь и гражданин Гоморры", по словам Владимира Соловьёва.

    Послушать стихотворение Державина На смерть князя мещерского

    Темы соседних сочинений

    Настроение произведения На смерть князя мещерского

    На смерть князя мещерского