Анализ стихотворения Цветаевой Зимой

Анализ стихотворения М. И. Цветаевой

- “Всё перемелется, будет мукой!”
Люди утешены этой наукой.
Станет мукою, что было тоской!
Нет, лучше мукой!
Люди, поверьте: мы живы тоской!
Только в тоске мы победны
над скукой.
Все перемелется! Будет мукой?
Нет, лучше мукой!

В этом замечательном стихотворении интереснейшим образом соединены два слова-омографа: мука и мука.
Поэтесса говорит о фразеологизме, известном каждому: всё перемелется. Его употребляют в разговорном стиле, при каких-либо затруднениях, сложных жизненных обстоятельствах, дабы поддержать человека и сказать, что все завершится благополучно. Все пройдет, перемелется, тоска превратится в муку, и будет хорошо. Именно такую позицию людей и отвергает автор стихотворения.
Для Цветаевой хуже, чем скука, быть ничего не может. И, в принципе, для каждого человека, на мой взгляд, скука является убийственной почвой, в которой постепенно завянут даже самые сильные цветки.
Поэтесса предупреждает:
Люди, поверьте: мы живы тоской!
Только в тоске мы победны
И здесь специальное выделение, чтобы каждый человек обратил внимание,
над скукой.
Стоит точка. Такое утверждение сразу привлекает своей строгостью и категоричностью. И хотя стихотворение написано довольно непринужденно и в шутливой форме, в нем есть ярко выраженная антитеза, присутствующая во многих стихотворениях этой поэтессы.
Цветаева бросает вызов толпе, общественному мнению. Она - выступающая против скуки – ставит себя на один берег реки. На другом же берегу оказываются все остальные люди, которые “утешены этой наукой”, которые абсолютно бесцельное существование готовы влачить до конца своих дней, лишь бы не испытывать мук.
Для Марины же такой образ жизни неприемлем. Она возмущена, о чём свидетельствуют многочисленные восклицательные знаки. Для нее лучше жить в мучениях, испытывать постоянные терзания и сомнения, только бы не скучать. (Слово “тоска” выступает именно в таком значении в этом стихотворении, а не в роли синонима “скуки”, поэтому они будут контекстными антонимами.)
Конечно, какой-нибудь идеалист-романтик, никогда не показывающий своих глаз из-под ярко-розовых очков, и скажет, что есть множество средств избавления от скуки: любовь, дружба, общение с добрыми людьми. Но для человека, уже реально оценивающего этот мир и всю его отрицательность хотя бы на четверть в той мере, которую давно избрала для себя Цветаева, станет понятно, что существует только две формы жизни: страдания, муки и т. п. и скука.
На мой же взгляд, такое мышление для человека творческого абсолютно естественно. И если бы Марина Цветаева не была восприимчивой, эмоциональной, если бы не присущая ей постоянная “тоска”, всепоглощающая и манящая, то великолепнейшие стихотворения так и не нашли бы лазейки (и имя ей – страдание), с помощью которой они обрели свои заслуженные почтение и славу.

–

Комментарии к стихотворениям и поэмам Марии Цветаевой. Часть 1. (Цветаева Марина)

Картинка Анализ стихотворения Цветаевой Зимой № 2

В зале.— Это стихотворение, как и шесть последующих, впервые было напечатано в первом стихотворном сборнике Цветаевой «Вечерний альбом», М. 1910. На книгу обратили внимание, в частности, М. Волошин, В, Брюсов. Волошин писал, что ни у одной из русских современных женщин-поэтов «девичья интимность не достигала такой наивности и искренности, как у Марины Цветаевой», книга которой—«вся на грани последних дней детства и первой юности»; «автор владеет не только стихом, но и четкой внешностью внутреннего наблюдения, импрессионистической способностью закреплять текущий миг».

«Вечерний альбом» — это прекрасная и непосредственная книга, исполненная истинно женским обаянием» (газ. «Утро России», М. 1910, 11 декабря). Брюсов также положительно отзывался о некоей интимности в стихах юной Цветаевой, которые «всегда отправляются от какого-нибудь реального факта»; их автор не боится «вводить в поэзию повседневность». При этом, однако, Брюсов выражал надежду, что в будущем Цветаева «найдет в своей душе чувства более острые. и мысли более нужные», чем в книге «Вечерний альбом» (журн. «Русская мысль», кн. II, М. 1911, с. 233). «Вечерний альбом» строился по трем темам — разделам «Детство», «Любовь», «Только тени». Об истории издания своей первой книги Цветаева вспоминает в очерке «Живое о живом».

В Париж е.— Написано во время поездки Цветаевой в Париж летом 1909 г. где она прослушала в Сорбоынском университете курс лекций, по старофранцузской литературе. Сара— Сара Бернар (18-14— 1923), великая французская актриса, игравшая герцога Рейхштадского в пьесе Роста на «Орленок».

В р а ю.— Как и шесть последующих стихотворений, опубликовано впервые в книге «Волшебный фонарь» (М. 1912), втором сборнике стихов Цветаевой, встреченном в печати гораздо сдержаннее, чем первый. Причина этого отчасти была в явном вызове читателю, брошенном юной Цветаевой, пережившей самую счастливую и беззаботную пору своей жизни. Восьмистишный эпиграф к книге кончался словами:

Прочь размышленья! Ведь женская книга —

Только волшебный фонарь!

Эти слова дали повод С. Городецкому упрекнуть Цветаеву в «причудах», «ломании», хотя он и отметил в авторе «несомненный дар ощущать лирику мгновений» (газ. «Речь», 1912, 30 апреля/13 мая, № 117). Первые два раздела книги (из трех) были также построены как бы в полемике с критикой, ждущей от поэта более «взрослых» стихов: «Деточки», «Дети растут». Прямой вызов был в стихотворении «В. Я. Брюсову» в ответ на его рецензию на «Вечерний альбом»:

Улыбнись в мое «окно»,

Иль к шутам меня причисли,—

Не изменишь, все равно!

«Острых чувств» и «нужных мыслей»

Мне от бога не дано.

По существу же, в книге «Волшебный фонарь» было немало стихов, вполне достойных будущей Цветаевой. За стихотворение «В раю», представленное на конкурс, устроенный Брюсовым зимой 1911/12 г. Цветаева получила приз (она описала этот эпизод в мемуарах о Брю-сове «Герой труда» —BP, 1925, № 9—10, с. 59—61).

Душа и и м я. —- Морское оно, морское.—- Марина (Marina) по-латыни значит — «морская».

«Бежит тропинка с бугорк а. » — Входит в цикл «Ока» из четырех стихотворений. Здесь отражены детские впечатления от пребывания в Тарусе — городке на Оке; природа этого уголка на всю жизнь полюбилась Цветаевой.

«Моим стихам, написан н ы м так ран о. » — «Формула — наперед — всей моей писательской (и человеческой) судьбы»,— сказала Цветаева в 30-е годы о заключительной строфе этого стихотворения (ИП, с. 732). Как три предыдущих и двадцать последующих, относится к юношеским стихотворениям. В архиве Цветаевой (ЦГАЛИ) хранится машинописный экземпляр книги «Юношеские стихи» с авторской правкой 1938—1939 гг. а также часть рукописной тетради с другими стихами того же периода, которую в свое время, еще до отъезда Цветаевой за границу, ей не вернули знакомые, и которая попала к ее дочери лишь в 60-е годы. В 1919 г. Цветаева собиралась издать «Юношеские стихи». «Готовила книгу — с 1913 по 1915 г.— писала она в то время родным,— старые стихи воскрешали, я исправляла и наряжала их, безумно увлекаясь собой 20-ти лет и всеми, кого я тогда любила. » Сборник издан не был, о чем Цветаева вспоминает в очерке «Герой труда» (BP, 1925, № 9—10; 11). В 1928 г. живя во Франции, Цветаева пишет молодому поэту Н. П. Гронскому, отец которого работал в газете «Последние новости», где время от времени ее печатали: «Надеюсь достать из Праги мои «Юношеские стихи». нигде не напечатанные, целая залежь. Прокормлюсь ими в Последних Новостях с год; если не больше. » Однако в газете стихотворения не появились; в ту пору у Цветаевой неохотно брали не только поздние стихи, но и ранние, более «простые». 19 декабря 1932 г. Цветаева выступила на литературном вечере с чтением детских и юношеских стихотворений, чтобы покрыть долги. В печати при жизни поэта стихотворения 1913—1915 гг. появлялись очень мало.

«Я сейчас лежу ничком. »— Стихотворение обращено к М. С. Фельдштейну (ок. 1885—1948), впоследствии — мужу В. Я. Эфрон, сестры С. Я. Эфрона.

«Идите же! — мой голос нем. » — ТС, с. 254.

«Стать тем, что никому не мил о. » — Посылая в числе других это стихотворение писателю В. В. Розанову 7 марта 1914 г. Цветаева писала: «. я совсем не верю в существование бога и загробной жизни.

Отсюда — безнадежность, ужас старости и смерти. Полная неспособность природы.— молиться и покоряться. Безумная любовь к жизни, судорожная, лихорадочная жажда жить.

Все, что я сказала — правда.

Может быть, Вы меня из-за этого оттолкнете. Но ведь я не виновата. Если бог есть — он ведь создал меня такой! И если есть загробная жизнь, я в ней, конечно, буду счастливой» (ЦГАЛИ). В посылаемом варианте стихотворения была четвертая строфа, которую Цветаева впоследствии опустила:

Забыть все прозвища, все думы,

Свои старинные костюмы,

Начало стихотворения, опущенное в 1938—1939 гг.

Быть нежной, бешеной и шумной.

— Так жаждать жить! — »

Очаровательной и умной,—

Нежнее всех, кто есть и были,

— О, возмущенье, что в могиле

«Над Феодосией угас. » — ДП, М. с. 193.

С. Э. («Я с вызовом ношу его кольцо. »).— ДП, М. 1968, с. 193. Посвящено мужу Цветаевой, Сергею Яковлевичу Эфрону (1893— 1941); свадьба их состоялась 27 января 1912 г. Кольцо, на внутренней стороне которого выгравирована дата свадьбы и имя Марина, находится ныне в Государственном литературном музее в Москве; «его» кольцо, с именем Сергей, не сохранилось.

Але («Ты будешь невинной, тонкой. »).— Журнал «Северные записки», Пг, 1916, № 3, с. 54. Посвящено дочери Ариадне (1912—1975).

«Не думаю, не жалуюсь, не спорю. »—Обращено в брату мужа Цветаевой, Петру Яковлевичу Эфрону (1884—1914), умиравшему от туберкулеза, послано ему в письме от 14 июля; 28 июля П. Я. скончался.

Бабушке.— Посвящено памяти Марии Лукиничны Бернацкой, в замужестве Мейн (1841—1869), бабушке Цветаевой по материнской линии. Навеяно ее портретом, висевшим в московском доме Цветаевых; 6 нем пишет и сестра поэта, А. И. Цветаева («Воспоминания», изд. 2-е, М. 1974, с. 26—27). Однако, как вспоминала А. С. Эфрон, в 1933 г. когда Цветаева разыскала во Франции, в доме престарелых, родственниц своей матери и собирала у них сведения о предках по материнской линии, она установила, что этот портрет изображал не бабушку, а прабабку, графиню Марию Ледуховскую, в замужестве Бериацкую, умершую молодой в 50-е годы прошлого столетия.

«Сегодня таяло, с е г о д н я. ».—ДП, М. 1968, с. 193. Входит в цикл «Подруга», обращенный к поэтессе С. Я. Парнок (1885— 1933).

«Легкомыслие! — Милый грех. ».— ТС, с. 255.

«Мне нравится, что вы больны не мной. » Обращено к М. А. Минцу (1886—1917), впоследствии мужу А. И. Цветаевой.

«Милый друг, ушедший дальше, чем за море. ».— Посвящено памяти П. Я- Эфрона (см. коммент. к стихотворению «Не думаю, не жалуюсь, не спорю. »).

«В гибельном фолианте. » — Ars amandi — так Цветаева называет «не читанную ею» поэму римского поэта Овидия (43 г. до н. э.— 17 г. н. э.) «Искусство любви», о чем говорит в стихотворении «Как жгучая, отточенная лесть. », написанном в тот же день.

«Посадила яблонь к у. », «Отмыкала ларец железный. ». В I, с. 8, 7.

«Летят он и,— написанные наспех. ». Этим стихотворением, исправив его и передатировав в 1938—1939 гг. (в ранней рукописи стояло «22 декабря 1915 г.»), Цветаева начала беловую тетрадь лирики (1916 г.—август 1918 г.).

«Никто ничего не отнял. »; «Ты запрокидываешь голову. »; «Откуда такая нежность. » — Все три стихотворения обращены к поэту О. Э. Мандельштаму (1891—1938), который в это время приезжал в Москву. См. также обращенное к нему стихотворение «Из рук моих — нерукотворный град. » («Стихи о Москве»). Поэзию Мандельштама Цветаева всегда ценила высоко, видела в ней «магию», «чару», несмотря на «путанность и хаотичность мысли», а также утверждала, что на поэзии Мандельштама лежит след «десницы Державина» (статья «Поэт-альпинист», 1934, перевод с сербскохорватского). Мандельштам посвятил Цветаевой в том же 1916 г. стихотворения «В разноголосице девического хора. », «Не веря воскресенья чуду. », «На розвальнях, уложенных соломой. ».

На страшный полет крещу вас.— В 1931 г. Цветаева писала, что в 1916 году провожала Мандельштама «в трудную жизнь поэта» (ИП, с. 733—734)

«Разлетелось в серебряные дребезги. »; «Еще и еще—песни. »; «На крыльцо выхожу—слушаю. »; «В день Благовещенья. ».— В1, с. 15, 18, 23, 24.

Распростившись с гостями пернатыми.— В день Благовещенья 25 марта (7 апреля), по народным обычаям, выпускали на волю птиц.

Стихи о Москве (1—9).— Цикл был вдохновлен поездкой Цветаевой зимой 1915/16 г. в Петербург, где она мечтала встретиться с Ахматовой (которой в то время там не было). На литературном вечере, где присутствовали С. Есенин, М. Кузмин и О. Мандельштам, она «от лица Москвы» читала свои юношеские стихи. Много лет спустя в очерке «Нездешний вечер» она вспоминает об этом: «Читаю — как если бы в комнате была Ахматова, одна Ахматова. И если я в данную минуту хочу явить собой Москву — лучше нельзя, то не для того, чтобы Петербург — победить, а для того, чтобы эту Москву — Петербургу подарить. последовавшими за моим петербургским приездом Стихами о Москве я обязана Ахматовой, своей любви к ней, своему желанию ей подарить что-то вечнее любви» («Литературная Грузия», 1971, № 7, с. 20—21).

1. «Облака — вокруг. » — Первенец — дочь Цветаевой Ариадна. Семихолмие.— По преданию, Москва была заложена на семи холмах.

2. «Из рук моих — нерукотворный град. » — Стихотворение обращено к О. Э. Мандельштаму. Часовня звездная — Иверская часовня с голубым куполом, украшенным золотыми звездами, стоявшая у входа на Красную площадь. Пятисоборный. круг — площадь в Кремле с пятью соборами. Нечаянныя Радости — церковь в Кремле.

5. «Над городом, отвергнутым Петром. » — Отвергнутым Петром.— В 1712 г. Петр I перенес столицу из Москвы в Петербург. |

6. «Над синевою подмосковных рощ. ».— Калужскою дорогой,— Цветаева говорит о городке Таруса (см. коммент. к стихотворению «Бежит тропинка с бугорка. »).

8. «Москва! Какой огромный. » — Пантелеймон — имя святого-«исцелителя», изображавшегося на иконах в облике отрока. Иверское сердце червонное горит.— В Иверской часовне находилась икона Иверской божьей матери в окладе из червонного золота.

9. «Красною кисть ю. » — Спорили сотни колоколов.— Об этой строчке Цветаева писала в 1934 г. «. ведь могла: славили, могла: вторили — нет — спорили! Оспаривали мою душу, которую получили все и никто (все боги и ни одна церковь. (ИП, с. 734).

«Говорила мне бабка люта я. »; «Всюду бегут дорог и. ».— BI, с. 48, 53.

Тема бессонницы не раз встречается в творчестве молодой Цветаевой (см. стихотворение «Нет, легче жизнь отдать, чем час. », «Восхищенной и восхищенной. » и др.). К циклу «Бессонница», созданному в 1916 г. Цветаева впоследствии отнесла стихотворение (№ 11), написанное в 1922 г. и обращенное к Т. Ф. Скрябиной, вдове композитора, страдавшей бессонницей, ускорившей ее кончину (весной 1922 г.), Цветаева не раз ночами дежурила у больной.

Стихи к Блоку (1—18).

Цветаева не была знакома с Блоком. Она видела его дважды, во время его выступлений в Москве 9 и 14 мая 1920 г. Свое преклонение перед поэтом, которого она называла «сплошной совестью», воплощенным «духом» и считала явлением, вышедшим за пределы литературы, Цветаева пронесла через всю жизнь. Она не раз упоминала Блока в своей прозе; главная же ее работа о Блоке — доклад «Моя встреча с Блоком», прочитанный ею 2 февраля 1935 г. не сохранилась.

3. «Ты проходишь на запад солнца. — Первые две

строки стихотворения перефразируют слова молитвы «Свете тихий»: «Пришедшие на запад солнца, видевшие свет вечерний. ». Свете тихий, святыя славы — слова из этой же молитвы.

5. «У меня в Москве — купола горя т. ».— В них царицы спят и цари.— В Кремлевском Архангельском соборе находится усыпальница русских царей.

9. «Как слабый луч сквозь черный морок адов. ».— Написано после блоковского вечера 9 мая 1920 г. Под грохот рвущихся снарядов.— В этот день в Москве взорвалось несколько артиллерийских складов. Как станешь солнце звать.— Речь идет о стихотворении «Голос из хора», прочитанном Блоком на этом вечере.

Вечер Блока 14 мая записала семилетняя дочь Цветаевой Аля (см. Зв. 1973, № 3. с. 175—176). Тогда же, через Алю, Цветаева передала Блоку свои стихи к нему. Как потом, спустя полтора года, рассказала ей друг Блока Н. А. Нолле, поэт их «прочел — молча, читал — долго — и потом такая до-олгая улыбка».

10. «Вот он — гляди —уставший от чужбин. »;

11. «Други его — не тревожьте его. »;

12. «А над р а в н и н о й. »;

13. «Не проломанное ребро. » — Все четыре стихотворения написаны, судя по пометам в тетради, на девятый день после кончины Блока. Было еще одно, незавершенное:

Останешься нам иноком:

Всем — до единой — женщинам.

Им, ласточкам, нам, венчанным,

Нам, злату, тем, сединам —

Всем — до единой — сыном

Останешься, всем — первенцем

Посохом нашим странным,

Странником нашим ранним.

Всем нам с короткой надписью

Крест на Смоленском кладбище

Искать, всем никнуть в черед.

Всем — сыном, всем — наследником,

Всем — первеньким, последненьким.

В эти же августовские дни Цветаева писала Ахматовой; «Удивительно не то, что он умер, а то, что он жил. Мало земных примет, мало платья. Он как-то сразу стал ликом, заживо-посмерт ным (в нашей любви). Ничего не оборвалось,— отделилось. Весь он такое явное торжество духа, такой воочию — дух, что удивительно, как жизнь — вообще — допустила.

Смерть Блока я чувствую как вознесение.

Человеческую боль свою глотаю. Для него она кончена, не будем и мы думать о ней (отождествлять его с ней). Не хочу его в гробу, хочу его в зорях». ^

14. «Без зова, без слова. ».— До трубы —по Страшного суда, на котором бог, по библейским преданиям, после конца света будет судить людей и их дела; ангелы «трубным гласом» созовут всех живых и мертвых.

15. «Как сонный, как пьяный. ».— Не ты. ли ее шелестящей хламиды II Не вынес — обратным ущельем Аида? — Подразумевается эпизод из мифа о древнегреческом певце и музыканте Орфее и его жене Эвридике, за которой он спустился в подземное царство (Аид), чтобы вывести ее оттуда. Но, ведя за собою Эвридику, он не должен был оглядываться, однако не выдержал и навсегда потерял ее. Гебр — древнее название реки Марицы во Фракии. Голова — Орфея, который, по мифу, был растерзан вакханками, бросившими его останки и лиру в Герб.

16. «Так, господи! И мой обол. ».— Обол (греч.)—монета. На утвержденье храма.— Имеется в виду евангельская притча о бедной вдове, положившей две лепты (мелкие монеты) в сокровищницу Иерусалимского храма.

Подруга. 1 (17). «Спит, муки твоея — веселье. »; 2(18). «Последняя дружба. »—Раздел «Подруга», завершающий цикл стихов к Блоку, состоит из пяти стихотворений. Впервые — в книге: «Стихи к Блоку». Берлин, 1922, с. 41, 46. В рукописной тетради под последним стихотворением — помета: «Ее с ним не было, когда он умирал,— но есть другая правда».

«Я в жизни. пропустила большую встречу с Блоком,— писала Цветаева Пастернаку в 1923 г.,—встретились бы —не умер». В этих словах — отражение поэтического мифа, созданного в «Стихах к Блоку» о воображаемой идеальной подруге, «матери — сына». Поэта, певца, который должен возродиться вновь. См. также близкий по мысли к «Подруге» цикл «Марина», написанный в том же году.

«То-то в зеркальце — чуть брезжит. » — ДП, М. 1972, с. 258.

«Продаю! Продаю! П р о д а ю. » — BI, с. 62. Ахматовой (1—11).

С творчеством А. А. Ахматовой (1889—1966) Цветаева познакомилась в 1915 г. о чем можно судить по юношескому стихотворению, обращенному к ней (ДП, М. 1968, с. 195). Цикл стихов 1916 г. вдохновлен поездкой Цветаевой зимой 1915—1916 гг. в Петербург (см. также «Стихи о Москве» и коммент.). Цветаева долгое время сохраняла восторженное отношение к Ахматовой, о чем свидетельствуют уцелевшие письма к ней и черновики их. «Ах, как я Вас люблю, и как я Вам радуюсь, и как мне больно за Вас, и высоко от Вас!» — писала он$ Ахматовой в апреле 1921 г.; о своей любви к Ахматовой она пишет и в 1926 г. из-за границы. Ахматова благосклонно принимала ее поклонение, надписывала книги собственных стихов, присылаемые ей Цветаевой. Ахматову Цветаева причисляла к «чистым лирикам», или «поэтам без развития», «чья душа и личность сложилась уже в утробе матери». К концу жизни она изменила свое отношение к Ахматовой. В 1940 г. она пишет об ахматовском сборнике «Из шести книг»: «. прочла, перечла почти всю книгу Ахматовой, и — старо, слабо. Часто. совсем слабые концы, сходящие (и сводящие) на нет. Но что она делала с 1917 по 1940 гг. Внутри себя. Жаль». Единственная двухдневная встреча Цветаевой с Ахматовой состоялась в начале июня 1941 г. в Москве и, нужно думать, не привела к взаимопониманию. Ахматова читала свою «Поэму без героя», приведшую Цветаеву в недоумение и вызвавшую ее ироническую реплику. Цветаева подарила Ахматовой свою «Поэму Воздуха», усложненную, трудную для восприятия (см. сб. «Встречи с прошлым», М. «Советская Россия», 1978, с. 397, 415).

Даниил (1—3).—В1, с. 99—102.

1. «Села я на подоконник, ноги свесив. ».— Терзают львы,— По библейскому преданию, враги бросили пророка и тайновидца Даниила в ров со львами, но бог уберег его от гибели.

«Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес. ».— У того, с которым Иаков стоял в ночи — то есть у бога, с которым, по библейской легенде, вступил в единоборство Иаков и получил за это благословение.

«Бог согнулся от заботы. ».— Последнюю строфу стихотворения Цветаева сделала эпиграфом к своей пьесе «Каменный ангел» (1919).

«И другу на руку легло. ».— BI, с. 108.

«Счастие или грусть. ».— Газета «Дни» (Париж), 1924, 8 июня, № 481, под названием «Наташа». В стихотворении речь идет о Н. Н. Гончаровой (Пушкиной), вторично вышедшей замуж за генерала П. П. Ланского. «Было в ней одно: красавица,— писала Цветаева в 1929 г.— Только — красавица, просто — красавица, без корректива ума, души, сердца, дара. Голая красота, разящая, как меч. И — сразила. Просто — красавица. Просто — гений. Тяга Пушкина к Гончаровой. — тяга гения — переполненности — к пустому месту. Чтоб было куда. Он хотел нуль, ибо сам был всё (очерк «Наталья Гончарова» — альманах «Прометей», М. 1967, № 7, с. 161—162),

Марина Цветаева — Осыпались листья над Вашей могилой

Картинка Анализ стихотворения Цветаевой Зимой № 3

Осыпались листья над Вашей могилой,
И пахнет зимой.
Послушайте, мертвый, послушайте, милый:
№ 4 Вы все-таки мой.

Смеетесь! — В блаженной крылатке дорожной!
Луна высока.
Мой — так несомненно и так непреложно,
№ 8 Как эта рука.

Опять с узелком подойду утром рано
К больничным дверям.
Вы просто уехали в жаркие страны,
№ 12 К великим морям.

Я Вас целовала! Я Вам колдовала!
Смеюсь над загробною тьмой!
Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала —
№ 16 Домой.

Пусть листья осыпались, смыты и стерты
На траурных лентах слова.
И, если для целого мира Вы мертвый,
№ 20 Я тоже мертва.

Я вижу, я чувствую, — чую Вас всюду!
— Что ленты от Ваших венков! —
Я Вас не забыла и Вас не забуду
№ 24 Во веки веков!

Таких обещаний я знаю бесцельность,
Я знаю тщету.
— Письмо в бесконечность. — Письмо
№ 28 в беспредельность —
Письмо в пустоту.

Osypalis listya nad Vashey mogiloy,
I pakhnet zimoy.
Poslushayte, mertvy, poslushayte, mily:
Vy vse-taki moy.

Smeyetes! — V blazhennoy krylatke dorozhnoy!
Luna vysoka.
Moy — tak nesomnenno i tak neprelozhno,
Kak eta ruka.

Opyat s uzelkom podoydu utrom rano
K bolnichnym dveryam.
Vy prosto uyekhali v zharkiye strany,
K velikim moryam.

Ya Vas tselovala! Ya Vam koldovala!
Smeyus nad zagrobnoyu tmoy!
Ya smerti ne veryu! Ya zhdu Vas s vokzala —
Domoy.

Pust listya osypalis, smyty i sterty
Na traurnykh lentakh slova.
I, yesli dlya tselogo mira Vy mertvy,
Ya tozhe mertva.

Ya vizhu, ya chuvstvuyu, — chuyu Vas vsyudu!
— Chto lenty ot Vashikh venkov! —
Ya Vas ne zabyla i Vas ne zabudu
Vo veki vekov!

Takikh obeshchany ya znayu bestselnost,
Ya znayu tshchetu.
— Pismo v beskonechnost. — Pismo
v bespredelnost —
Pismo v pustotu.

Jcsgfkbcm kbcnmz yfl Dfitq vjubkjq,
B gf[ytn pbvjq/
Gjckeifqnt, vthndsq, gjckeifqnt, vbksq:
Ds dct-nfrb vjq/

Cvttntcm! — D ,kf;tyyjq rhskfnrt ljhj;yjq!
Keyf dscjrf/
Vjq — nfr ytcjvytyyj b nfr ytghtkj;yj,
Rfr nf herf/

Jgznm c eptkrjv gjljqle enhjv hfyj
R ,jkmybxysv ldthzv/
Ds ghjcnj et[fkb d ;fhrbt cnhfys,
R dtkbrbv vjhzv/

Z Dfc wtkjdfkf! Z Dfv rjkljdfkf!
Cvt/cm yfl pfuhj,yj/ nmvjq!
Z cvthnb yt dth/! Z ;le Dfc c djrpfkf —
Ljvjq/

Gecnm kbcnmz jcsgfkbcm, cvsns b cnthns
Yf nhfehys[ ktynf[ ckjdf/
B, tckb lkz wtkjuj vbhf Ds vthndsq,
Z nj;t vthndf/

Z db;e, z xedcnde/, — xe/ Dfc dc/le!
— Xnj ktyns jn Dfib[ dtyrjd! —
Z Dfc yt pf,skf b Dfc yt pf,ele
Dj dtrb dtrjd!

Nfrb[ j,tofybq z pyf/ ,tcwtkmyjcnm,
Z pyf/ notne/
— Gbcmvj d ,tcrjytxyjcnm/ — Gbcmvj
d ,tcghtltkmyjcnm —
Gbcmvj d gecnjne/

Скажите пж-ста кому посвящено это стихотворение Цветаевой. Нигде не могу найти анализ этого стихотворения ( Помогите

Картинка Анализ стихотворения Цветаевой Зимой № 4

Софико. Ученик (48), закрыт 4 года назад

пожалуйста. Осыпались листья над Вашей могилой,
И пахнет зимой.
Послушайте, мертвый, послушайте, милый:
Вы всё-таки мой.

Смеетесь! — В блаженной крылатке дорожной!
Луна высока.
Мой — так несомненно и так непреложно,
Как эта рука.

Опять с узелком подойду утром рано
К больничным дверям.
Вы просто уехали в жаркие страны,
К великим морям.

Я Вас целовала! Я Вам колдовала!
Смеюсь над загробною тьмой!
Я смерти не верю! Я жду Вас с вокзала —
Домой!

Пусть листья осыпались, смыты и стерты
На траурных лентах слова.
И, если для целого мира Вы мертвы,
Я тоже мертва.

Я вижу, я чувствую, — чую Вас всюду,
— Что ленты от Ваших венков! —
Я Вас не забыла и Вас не забуду
Во веки веков!

Таких обещаний я знаю бесцельность,
Я знаю тщету.
— Письмо в бесконечность. — Письмо в беспредельность. —
Письмо в пустоту.

Чулин Костя Высший разум (137346) 5 лет назад

П. Э. обозначает сокращённо Пётр Эфрон, имя брата мужа Марины Цветаевой Сергея Эфрона.
В 1913 году вернулся из эмиграции старший брат Сергея — Петр Яковлевич Эфрон. Потерявший маленькую дочь, переживший развод с женой, которая его оставила, больной туберкулезом. Цветаева впервые встретилась с ним летом 1913 года, когда ненадолго приехала по делам из Крыма в Москву. Братья были очень похожи. Встреча произвела на Цветаеву неизгладимое впечатление:
…шаги вдали.
Скрип раскрывающейся двери
— и Вы вошли.
И было сразу обаянье.
Склонился, королевски-прост. —
И было страшное сиянье.

Марина относилась к Петру очень тепло. Она искренно переживала смерть его ещё маленькой дочери и написала стихотворение "ЕГО ДОЧКЕ"

С ласточками прилетела
Ты в один и тот же час,
Радость маленького тела,
Новых глаз.

Через год в Коктебель из Москвы идут дурные вести: здоровье Петра все ухудшается и ухудшается. В начале июля семья Эфрон перебирается в Москву. Петр — в больнице, его положение безнадежно. Ему нужна любовь. Но не любовь физическая, а любовь-нежность, любовь-забота, которая скрасила бы его последние дни на этой земле. В душе Цветаевой возникает сильное чувство к умирающему Петру. Можно ли его назвать любовью? Свои чувства к братьям лучше всего объяснила сама Цветаева в письме к Петру от 14 июля 1914 года:

«Мальчик мой ненаглядный!
Сережа мечется на постели, кусает губы, стонет.
Я смотрю на его длинное, нежное, страдальческое лицо и все понимаю: любовь к нему и любовь к Вам.
Мальчики! Вот в чем моя любовь.
Чистые сердцем! Жестоко оскорбленные жизнью! Мальчики без матери. "

Марина проводит в больнице все дни, но свое чувство к Петру вовсе не считает изменой мужу. Неизвестно, как развивались бы события дальше, но 28 июля Петр Эфрон умер. «Маринина рана сочилась. Она говорила мне только о нем. Рассказы смешивались со стихами ему, их цикл рос. Она рассказывала мне каждое его слово, ей или при ней сказанное, передавая каждую интонацию, и я слушала, замерев, ее боль, все росшую от часа встречи (зачем так поздно! ) до часа утраты, до лицезрения посмертной маски» (из «Воспоминаний» А. Цветаевой).

4 октября 1914 Марина Цветаева написала стихотворение:

Осыпались листья над Вашей могилой,
И пахнет зимой.
Послушайте, мертвый, послушайте, милый:
Вы все-таки мой.

Смеетесь! - В блаженной крылатке дорожной!
Луна высока.
Мой - так несомненно и так непреложно,
Как эта рука.

Опять с узелком подойду утром рано
К больничным дверям.
Вы просто уехали в жаркие страны,
К великим морям.

А 5 июня 1915 написано последнее стихотворение из цикла посвящений П. Э.
Милый друг, ушедший дальше, чем за море!
Вот Вам розы - протянитесь на них.
Милый друг, унесший самое, самое
Дорогое из сокровищ земных.

Я обманута и я обокрадена, -
Нет на память ни письма, ни кольца!
Как мне памятна малейшая впадина
Удивленного - навеки - лица.

Как мне памятен просящий и пристальный
Взгляд - поближе приглашающий сесть,
И улыбка из великого Издали, -
Умирающего светская лесть.

Милый друг, ушедший в вечное плаванье,
- Свежий холмик меж других бугорков! -
Помолитесь обо мне в райской гавани,
Чтобы не было других моряков.

Стихотворение Цветаевой М. И.
«Зимой»

Снова поют за стенами
Жалобы колоколов.
Несколько улиц меж нами,
Несколько слов!
Город во мгле засыпает,
Серп серебристый возник,
Звездами снег осыпает
Твой воротник.
Ранят ли прошлого зовы?
Долго ли раны болят?
Дразнит заманчиво-новый,
Блещущий взгляд.
Сердцу он (карий иль синий?)
Мудрых важнее страниц!
Белыми делает иней
Стрелы ресниц.
Смолкли без сил за стенами
Жалобы колоколов.
Несколько улиц меж нами,
Несколько слов!
Месяц склоняется чистый
В души поэтов и книг,
Сыплется снег на пушистый
Твой воротник.