Анализ стихотворения Цветаевой С эфроном
М. Цветаева. Стихи о любви
Ты расскажи нам про весну! —
Старухе внуки говорят.
Но, головою покачав,
Старуха отвечала так:
— Грешна весна,
Страшна весна.
— Так расскажи нам про Любовь! —
Ей внук поет, что краше всех.
Но, очи устремив в огонь,
Старуха отвечала: — Ох!
Грешна Любовь, Страшна Любовь!
И долго-долго на заре
Невинность пела во дворе:
— Грешна любовь,
Страшна любовь.
Чтобы помнил не часочек, не годок —
Подарю тебе, дружочек, гребешок.
Чтобы помнили подружек мил-дружки —
Есть на свете золотые гребешки.
Чтоб дружочку не пилось без меня —
Гребень, гребень мой, расческа моя!
Нет на свете той расчески чудней:
Струны — зубья у расчески моей.
Чуть притронешься — пойдет трескотня
Про меня одну, да всё про меня.
Чтоб дружочку не спалось без меня —-
Гребень, гребень мой, расческа моя!
Чтобы чудился в жару и в поту
От меня ему вершочек — с версту,
Чтоб ко мне ему все вёрсты — с вершок —
Есть на свете золотой гребешок.
Чтоб дружочку не жилось без меня —
Семиструнная расческа моя!
Развела тебе в стакане
Горстку жженых волос,
Чтоб не елось, чтоб не пелось,
Не пилось, не спалось.
Чтобы младость — не в радость,
Чтобы сахар — не в сладость,
Чтоб не ладил в тьме ночной
С молодой женой.
Как власы мои златые
Стали серой золой,
Так года твои младые
Станут белой зимой.
Что ослеп — оглох,
Чтоб иссох, как мох,
Чтоб ушел, как вздох.
Ср. с Ахматовой: «Я не любви твоей прошу. », «А, ты думал — я тоже такая. » «Заклинания» Цветаевой точно передают мотивы фольклора, восходя к одному из древнейших образов колдовской ревности — к Медее.
Из цикла
Без названия
Да, друг невиданный, неслыханный
С тобой.— Фонарик потуши!
Я знаю все ходы и выходы
В тюремной крепости души.
Вся стража — розами увенчана:
Слепая, шалая толпа!
— Всех ослепила — ибо женщина,
Всё вижу — ибо я слепа.
Закрой глаза и не оспаривай
Руки в руке.— Упал засов.—
Нет — то не туча и не зарево!
То конь мой, ждущий седоков!
Мужайся: я твой щит и мужество!
Я — страсть твоя, как в оны дни!
А если голова закружится,
На небо звездное взгляни!
* * *
С. Э.
Писала я на аспидной доске,
И на листочках вееров поблеклых,
И на речном, и на морском песке,
Коньками по льду и кольцом на стеклах,—
И на стволах, которым сотни зим.
И, наконец,— чтоб было всем известно!—
Что ты любим! любим! любим! любим!—
Расписывалась — радугой небесной.
Как я хотела, чтобы каждый цвел
В веках со мной! под пальцами моими!
И как потом, склонивши лоб на стол,
Крест-накрест перечеркивала имя.
Но ты, в руке продажного писца
Зажатое! ты, что мне сердце жалишь!
Непроданное мной! внутри кольца!
Ты — уцелеешь на скрижалях.
Стихотворение посвящено мужу Цветаевой — Сергею Яковлевичу Эфрону, чье имя было выгравировано внутри обручального кольца. После Революции, С. Эфрон ушел в белую армию, оказался в эмиграции. Там пришло горькое осознание неправоты: «. со смертным ужасом осознаешь, что в роковой суете попал — впрочем, вместе со многими и многими! — не в тот поезд. что твой состав ушел с другого пути, что обратного хода нет — рельсы разобраны. Обратно, Мариночка, можно только пешком — по шпалам — всю жизнь. » (Из разговора отца с матерью, записанного А. Эфрон). Впоследствии С. Я Эфрон вступил в Коммунистическую партию Франции, сражался в Испании за республику, возвратился на родину в 1937 году.
LiveInternet LiveInternet
♥ღ♥ Марина Цветаева и Сергей Эфрон. Немного о любви. ♥ღ♥
Много лет назад она поставила в своей жизни точку. "По собственному желанию". В литературных и театральных кругах у нее была слава ворожеи…
Он стал единственной константой в ее жизни…
Их свела судьба, но они постоянно "расходились во мнениях", оставаясь при этом самыми близкими друг другу людьми…
Она начала писать стихи на русском, французском и немецком, когда ей исполнилось всего шесть лет, но ее мама – Мария Мейн – мечтала для дочери будущее пианистки.
В детстве ей довелось много путешествовать – у матери было слабое здоровье и поэтому они много времени проводили на курортах Италии, Швейцарии, Германии. Там же ей довелось и учиться.
В 16 лет ради курса лекций по старофранцузской литературе в Сорбонне Марина решилась самостоятельно отправиться в Париж.
За свои деньги Марина выпустила свой первый стихотворный сборник – "Вечерний альбом", после которого на нее обратили внимание, и началось ее становление как поэтессы.
Ее представления о любви – истинного чувства – укладывались в три образа. Литературный персонаж Нино из романа Генриха Манна "Богини" ("Он понимал, — пишет Цветаева о Нино в письме к Волошину весной 1911 года, — он принимал ее (герцогиню де Асси) всю, не смущался никакими ее поступками, зная, что все, что она делает, нужно и должно для нее. (. ) Она — грешница перед чеховскими людьми, (. ) и святая перед собой и всеми, ее любящими").
Второе имя – реальное. Некий Прилуков – свидетель в одном судебном процессе, о котором много писали в 1910-х гг. Прилуков преданно любил подсудимую и всегда приходил ей на помощь в самые трудные моменты, ничего не требуя взамен (В 1924 году Цветаева писала о нем Бахраху: "Прилуков для меня наисовершеннейшее воплощение мужской любви, любви — вообще(. ) Прилуков мирит меня с землей; это уже небо. (. ) Человек всю любовь брал на себя, ничего для себя не хотел, кроме как: любить").
Третьим "героем" стал 11-летний мальчик Осман, который был влюблен в юную Марину. Это было в Коктебели. Осман стал для нее воплощением Нино, доказав живую возможность безоглядной преданности и любви.
Случилось это накануне того дня, когда Судьба подарила ей встречу с Ним…
Он был потомком дворянского рода, родился в семье крещеных евреев. Родители его рано умерли, и до совершеннолетия Сергей рос под присмотром опекуна.
Он окончил Поливановскую гимназию, учился на филологическом факультете Московского университета, писал рассказы, пробовал играть в театре у Таирова, издавал журналы… Но все это оставалось на "полуслове".
В его голове роилась масса идей, задумок. Но ни одной из них не суждено было воплотиться в жизнь. Сергей был абсолютно лишен предпринимательской хватки, коммерческого чутья.
Как и многие, лето он 1911 года он провел в Крыму. И встретил Ее..
"Макс, я выйду замуж за того, кто угадает, какой мой любимый камень", - сказала как-то Марина своему другу Максимилиану Волошину на пляже в Коктебели.
Цветаева давно слыла в своем окружении ворожеей, предсказательницей, предвещая будущее так же спонтанно, как и свои стихи – много и точно. Казалось и свою судьбу она знает наперед.
Сергей в первый же день знакомства подарил Марине генуэзскую сердоликовую бусину, которую та хранил до конца своих дней. Данное Волошину обещание сбылось – по приезде домой Марина и Сергей обвенчались. Цветаева в восторге писала Василию Розанову: "Наша встреча — чудо, мы никогда не расстанемся".
Спустя некоторое время на свет появилась их дочь Ариадна. Затем - Ирина.
Их семейная жизнь была полна эмоциями. Самыми разными. Марина, считавшая взаимную любовь тупиком, не раздумывая бросалась в омут "безответности" и "обреченности", описывая ураганы и бури своих переживаний в стихах. Но при этом не отпуская от себя Сергея.
А он – как человек интеллигентный, преданный, любящий – старался тактично сглаживать углы и обходить щекотливые темы.
Душой они всегда оставались вместе. Даже когда Сергей пропадал без вести, отправившись на Дон сразу после окончания юнкерского училища – в отряды Добровольческой белой армии. Тогда Марина написала ему письмо – живому или мертвому: "Если Бог сделает это чудо — оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака".
Ее молитвы были услышаны – 1 июля 1921 года Цветаевой пришло первое за два года письмо от мужа: "Все годы разлуки — каждый день, каждый час — Вы были со мной. Я живу только верой в нашу встречу. Без Вас для меня не будет жизни!" За годы его отсутствия от голода скончалась их дочь Ирина.
Со слов друзей семьи, между Мариной и Сергеем не было тайн. Кроме одной. После гибели дочери Марина обещала, что у них непременно будет сын. И сдержала слово: 1 февраля 1925 года в их семье родился Георгий, которого прозвали Муром. "Жалко, что вы не видели нашего прелестного мальчика, — напишет деликатный Сергей Эфрон друзьям, — на меня не похож совершенно. Вылитый Марин Цветаев".
Единственной тайной в семействе Цветаевой-Эфрона стало отцовство сына. Друзья и знакомые были уверены, что своим рождением мальчик обязан другу Сергея Константину Родзевичу – единственному "неинтеллектуальному роману" Марины. Но Сергей признал сына своим.
Эфрон выполнил и свое обещание – что ему нет жизни без Марины. Они оба покинули этот мир в августе 1941 года…
В его лице я рыцарству верна. Эссе
"В его лице я рыцарству верна. " Эссе
Размышление над стихотворением Марины Цветаевой "Да, я, пожалуй, странный человек. ", посвящённым её мужу Сергею Эфрону.
Да, я, пожалуй, странный человек,
Другим на диво!
Быть, несмотря на наш двадцатый век,
Такой счастливой!
Не слушая о тайном сходстве душ,
Ни всех тому подобных басен,
Всем говорить, что у меня есть муж,
Что он прекрасен.
Я с вызовом ношу его кольцо!
— Да, в Вечности — жена, не на бумаге. —
Его чрезмерно узкое лицо
Подобно шпаге.
Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза — прекрасно-бесполезны! —
Под крыльями распахнутых бровей —
Две бездны.
В его лице я рыцарству верна,
— Всем вам, кто жил и умирал без страху! —
Такие — в роковые времена —
Слагают стансы — и идут на плаху.
Марина Цветаева 5 октября 1911
Они увидели друг друга впервые в Крыму, в Коктебеле, на даче Максимилиана Волошина.
Из воспоминаний дочери Марины Цветаевой Ариадны Эфрон: "Они встретились — семнадцатилетний и восемнадцатилетняя — 5 мая 1911 года на пустынном, усеянном мелкой галькой коктебельском, волошинском берегу. Она собирала камешки, он стал помогать ей — красивый грустной и кроткой красотой юноша, почти мальчик (впрочем, ей он показался веселым, точнее: радостным!) — с поразительными, огромными, в пол-лица, глазами; заглянув в них и все прочтя наперед, Марина загадала: если он найдет и подарит мне сердолик, я выйду за него замуж! Конечно, сердолик этот он нашел тотчас же, на ощупь, ибо не отрывал своих серых глаз от ее зеленых, — и вложил ей его в ладонь, розовый, изнутри освещенный, крупный камень, который она хранила всю жизнь, который чудом уцелел и по сей день.
Обвенчались Сережа и Марина в январе 1912 года, и короткий промежуток между встречей их и началом первой мировой войны был единственным в их жизни периодом бестревожного счастья."
5 мая 1911 года впервые встретились, 5 октября 1911 года, шесть месяцев спустя, рождаются эти стихи, посвящённые любимому мужу.
Задумаемся, кто из нас, ныне пишущих, мог бы создать такое зрелое, богатое мыслью и художественным исполнением произведение в 17-18 лет? Ведь одного чувства любви, владеющего всем нашим существом, явно недостаточно. Необходимо широкое развитие, соответствующее образование, долгое проживание в стихотворной среде домашнего чтения до написанного с таким вольным размахом стиха.
Всё это у Марины было. Раннее развитие ( стихами бормотала, тренируясь в подборе рифм уже с четырёх лет ), чтение любимой, доступной литературы на нескольких языках, что было правилом в дворянских семьях, путешествия в отроческом возрасте с семьёй по странам Европы, занятия фортепианной музыкой с младых ногтей под присмотром мамы, замечательной пианистки и, конечно, рано осознанное призвание - быть Поэтом. Кроме того очень важно находиться в среде себе подобных, читать современную литературу ( и стихи, и критику ), посещать поэтические собрания, слушать других, выступать самой, издаваться.
Этому призванию, что поразительно, Марина не изменяла никогда, не отступала от него ни на пядь.Музыка приходящего стиха, его ритмы пели в ней, кричали, а чаще всего сотрясали её. Сочинение стихов было любимейшим, насущнейшим трудом, без которого она себя не мыслила. Как хорошо, что в юности и молодости на это было много-много времени. Но ведь очень скоро обстоятельства жизни, яро и притеснительно, будут только держать за руки, мешать творчеству, к которому приходилось поистине продираться через все бытовые и множественные препоны. И тем не менее каждое утро - и подолгу - только за рабочим письменным столом ( хотя и письменного очень скоро не станет, зато всегда рядом кухонный, который надо было только расчистить от "всего лишнего", и так до конца жизни ).
О том, как Марина Цветаева сочиняла, остались воспоминания её дочери, Ариадны Эфрон, с младенческих лет наблюдающей за литературным трудом матери. Думаю, что каждому сочиняющему человеку есть над чем подумать при чтении этой главы.
Из главы " КАК ОНА ПИСАЛА?":
"Отметя все дела, все неотложности, с раннего утра, на свежую голову, на пустой и поджарый живот.
Налив себе кружечку кипящего черного кофе, ставила ее на письменный стол, к которому каждый день своей жизни шла, как рабочий к станку — с тем же чувством ответственности, неизбежности, невозможности иначе.
Все, что в данный час на этом столе оказывалось лишним, отодвигала в стороны, освобождая, уже машинальным движением, место для тетради и для локтей.
Лбом упиралась в ладонь, пальцы запускала в волосы, сосредоточивалась мгновенно.
Глохла и слепла ко всему, что не рукопись, в которую буквально впивалась — острием мысли и пера.
На отдельных листах не писала — только в тетрадях, любых — от школьных до гроссбухов, лишь бы не расплывались чернила. В годы революции шила тетради сама.
Писала простой деревянной ручкой с тонким (школьным) пером. Самопишущими ручками не пользовалась никогда.
Временами прикуривала от огонька зажигалки, делала глоток кофе. Бормотала, пробуя слова на звук. Не вскакивала, не расхаживала по комнате в поисках ускользающего — сидела за столом, как пригвожденная.
Если было вдохновение, писала основное, двигала вперед замысел, часто с быстротой поразительной; если же находилась в состоянии только сосредоточенности, делала черную работу поэзии, ища то самое слово-понятие, определение, рифму, отсекая от уже готового текста то, что считала длиннотами и приблизительностями.
Добиваясь точности, единства смысла и звучания, страницу за страницей исписывала столбцами рифм, десятками вариантов строф, обычно не вычеркивая те, что отвергала, а — подводя под ними черту, чтобы начать новые поиски.
Прежде чем взяться за работу над большой вещью, до предела конкретизировала ее замысел, строила план, от которого не давала себе отходить, чтобы вещь не увлекла ее по своему течению, превратясь в неуправляемую.
Писала очень своеобразным круглым, мелким, четким почерком, ставшим в черновиках последней трети жизни трудно читаемым из-за нарастающих сокращений: многие слова обозначаются одной лишь первой буквой; все больше рукопись становится рукописью для себя одной.
Характер почерка определился рано, еще в детстве.
Вообще же, небрежность в почерке считала проявлением оскорбительного невнимания пишущего к тому, кто будет читать: к любому адресату, редактору, наборщику. Поэтому письма писала особенно разборчиво, а рукописи, отправляемые в типографию, от руки перебеливала печатными буквами.
На письма отвечала, не мешкая. Если получала письмо с утренней почтой, зачастую набрасывала черновик ответа тут же, в тетради, как бы включая его в творческий поток этого дня. К письмам своим относилась так же творчески и почти так же взыскательно, как к рукописям.
Иногда возвращалась к тетрадям и в течение дня. Ночами работала над ними только в молодости.
Работе умела подчинять любые обстоятельства, настаиваю: любые.
Талант трудоспособности и внутренней организованности был у нее равен поэтическому дару.
Закрыв тетрадь, открывала дверь своей комнаты — всем заботам и тяготам дня".
Вот и ответ всем, кто до сего дня считает занятия поэзией блажью, от безделья рукодельем. Или же верит в посылаемое свыше вдохновение, по велению которого в мановение ока готово гениальное стихотворение. Сладчайшее Призвание, но и давящий неустанно и неуклонно Долг - вот что в основе поэтического труда, требующего волевой самоорганизации, предельной концентрации, длительного погружения над раскрытой тетрадью в сотворяемое действо. Как удивительно дочь Марины Цветаевой, Ариадна, назвала эти качества Талантом. Процитирую ещё раз: "Талант трудоспособности и внутренней организованности был у нее равен поэтическому дару".
Говоря о "таланте трудоспособности", Ариадна Эфрон описывает тот период жизни семьи в эмиграции, когда она, уже девочка-подросток, вела свои дневники, в которых первое место отводилось наблюдениям за состоянием души и ежеминутным трудом матери, как поэтическим, так и рутинным, бытовым, в заботе о семье отнимавшем у неё большую часть сил и времени. Конечно, литературного труда требовали и обстоятельства жизни: надо было печататься в эмигрантских изданиях, чтобы сводить концы с концами, получая за своё опубликованное, как и за переводы, мизерную оплату. А кормить, одевать и учить надо было и дочь, и сына. Зарплаты мужа, трудившегося в издаваемом им журнале, мало на что хватало.
3.
Задумала анализ стиха, а вот какое пришлось сделать отступление, чтобы вернуться к самому стихотворению " Да, я, пожалуй, странный человек. " Шесть строф, двадцать четыре строки, написанные четырёхстопным, а то и пятистопным двусложным размером - гордым ямбом ( с ударным вторым слогом ). Вторая и четвёртая строки каждого катрена короче первой и третьей строк, порой сокращаются до двух стоп. Некоторые последние стопы усечённые. Несколько стоп вообще безударных ( автор пробует дольник?) С юности Цветаевой тесно в рамках метрической силлабо-тонической упорядоченной системы. Хочется писать так, как чувствуется, а чувствуется неуёмно - сердце то замрёт, то начинает биться с бешеной силой - отчасти и отсюда новаторские ритмы стиха. Однако рифма - традиционная, перекрёстная. Цветаева рифмует в основном имена существительные - "кольцо-лицо" ( в данном случае используя даже трафарет ), "бумаге-шпаге", но и существительные с прилагательными - "на диво- счастливой", "басен-прекрасен". И один раз рифмуется глагол с наречием - "вниз - слились". Глагольных рифм в данном стихотворении нет.
В связи с размышлением о рифмах Цветаевой интересны воспоминания поэтессы об Андрее Белом ( Очерк "Пленный дух", 1934 ), где Белый говорит о её рифмах: "Ведь - никакого искусства и рифмы, в конце концов, бедные. Руки-разлуки - кто не рифмовал. Но разве дело в этом. Стихи должны быть единственной возможностью выражения и постоянной насущной потребностью, человек должен быть на стихи обречён, как волк на вой. Тогда - поэт. А вы, вы - птица! Вы поёте! Вы во мне каждой строкой поёте. я вас остановить в себе не могу. " И оттуда же: "Вы знаете, что ваша книга ( "Разлука", Марина Цветаева, 1922 ) изумительна, что у меня от неё физическое сердцебиение. Вы знаете, что это не книга, а песня; голос, самый чистый из всех, которые я когда-либо слышал. Голос самой тоски. "
Говоря о кажущейся ему "бедности" рифм, об отсутствии в них вычурности ( "искусства" ), хотя можно достаточно найти примеров неординарных, смелых рифм у Цветаевой в более поздний период её творчества, Андрей Белый, большой специалист в области архитектоники стиха, подчеркнул чудесную способность цветаевской просодии поселяться в душе читателя и не отпускать её от себя.
Стихи о любви к мужу - гимн избраннику, но с первых строк какова заявка и о себе, "странном человеке", - написаны от первого лица, трижды повторяется местоимение "я". Цветаева явно не путает понятия "автор" и "лирическая героиня"; лирическая героиня во всех её произведениях - она сама, автор, и никакого ложного смущения и оправдания по этому поводу нет. Не задача ли поэта, наряду с отражением лиц, событий, времени - исследовать самого себя, свою душу?
" Да, я, пожалуй, странный человек,
Другим на диво!"
"Я с вызовом ношу его кольцо!
— Да, в Вечности — жена, не на бумаге. —"
"В его лице я рыцарству верна,
— Всем вам, кто жил и умирал без страху! —"
В чём же странность? В том, что безраздельно и без остатка приняла душу семнадцатилетнего юноши, не закончившего ещё гимназии, требующего лечения от начинающегося туберкулёза, заболевания, давлеющего над народовольческой семьёй Эфронов, - сироту, незадолго до встречи с Мариной потерявшего младшего брата и мать, добровольно ушедших из жизни. И сама Марина в этих утверждениях и вызовах - Рыцарь, узнавшая себе подобного, с вызовом противопоставляющая его и себя - "другим", не рыцарям, столь рано, но твёрдо и осознанно определившая своё место по противоположную сторону от "других".
Стихотворение о любви, с первых строк счастливо и благодарно обращённое к мужу и с первых же строк кратко, но ёмко и веско охарактеризовавшее своё время, окружение и пошлую моду его на разочарование и несчастность:
"Быть, несмотря на наш двадцатый век,
Такой счастливой!"
5.
Рассмотрим, как характеризует счастливая юная женщина своего избранника:
"Всем говорить, что у меня есть муж,
Что он прекрасен. "
"Его чрезмерно узкое лицо
Подобно шпаге."
И, целиком, три последних катрена:
"Безмолвен рот его, углами вниз,
Мучительно-великолепны брови.
В его лице трагически слились
Две древних крови.
Он тонок первой тонкостью ветвей.
Его глаза — прекрасно-бесполезны! —
Под крыльями распахнутых бровей —
Две бездны.
В его лице я рыцарству верна,
— Всем вам, кто жил и умирал без страху! —
Такие — в роковые времена —
Слагают стансы — и идут на плаху."
Эпитет "прекрасен" ( то, что воплощает красоту, соответствует её идеалам ) используется дважды - "прекрасен" муж, "прекрасно-бесполезны" глаза его, - усиливая значимость прекрасного в человеке как для автора, так и для читателя. Если слово "прекрасен" не требует трактовки, то как же понимать одновременную "прекрасность" и "бесполезность" глаз героя. В "Словаре русских синонимов" к понятию "бесполезный" есть, помимо прочих, и такие: "избыточный, излишний, ненадобный, напрасный, безвыгодный". Как серьёзно и вдумчиво, со знанием дела, не в пустую подходит молодая поэтесса к любому слову в своих стихах. Как много говорит это краткое прилагательное "бесполезны" в купе с другим "прекрасны", образуя сложное слово, характеризующее не только внешний облик Сергея Эфрона ( у него действительно, по воспоминаниям самой Марины Цветаевой и знавших его, глаза были, как два светло-голубых озера, растёкшихся в пол-лица ),но и его характер, и его бездонную душу рыцаря- бессеребреника. "Под крыльями распахнутых бровей Две бездны". В самом деле, какая может быть польза от "двух бездн"? "Мучительно-великолепны брови" - тема крылатости возлюбленного героя, внеземного его духовного состояния - явился из бездны и стремится к ней же - его "великолепность" в прохождении "мучительного" земного пути - пророческое ли ясновидение поэтессы.
"Он тонок первой тонкостью ветвей". Было бы наивным полагать, что речь идёт о хрупком сложении Сергея Эфрона. Опять ( и как философски-любовно! словно не девушка-невеста, а взрослая мать, любующаяся возрастающим сыном, его распускающейся молодостью ) характеристика духа, глубинная и точная: молодые ветви тонки, но гибки и прочны, наполнены живительными пронизывающими их соками, в состоянии движения и развития.
"В его лице трагически слились
Две древних крови. "
О, как можно было бы долго размышлять над этими строками. "Две древних крови" - славянская и еврейская, "трагически слившиеся". Какие подземные гулы сознания, какое кипение и переплавка двух смешанных магм. Не отсюда ли "Безмолвен рот его, углами вниз, Мучительно-великолепны брови. " Метафора " безмолвности рта, углами вниз" в данном контексте говорит, без участия героя, - и как говорит! - сама за себя трагедийностью и мучительностью маски.
В последнем катрене автор ставит рядом со своим возлюбенным всех рыцарей земли, когда-либо населявших её. Герой не один, а в ряду себе подобных. С их именами Марина Цветаева сроднилась навеки ещё в отрочестве, изучая мировую литературу, историю и поэзию, а порой и проходя тропами Европы по следам излюбленных героев. И она - рядом с ними. И она сама - Рыцарь.
"Такие — в роковые времена —
Слагают стансы — и идут на плаху", - да, во "все роковые времена" - революция, гражданская война, голод, смерть второй маленькой дочери, трёхлетней Ирины, эмиграция, переезды из Германии в Чехословакию, а затем во Францию, в Париж, вслед за мужем, бежавшим с остатками Белой гвардии из Крыма в Константинополь, - во все эти времена страха, неизвестности, нищеты и безденежья, косых взглядов и откровенных насмешек хорошо устроившихся заграницей соотечественников литературного бомонда, тревоги за детей ( во Франции, в 1925-ом году, у тридцати трёхлетней Марины родился долгожданный и выстраданный сын Георгий ) Цветаева не переставала "слагать стансы".
6.
Вспоминается такой момент из их биографии с Сергеем Эфроном. Перед женитьбой, на вопрос старшей сестры Нюты: "На что вы будете жить?" - Сергей уверенно ответил: "Будем зарабатывать. Марина - стихами, она самая великая поэтесса в мире, а я - прозой". Действительно, в самом начале 1912 года выходит книга стихов Цветаевой "Волшебный фонарь" и книга прозы Эфрона " Детство". "Волшебный фонарь" посвящался Сергею Эфрону. В книге С.Эфрона "Детство" давался образ самой Марины Цветаевой в лице героини, семнадцатилетней девушки Мары, каковая была подругой сестры семилетнего мальчика Киры. Не правда ли любопытно: они, ровесники в жизни, но себя Сергей Эфрон изобразил вдвое моложе, тем самым и в своей прозе, а не только в жизни, отдавая Марине пальму первенства. Литературный опыт молодого мужа на этом и закончился, но в Париже он, недавний офицер, будет занят издательством журнала.
Ставя точку в последней строфе на слове "плаха", Марина не только обобщает значение мучительного, но и светлого подвига рыцарства, причисляя к славному Ордену своего избранника, - и себя, без сомнения, позиционирует таким же рыцарем, с гордостью следящей за славными деяниями своего героя, готовая разделить с ним его подвижничество и, как неизбежный и закономерный финал, - "плаху".
Кое-кто из исследователей жизни и творчества Марины Цветаевой называет последние строки этого стиха пророческими. А пророчице только лишь девятнадцать. И до общей "плахи" ещё тридцать лет земного пути.
Пусть весь свет идет к концу —
Достою у всенощной!
Чем с другим каким к венцу —
Так с тобою к стеночке.
— Ну-кось, до меня охоч!
Не зевай, брательники!
Так вдвоем и канем в ночь:
Одноколыбельники.
13 декабря 1921
"Как по тем донским боям. "
"Одноколыбельники" - Марина называла себя с мужем так, поскольку дата рождения у них была одинаковой, 8-го октября, и свои дни рождения они отмечали в один день. ( В некоторых источниках датой рождения Сергея Эфрона указывется 11 октября )
Десять лет спустя, в разгар гражданской войны, ничего не зная о судьбе мужа, сражающегося с Белой гвардией против большевиков на Юге России, обращаясь одновременно и к мужу, и к "брательникам"-большевикам, Марина уже точно, без околичностей и оговорок, предвосхитит общий с Сергеем Эфроном конец, хотя жизни остаётся обоим ещё двадцать лет.
Марина Цветаева ушла из жизни 31 августа 1941-го года; Сергея Эфрона расстреляли, по приговору, 16 октября 1941 года. Марине было 49 лет, её мужу - 48.
( При работе над эссе использованы цитаты из книг Людмилы Поликовской " Тайна гибели Марины Цветаевой" и Анри Труайя "Марина Цветаева".
На фото - Сергей Эфрон и Марина Цветаева, 1912 год )
Комментарии к стихотворениям и поэмам Марии Цветаевой. Часть 2. (Цветаева Марина)
У камина, у камин а. ».— Под стихотворением — помета 1938 г. «Вдоль всей книги — неизменная мечта о сыне». По Нилу II Плыть, дитя, в корзине.— Намек на библейскую легенду о младенце Моисее, будущем пророке, найденном на берегу Нила в тростниковой корзине дочерью египетского фараона. Образ этот не раз использовался Цветаевой (см. стихотворение 1 из цикла «Час души»),
Дон-Жуан (1—6). Стихотворения 1, 2, 5—«Избранное», с.
66—68; стихотворения 3. 4, 6 —ДП, М. 1978, с. 223. В письме Цветаевой О. Е. Черновой от февраля 1925 г. читаем: «. будь Дон-Жуан глубок, мог ли бы он любить всех? Не есть ли это «всех» неизменное следствие поверхностности? Короче: можно любить всех — трагически? Ведь Дон-Жуан смешон. Или это трагическое всех, трагедия вселю-бия — исключительное преимущество женщин? (Знаю по себе)».
Але («А когда — когда-нибудь—как в воду. »).— Обращено к дочери.
Кармен (1—2) — ДП, М. 1978, с. 223—224.
«Я помню первый день, младенческое зверство. ».— Под стихотворением помета 1939 г. «Я писала за многих. Я все понимала, но я не всем — была».
Р у а н.— Речь идет о Жанне дАрк.
«Кавалер де Гриэ! Напрасно. ».— Кавалер де Гриэ. Манон — герои романа французского писателя аббата Прево (1697— 1763) «История кавалера де Гриэ и Манон Леско».
«Психея» (1, 2).— Психея (греч. миф.)—олицетворение души. Твой день седьмой. — На седьмой день, по библейскому преданию, бог создал человека.
«Простите меня, мои горы. ».— В рукописи—помета: «Настоящая молитва солдата. Рассказ владимирской няни Нади».
«Я расскажу тебе — про великий обман. ».— Вер-с т ы, с. 17.
«Умирая, не скажу: был а. ».— Ты, крылом стучавший в эту грудь.— Речь идет о крылатом Гении, по Цветаевой — мужском олицетворении Музы (см. стихотворение «Разговор с Гением»).
Памяти Беранже.— ДП, 1975, с. 221.
«Стихи растут, как звезды и как р о з ы. ».— Сквозь каменные плиты // Небесный гость в четыре лепестка.— Эти слова навеяны эпизодом, записанным маленькой дочерью Цветаевой Алей: «Был теплый и легкий день, и мы с Мариной гуляли. Наверху была большая церковь. Вдруг я увидела, что под ногами у меня растет клевер. Там перед ступеньками были ровно уложенные старинные камни. Каждый из них был в темной рамке из клевера. Я. стала искать четырехлистник. вдруг я его нашла. Я бросилась к Марине и подарила ей свою добычу. Она поблагодарила меня и положила его засушить в записную книжку». Приведя стихотворение Цветаевой в своих воспоминаниях, А. С. Эфрон пишет о том, что в нем возникает «счастливый четырехлистный листок клевера, разысканный некогда. у подножья грациозной громады Покрова в Филях». (Зв. 1973, № 3, с. 166).
«Не смущаю, не по ю. » — ДП, М. 1978, с. 224.
«Мне тебя уже не над о. » — «Поэзия», вып. 27, М. 1980, с. 124. В рукописной тетради вошло в большой цикл «Комедьянт» из двадцати пяти стихотворений, обращенный к актеру Ю. А, Завадскому (1894—1977).
«Солнце — одно, а шагает по всем городам. ».— См, предыдущий комментарий.
«Ты расскажи нам про весн у. » — В рукописной тетради вошло в цикл «Стихи к Сонечке», обращенный к актрисе С Е. Гол-лидэй (1896—1935).
«Та ж миловидность, и те же дыр ы. ».— Тематически примыкает к циклу «Стихов к Сонечке» (1919). В великой низости любви.— В письме к Р.-М. Рильке от 3 июня 1926 г. Цветаева пишет: «Любовь я не люблю и не чту»,— и приводит эту строку (ВЛ, 1978, № 4, с. 266),
П. Антокольскому.—ДП, М. 1975, с. 221. В «Повести о Сонечке» (1937) Цветаева вспоминает о том, как она познакомилась и подружилась с молодым поэтом и актером П. Г. Антокольским (1896— 1978), который ввел ее в кружок молодых актеров, учеников Вахтангова, там же она описывает «перстень», подаренный ею Антокольскому: немецкий чугунный с золотом, с какого-нибудь пленного или убитого — чугунные розы на внутреннем золотом ободе: с золотом — скрытым, закрытым. При нем —стихи» (НМ, 1979, № 12, с. 78).
«Два дерева хотят друг к д р у г у. ».—Это стихотворение Цветаева в 1940 г. включила в цикл «Стихи к Сонечке». Два дерева — два старых тополя, стоявшие напротив дома № 6 по Борисоглебскому переулку (ныне ул. Писемского) в Москве, где с 1914 по 1922 г. жила Цветаева.
Тебе — через сто ле т.— В черновой тетради Цветаевой запись: «Вчера целый день думала о том — через сто лет — и писала ему стихи. Стихи написаны — он будет» (ИП, с. 742). В 1940 г. Цветаева сократила стихотворение на четыре строфы.
«А человек идет за плугом. ».— Рахилью — Лия.— По библейской легенде, Иаков, обманутый отцом своей невесты, красавицы Рахили, получил вместо нее в жены ее старшую сестру Лию.
«Когда-нибудь, прелестное созданье. ».— Обращено к 1дочери Ариадне. Чердак-каюта — комната в мезонине дома в Борисоглебском переулке, где жила Цветаева. Этот «чердак» не раз упоминается в ее стихах. «Чердачная» комната, наверху — была довольно большой. но казалась. маленькой, так как все основное было сосредоточено у окна, выходившего на крыши»,— вспоминала А. С. Эфрон в письме к П. Г. Антокольскому от 21 июня 1966 года.
«Маленький домашний дух. ».— Обращено к дочери Ариадне, которую Цветаева на время отдала в ноябре 1919 г. в приют. В шесть лёт маленькая Аля была настоящим другом и собеседницей матери. Научившись читать и писать к пяти годам, она вела дневники и писала стихи, удивлявшие своей талантливостью и взрослостью.
«Между воскресеньем и субботой..».— Одно из любимых стихотворений Цветаевой. Между воскресеньем и субботой.— «Родилась я ровно в полночь с субботы на воскресенье (26-го на 27-е)»,— писала Цветаева Ю. Иваску (РЛА, с. 216).
«У первой бабки — четыре сын а. ».— Первая бабка Цветаевой (со стороны отца) — Екатерина Васильевна Цветаева (ум. между 1853—1859 гг. в возрасте около 35-ти лет). Четыре сына—& Старший —Петр Владимирович (1842—1902), священник в селе Тали-цы Владимирской губ. Федор Владимирович (1849—1901), преподаватель гимназии, инспектор Московского учебного округа; Дмитрий Владимирович (1852—1920), историк, публицист, педагог; Иван Владимирович (1847—1913), отец Цветаевой. Другая (бабка) —-М. Л. Бернацкая (см. стихотворение «Бабушке» и коммент.).
Старинное благоговенье.— Журнал «Благонамеренный», Брюссель, 1926, кн. 2, с. 21, с примечанием: «Стихи, представленные на конкурс «Звена» и не удостоенные помещения». Незадолго до этого парижская еженедельная газета «Звено» устроила конкурс на лучшее стихотворение; в жюри были 3. Гиппиус, Г. Адамович и К. Мочуль-ский. Из трехсот двадцати двух стихотворений, присланных на конкурс главным образом «дилетантами и едва начинающими стихотворцами», как с возмущением писал Ходасевич, было отобрано всего двенадцать (Цветаева в число «избранников» не вошла), а первую премию получило крайне беспомощное стихотворение Д. Резникова «О любви».
Экклезиаст — книга Библии, где проповедуется тщета всего земного; Песнь Песней (Библия) воспевает радости земной любви.
«Две руки, легко опущенные. ».— Посвящено памяти младшей дочери Цветаевой Ирины (14 апреля 1917—15 февраля 1920), о которой она пишет в «Повести о Сонечке» (см. НМ, 1976, № 3 и 1979, № 12). «Ирина была. прехорошенькая девочка с пепельными кудрями, лобастая, курносенькая, с огромными отцовскими глазами» (письмо А. С. Эфрон к П. Г. Антокольскому от 21 июня 1966 г.). Старшую у тьмы выхватывая, // Младшей не уберегла.— В том же письме А. С. Эфрон пишет о том, как Цветаева отдала на время дочерей в Кунцевский приют под Москвой. Аля там тяжело заболела и была взята домой; «пока мама билась со мной и меня выхаживала, Ирина умерла в приюте — умерла с голоду».
«Большими тихими дорогам и. ».— Этим стихотворением в тетради 1920 г. начинается большой цикл без названия из двадцати семи стихотворений. См. также восемь последующих.
«Да, друг невиданный, неслыханный. ».— «Огонек», 1979, № 43, с. 19.
«Нет, легче жизнь отдать, чем час. » — ПН, 1933, 29 июня, № 4481, вместе со стихотворением «На бренность бедную мою. », подзаголовком «Из цикла «Спутник» и с эпиграфом: «День — для работы, вечер — для беседы, а ночью нужно спать».
«Писала я на аспидной доске. ».—Обращено к мужу, С. Я. Эфрону. Открывая этим стихотворением сборник 1940 г. Цветаева много работала над его второй строфой (сохранилось более со рока вариантов), делая на ней главный упор (см. ИП, с. 700—701) Внутри кольца.— На внутренней стороне обручального кольца выгравировано имя мужа и дата свадьбы.
Цикл создан в 1940 г. при подготовке сборника; тогда же и озаглавлен. Абеляр П. (1079—1142) — французский философ, богослов и поэт. Трагическая история его любви к Элоизе (ок. 1100—1164) отразилась в их переписке. Они были насильно разлучены и постриглись в монахи. Письма Элоизы и Абеляра вдохновили многих писателей и поэтов (Петрарку, Руссо и др.). Как в четыре последующие стихотворения, в тетради 1920 г. входит в цикл без названия из двадцати семи стихотворений.
«Сей рукой, о коей мореход ы. ».— Как и следующее стихотворение, в рукописи 1920 г. входит в большой цикл без названия из двадцати семи стихотворений.
«Кто создан из камня, кто создан из глин ы. ».— См. предыдущий комментарий. Марина.— См. стихотворение «Душа и имя».
«Одна половинка окна растворилась. » — «Избранное», с. 114. Написано вместе с дочерью Алей.
«— Хоровод, хоровод. ».— Журнал «Студенческие годы», Прага, 1924, № 1 (12), с. 8. В тетради 1920 г. стоит под общим заголовком «Песенки из Ученика» (см. коммент. к циклу «Две песни»).
Цикл создан в 1940 г. В 1920 г. Цветаева работала над пьесой «Ученик» (рукопись не уцелела). В тетради — запись от июля того же года: «Целый день писала. «Ученика». написала. песенку — с таким припевом: «Я, выношенная во чреве//Не материнском, а морском». Пусть у меня в 1-й картине — на сон грядущий — поет Ученик». Сохранилось еще несколько песенок из «Ученика» (см. также «Хоровод, хоровод. »).
Земное имя.— ДП, М. 1978, с. 224. Название дано в 1940 г. при подготовке сборника стихов. Третья строфа в 1920 г. не была завершена. В 1940 г. Цветаева много работала над нею, стремясь сделать именно на ней главный акцент стихотворения. В черновой тетради — запись:
«Трудность этих стихов. все стихи. только стон и зов. И направленность нельзя дать до самого конца, только нарастание. NBI Выпевается само — потом повторяется само — хорошо бы: сливается без промежутка, без интервала, сливается — в звон.
Так выпевается само — так в чистом поле
Из раненого — кровь,
Так повторяется само, так против воли
Так вновь и вновь —
Неотвратимее ночного стука
Так о ворота отбиваешь руку.
Стучишь — а в доме тишь.
Когда не голосом уже, когда без звуку —
Смысл: Так странник обивает руку о ворота, заперт дом, (Господи! как вместить?).
Так выпевается само — долиной горной
Не ты ль, Роландов рог?
Настойчиво — бессмысленно — повторно —
Как детства первый слог.
Так выпевается само, как будто с корнем
Настойчиво — бессмысленно — повторно
— Как об утес — волна».
Цветаева ищет другое начало стихотворения, но остается неудовлетворенной:
«Глоток воды во время муки крестной: — Подай или добей! Последняя мольба о влаге пресной Среди морских зыбей.
NB! Как будто — хорошо, но не то, не по той мне».
1921 — март 1922
Роландов Рог.— Стихотворение было завершено в 1933 г. и поэтому не было включено в сборник «Ремесло» (Берлин, 1923; Р), куда вошли, за редким исключением, все стихотворения, написанные с 1921 по апрель 1922 г. вплоть до отъезда Цветаевой за границу. Это двухлетие — время расцвета поэзии Цветаевой, во всем ее многообразии и глубине.
Роланд (ум. 778) — рыцарь Карла Великого, герой французского эпоса. По преданию, погибая в неравной борьбе с сарацинами, затрубил в рог. Карл его услышал и отомстил врагам.
1-е, 2-е 5-е и 6-е стихотворения Цветаева в 1940 г. отобрала для сборника и озаглавила новый цикл «Леонардо».
Обращено к Сергею Михайловичу Волконскому (1860—1937), внуку декабриста, театральному деятелю и писателю, с которым Цветаева познакомилась в Москве в 1921 г. «и тогда переписывала ему начисто— из чистейшего восторга и благодарности — его рукописи. и ни строки своей не писала — не было времени — и вдруг прорвалась Учеником» (РЛА, с. 220). В.1924 г. она опубликовала большой отзыв на книгу Волконского «Родина» («Кедр. Апология».— «Записки наблюдателя», кн. 1, Прага). Волконский в том же году посвятил Цветаевой свою книгу «Быт и бытие», название которой позаимствовал из ее письма и в предисловии к которой вспоминает свое общение с нею в Москве. Дружеские отношения Цветаевой с Волконским продолжались за границей долгие годы. Цветаева всегда писала Волконскому, которого безмерно уважала, о самом насущном, чем жила; именно ему она признавалась: «Для меня стихи — дом, «хочу домой» с чужого праздника!» (письмо от 10 апреля 1921 г.). Она называла Волконского «большой духовной ценностью».
1. «Быть мальчиком твоим светлоголовым. ».— Давид (библ.) — полулегендарный царь Иудеи, добившийся для своего государства могущества и процветания.
2. «Есть некий час — как сброшенная к л а ж а. ».— Эпиграф — из стихотворения Ф. И. Тютчева «Видение».
4. «Пало прениже волн. ».— Змия мудрей. голубя кротче.— Согласно евангельской легенде, Христос обратился к апостолам со словами: «Будьте мудры, как змии, и просты, как голуби».
Комета — Р. с. 19. Озаглавлено в 1940 г.
Первое солнце.— Озаглавлено в 1940 г.
Впервые — Р, с. 20, 1-е, 2-е и 4-е стихотворения Цветаева включила в предполагаемый сборник 1940 г. Посвящено Марине Мнишек (ум. 1614), польской авантюристке, жене трех самозванцев, претендентов на русский престол в Смутное время. Это — второе обращение Цветаевой к теме, посвященной Марине Мнишек — (первое — стихотворение «Дмитрий! Марина. », 1916).
В 1921 г. читая о Смутном времени в «Истории государства российского» Н. М. Карамзина, имевшейся в ее библиотеке. Цветаева записала в тетради: «Чего искала Марина Мнишек. Власти несомненно, но — какой? Законной или незаконной? Если первой — она героиня по недоразумению, недостойна своей сказочной судьбы. Проще бы ей родиться какой-нибудь кронпринцессой или боярышней и просто выйти замуж за какого-нибудь русского царя. С грустью думаю, что искала она первой, но если бы я писала ее историю. » В 1932 г. просматривая старую тетрадь, Цветаева добавила: «. то написала бы себя, то есть не авантюристку, не честолюбицу и не любовницу: себя — любящую и себя — мать А скорее всего- себя—поэта» На этом противопоставлении и построен цикл: любящая, самоотверженная героиня — плод романтического вымысла — в 1-м и 3-м стихотворениях и расчетливая авантюристка — реальное историческое лицо — во 2-м и в 4-м.
1. «Быть голубкой его орлиной. ».— Гул кремлевских гостей незваных—1 мая 1606 г. войска боярина Шуйского, посланные на борьбу с самозванцем (Лжедимитрием I), овладели Кремлем и ворвались во дворец. Не в басмановской встал крови.— Воевода Басманов вначале возглавлял войска, отправленные против Лжедимитрия I, но затем перешел на его сторону и погиб, защищая Самозванца и Марину.
2. «Трем самозванцам жен а. ».— Марина Мнишек была женой Лжедимитрия I (казнен в 1606 г.), Лжедимитрия II («Тушинского вора») (казнен в 1610 г.) и атамана Заруцкого, примкнувшего к Лжедимитрию II (казнен в 1614 г.). В гулкий оконный пролет. не махнувшая следом.— Когда войска Шуйского ворвались в Кремлевский дворец, Лжедимитрий I «в смятении ужаса» «выскочил из палат в окно на Житный двор — вывихнул себе ногу, разбил грудь, голову и ле жал в крови» (Н. М. Карамзин. История государства российского. СПБ, 1843, т. XI, гл. IV, сс. 169). В маске дурацкой лежал.— Убитого Лжедимитрия I положили вместе с Басмановым на площади, возле Лобного места, «на столе, с маскою, дудкою и волынкою, в знак любви его к скоморошеству и музыке» (там же, с. 170).
3. «Сердце, измена. ».— Краткая встряска костей о плиты,— См. коммент. к предыдущему стихотворению.
4. «Грудь ваша благоуханна. ».— Горсть неподдельных жемчужин.— Среди даров Самозванца Марине, согласившейся в 1605 г. стать его женой, были «три пуда жемчуга» и «четки из больших жемчужин» (там же, с. 140; примеч. к т. XI, гл. V, с. 70).
«Как разгораются — каким валежнико м. — Р. с. 24. Разлука (Из цикла).
Весь цикл состоит из восьми стихотворений и обращен Цветаевой к мужу, С. Я. Эфрону. Решен в двух противоположных друг другу планах: земные люди и страсти противопоставлены небу и богам, олицетворенным в Зевсе. Стихотворения образуют как бы единую поэму о разлуке — с мужем, с ребенком, с жизнью — во имя высшего поэтического призвания (так же, как и в поэме «На красном коне» — см. ИП).
3. «Тихонько. ».— Топочет и ржет — крылатый конь Пегас.
Глаза («Два зарева! — нет, зеркала. »)—Р. с. 37. Озаглавлено в 1940 г. В первой публикации было посвящено поэту М. А. Кузмииу (1875—1936), которого Цветаева видела зимой 1915—1916 гг. в Петербурге и описала в мемуарах «Нездешний вечер»: «. с конца залы, далекой — как в обратную сторону бинокля — огромные — как в настоящую его сторону — во весь глаз воображаемого бинокля — глаза. С того конца залы — неподвижно, как две планеты, на меня шли глаза. Глаза были — здесь. Передо мной стоял — Кузмин» («Литературная Грузия», 1971, № 7, с. 17).
Вестнику.— Обращено к И. Г. Эренбургу, уехавшему в заграничную командировку с письмом Цветаевой к С. Я. Эфрону и обещавшему разыскать его. 1 июля Цветаева получила от мужа первую весть (см. Ариадна Эфрон. Страницы былого.— Зв. 1975, № 6, с. 153).
Георгий (1—7) — Р. с. 39—50.
Легенда о святом Георгии, греческом воине, казненном около 303 г. во время гонения на христиан, вошла в духовную, а потом — в светскую литературу, как предание о витязе, победителе дракона, спасителе царской дочери. К теме Георгия Цветаева обращалась дважды. Первый раз — в оставшейся незаконченной поэме «Егорушка», где она переосмыслила народное сказание о Егории Храбром и над которой работала зимой 1920/21 г. (см. НМ, 1971, № 10), и в 1928 г. В цикле «Георгий» Цветаева тоже переосмысливает характер Георгия Победоносца, который действует не по собственной воле, а как послушный «ставленник небесных сил»; он — не победитель, а побежденный — самим же собою, «победы не вынесший». Облику Георгия (любимое Цветаевой имя, так она назовет в 1925 г. сына) она придала внешние черты своего мужа, а в последнем стихотворении цикла откровенно выразила свои чувства к нему. Отрок (1—4).
Стихи вдохновлены общением с молодым поэтом Э. Л. Миндли-ным (р. 1900), нашедшем в трудное для него лето 1921 г. гостеприимство и приют в доме Цветаевой. К нему был первоначально обращен цикл «Отрок» и открывался следующим восьмистишием, впоследствии опушенным:
Прямо в эфир Рвется тропа.
— Остановись! — Юность слепа. Ввысь им и ввысь! В синюю рожь!
— Остановись! — В небо ступнешь.
Литературно-исторические заметки юного техника
Сергей Яковлевич Эфрон
Рыцарь Марины
Признанные человечеством гениальные личности, великие поэты, писатели, полководцы и миротворцы в своей земной, физической жизни, как правило, тесно соприкасаются с «обыкновенными» людьми. Гении нередко черпают вдохновение в окружающей их действительности, в близких людях, без которых, возможно, не состоялось бы ни одно гениальное творение, научное открытие или решающая битва.
Эти люди подчас играют слишком важную, а порой и трагическую роль в личной судьбе «избранников человечества»…
При упоминании Наполеона Бонапарта сразу всплывает в памяти имя императрицы Жозефины, Рембрандта – Саскии, И. С. Тургенева – его трагическая страсть к Полине Виардо. Рассуждая о творчестве А.С. Пушкина, невозможно обойти вниманием Наталью Николаевну Гончарову. Многие исследователи-пушкинисты и по сей день склонны обвинять красавицу-супругу в гибели великого национального Поэта.
Сергей Эфрон и Марина Цветаева
Сергей Яковлевич Эфрон навсегда вошёл в историю, как муж другого, быть может, равнозначного Пушкину, великого русского Поэта – Марины Ивановны Цветаевой, гения поэтического «серебряного» века…
С. Я. Эфрон родился 26 сентября 1893 года в Москве, в семье народовольцев Елизаветы Петровны Дурново (1855—1910), из известного дворянского рода, и Якова Константиновича (Калмановича) Эфрона (1854—1909), который происходил из крещёной еврейской семьи. Серёжа Эфрон рано потерял родителей. Его воспитанием занимались старшие сёстры и родственники отца, близкие революционному движению. Тем не менее, опекуны постарались дать мальчику хорошее образование. Он с успехом закончил знаменитую Поливановскую гимназию, учился на филологическом факультете Московского университета, писал рассказы, пробовал играть в театре у Таирова, издавал студенческие журналы, а также занимался и подпольной деятельностью.
С Мариной Ивановной Цветаевой, дочерью известного московского профессора и пока ещё мало кому известным Великим Поэтом, Сергей познакомился в 1911 году.
Молодые люди впервые встретились в Коктебеле, на знаменитой даче художника и поэта Максимилиана Волошина, где побывала практически вся питерская и московская богема. До конца своей жизни Макс оставался для Сергея и Марины самым близким другом, а подчас выступал в роли большой и удобной «жилетки», в которую поочерёдно «плакались» молодые супруги во время частых семейных конфликтов.
На Коктебельском пляже Марина Ивановна как-то в шутку сказала Волошину, что она выйдет замуж за человека, который отгадает, какой её любимый камень.
«Марина! – сказал ей на это Макс. – Влюблённые, как известно, глупеют. И когда тот, кого ты полюбишь, принесёт тебе булыжник, ты поверишь, что это твой любимый камень!»
«Макс! Я ото всего умнею! Даже от любви!» – ответила Марина.
Сергей в тот же день нашёл и принёс ей генуэзскую сердоликовую бусу. Этот камень Марина Цветаева всегда носила с собой.
Сергей Яковлевич был на год моложе Марины. Так же, как и сама Цветаева, в раннем детстве он лишился матери, к тому же не отличался богатырским здоровьем. Семьи Марины и Сергея не были похожи и близки друг другу ни по духу, ни по убеждениям, но Цветаева, на первом этапе знакомства, искренне восхищалась Эфроном.
«Если бы Вы знали, какой это пламенный, великодушный, глубокий юноша! – писала она в письме к известному критику и философу В.В. Розанову. – Мы никогда не расстанемся. Наша встреча – чудо!»
Он представлялся ей идеалом, явлением другого века, безупречным рыцарем. Современники говорили о его благородстве, несомненной порядочности, человеческом достоинстве и безукоризненном воспитании. Однако многие исследователи жизни и творчества М.И. Цветаевой, напротив, считали Эфрона слабым, безвольным, не слишком умным и бесталанным дилетантом, рано осиротевшим мальчиком, которому просто льстило внимание такой девушки, как Марина. Такой человек никогда не смог бы стать ей мужем и опорой в традиционном понимании этого слова. Другое дело, что у Великого Поэта, раз он родился женщиной, в принципе не могло быть ничего «обыкновенного» и «традиционного»! Она ждала от него чудес. Не обмануть это ожидание – стало главным девизом и целью жизни Сергея Эфрона на долгие годы.
Эфрон сразу же становится романтическим героем поэзии Цветаевой. С ним связаны и посвящены ему более двадцати стихотворений, которые, на взгляд литературных критиков и исследователей, абсолютно лишены эротики. Это вовсе не любовная лирика, даже как бы не лирика, посвящённая женщиной любимому мужчине.
«Не ты, о юный, расколдовал её…» – иронично бросит Эфрону Софья Парнок в одном из своих произведений. «Подруга» была права: отношения Цветаева – Эфрон всегда строились на родстве душ, а не тел.
Быть мужем Великого Поэта – это не только подвиг, но и тяжкий труд. Сергей Яковлевич Эфрон в полной мере испытал это на себе уже в первые годы жизни с Мариной.
Увы! Сергей не был воином по призванию, но ему пришлось им стать. Слабое здоровье не позволило Эфрону сразу принять участие в Первой мировой войне. Из-за болезни лёгких он был признан лишь «ограниченно годным» к военной службе. В 1915 году студент Эфрон добровольно поступил братом милосердия на санитарный поезд, потом закончил «ускоренный курс» юнкерского училища. 11 февраля 1917 года он был командирован в Петергофскую школу прапорщиков для прохождения службы. Через полгода зачислен в 56-й пехотный запасной полк, учебная команда которого находилась в Нижнем Новгороде.
Осенью 1917 года прапорщик Эфрон прибыл в Москву. Марина Ивановна Цветаева, беременная уже второй дочерью, Ириной, вдохновила его принять участие в октябрьских боях с большевиками. Раз «роковые времена» уже настали, её лирический герой не имел морального права отсиживаться дома!
В эмиграции, опять же с подачи супруги, Сергей написал краткие воспоминания об этих событиях. И по сей день его «Записки добровольца» являются едва ли не единственным правдивым рассказом о Московском восстании 1917 года.
Илья Эренбург, знавший Марину и Сергея с молодости, помогавший им после Гражданской войны найти друг друга, в своих беседах с биографами и исследователями творчества Цветаевой, не раз говорил о том, что именно Марина «лепила» мужа как личность. Она строила его жизнь, принимала за него решения, направляла и поддерживала, как любящая мать поддерживает сына-подростка на нелёгком жизненном пути. Для неё это была насущная необходимость, для него — нешуточная ответственность.
После поражения белого выступления в Москве Сергею Яковлевичу вновь пришлось соответствовать героическому образу, созданному в воображении Поэта. Супруга сама собрала и проводила своего «героя» в Новочеркасск, где под командованием генералов Корнилова и Алексеева зарождалось Белое движение.
Невольно приходит в голову мысль, что, если бы не Марина Цветаева, место С.Я. Эфрона в разразившейся гражданской борьбе, скорее всего, было бы по другую сторону баррикад. По своему воспитанию, происхождению, сложившимся семейным традициям, он никак не годился на роль Белого Воина и Белого Лебедя из «Лебединого Стана», «Разлуки», «Ремесла»…
Тем не менее, на Дон Сергей прибыл одним из первых двухсот человек. Он принял участие в 1-м и 2-м Кубанских походах Добровольческой армии. В составе знаменитого Марковского полка, а потом и дивизии, прошёл всю Гражданскую войну: от взятия белыми Екатеринодара, до последней, трагической битвы за Перекопские укрепления в Крыму. За все Добровольчество (с декабря 1917 по ноябрь 1920 года) офицер Эфрон непрерывно находился в строю, никогда не служил в тыловых подразделениях или при штабе. Дважды был ранен, но не кланялся пулям и не прятался за солдатскими спинами.
«В Добровольчестве он видел спасение России и правду», – написала за Эфрона через двадцать лет Марина Цветаева. И это было истиной.
«Крестный путь» за Белое Дело, совершённый человеком, который от природы не обладал ни крепким здоровьем, ни боевым опытом, не видел в себе никаких качеств, соответствующих званию воина или борца, не может не вызвать уважение. Марина и её благословение на путь «добровольца» сделали Сергея Белым Рыцарем и стали для него всем.
Осенью 1920 г. в составе своей части Эфрон эвакуируется в Галлиполи, затем переезжает в Константинополь, оттуда – в Прагу. В 1921 году он становится студентом Пражского университета. Как и многим молодым воинам Белых армий, Сергею Яковлевичу необходимо было завершить своё образование. Но и здесь, в трудных условиях эмиграции, он остаётся верен себе. Вместо того чтобы избрать какую-нибудь более совместимую с жизнью профессию, Эфрон поступает на философский факультет, становится членом русской студенческой организации, затем — союза русских писателей и журналистов в Праге.
Марина Цветаева, оставаясь в Москве, более двух лет ничего не знала о судьбе мужа. Она считала Сергея погибшим, сама стояла на грани отчаянья из-за потери их младшей дочери Ирины, которая умерла в 1920 году. Лишь летом 1921 года общий друг Цветаевой и Эфрона И. Эренбург нашёл способ сообщить Марине, что её муж жив и находится в Константинополе. В мае 1922 года Цветаева с дочерью Ариадной отправились к нему.
Ариадна и Ирина Эфрон, 1919
В биографических исследованиях жизни Марины Цветаевой нередко фигурирует версия о том, что встреча супругов после долгой разлуки не была столь уж радостной и счастливой. Сказалось то, что за плечами «молодого ветерана» теперь лежал опыт поражения, разочарования, потери родины и привычного уклада жизни. Кроме того, Сергей вновь был недоучившимся студентом и не мог уделять много времени семье. Марина с дочкой поселились в пригороде Праги (жить в городе им было не по карману). Эфрон жил в студенческом общежитии и навещал жену лишь наездами. Когда Цветаева проезжала через Берлин, который в то время стал столицей русского издательского дела, она задержалась там более чем на месяц. По дороге к мужу у знаменитого Поэта вспыхнул и быстро отгорел весьма скандальный роман с редактором издательства «Геликон» А.Г. Вишняком. Слухи в эмиграции распространялись быстро, и супруг не мог об этом не знать.
Однако, по воспоминаниям дочери Поэта Ариадны Эфрон, несколько лет в Чехии были самым счастливым временем для их воссоединившейся семьи. Бытовые условия жизни чешской деревни, конечно, оставляли желать лучшего. Почти всё приходилось делать своими руками: пилить дрова, топить печь, носить воду из колодца, прибираться в доме…
Под влиянием Марины, С.Я. Эфрон снова начал писать. В Праге он организует Демократический союз русских студентов и становится соредактором издаваемого Союзом журнала «Своими путями», участвует в развитии евразийского движения, получившего широкое распространение среди российской эмиграции как альтернатива коммунизму. Со временем политика стала главным интересом жизни «молодого ветерана». С. Я. Эфрон примыкал к левой части евразийского движения, которая, по мере углубления раскола евразийства все лояльнее относилась к советскому строю.
В 1923 году у Цветаевой вновь возникает непродолжительный, но бурный роман, теперь уже с близким знакомым С.Я. Эфрона по Константинополю, К.Б. Родзевичем. Поэту необходимо было черпать вдохновение в окружающей природе, в окружающих людях, в текущей жизни. Сергей уже не мог ей этого дать. Время «романтического героя» прошло. Он и сам вполне осознавал своё положение, но вывести себя и Марину из заколдованного круга – превосходило его душевные силы.
В одном из писем к Максимилиану Волошину Сергей Яковлевич решился высказать всё, что накопилось в его душе:
«Марина – человек страстей. Отдаваться с головой своему урагану для неё стало необходимостью, воздухом её жизни. Кто является возбудителем этого урагана сейчас – не важно… Всё строится на самообмане… Громадная печь, для разогревания которой необходимы дрова, дрова и дрова. Ненужная зола выбрасывается, а качество дров не столь важно… Нечего говорить, что я на растопку не гожусь уже давно…»
В длинном и полном отчаянья письме-исповеди Эфрон временами предстаёт перед далёким адресатом в облике эгоистичного мальчика, который требует лишь внимания и участия к себе, обвиняет Марину в прошлых и настоящих изменах:
«В день моего отъезда (из Москвы в Новочеркасск в 1917 г. – Е.Ш.), когда я на всё смотрел «последними глазами», Марина делила время между мной и другим, которого сейчас называет со смехом дураком и негодяем…»
Временами автор письма, напротив, берёт на себя нелёгкую задачу понять, простить, принять всё, что происходило и происходит с близким ему человеком, женщиной, Поэтом:
«Марина рвётся к смерти. Жизнь давно ушла из-под её ног. Она об этом говорит непрерывно… Я одновременно и спасательный круг, и жернов на шее. Освободить от жернова нельзя, не вырвав последней соломинки, за которую она держится…»
Эфрон говорит о том, что он бы принял решение и ушёл, если бы был уверен, что Марина будет счастлива, как женщина или хотя бы найдёт в своём очередном «увлечении» близкого ей по духу человека. Но он знал Константина Родзевича гораздо лучше, чем сама Цветаева. В отличие от неё, у Эфрона не было никаких иллюзий на его счёт. Поэтому, предлагая супруге развод, Сергей, как и раньше, не предпринял реальных шагов для окончательного разрыва. Он вновь предоставил Марине, как любящей матери, не столько право, сколько обязанность решить всё за него. И Цветаева решила.
В феврале 1925 года она родила себе другого, более любимого сына – Георгия, которого в семье называли Мур. Цветаева растворилась в любви к обожаемому ребёнку и своём творчестве. Эфрону, у которого не было спасательного круга стихотворства, как и чёткой уверенности в том, что он тоже стал родителем, пришлось выживать в одиночку.
В 1926 году семья перебралась из Чехии в Париж. Сергей Яковлевич так и не приобрёл никакой необходимой профессии. Ради заработка он поступает рабочим на один из заводов «Рено». Одновременно работает соредактором парижского журнала «Вёрсты». В 1927 году Эфрон снялся во французском фильме «Мадонна спальных вагонов» (режиссёры Марко де Гастин и Морис Глэз), где сыграл роль заключенного-смертника в батумской тюрьме. Эти 12 секунд на экране, можно сказать, предвосхитили его собственную дальнейшую судьбу.
В 30-е годы Сергей Яковлевич начал работать в «Союзе возвращения на родину», а также сотрудничать с советскими спецслужбами. С 1931 г. он являлся сотрудником Иностранного отдела ОГПУ в Париже. Использовался как групповод и наводчик-вербовщик, лично завербовал 24 человека из числа парижских эмигрантов. С 29 мая 1933 года - член эмигрантской масонской ложи «Гамаюн». 22 января 1934 возведён во 2-ю степень, а 29 ноября 1934 - в 3-ю степень.
До сих пор остаётся открытым вопрос: знала ли Марина Цветаева о том, что её Белый Рыцарь и герой Перекопа – советский агент? Скорее всего, она догадывалась об этом, но боялась признаться в своих тяжких подозрениях даже самой себе.
Сергей, которого она всю жизнь «лепила» и вела по жизни, вдруг изменил ей. Он изменил не с женщиной, не с «телом» (такую измену Марина простила бы легко). Он изменил самому дорогому, что она любила в нём: стал «идейным» и духовным предателем всего, что было дорого им обоим. Всего, что связывало их долгие годы.
Психологический надлом, который сопровождал дальнейшие отношения Цветаевой с мужем, сглаживался только творческой самоотдачей. Возможно, Марина, смирившись с неизбежностью, просто прятала голову в песок: в конце концов, какое дело Поэту, небожителю и собеседнику Муз до грязных политических интриг?
Но интриги коснулись самого дорогого. Настоящая гражданская война разразилась в рамках семьи Цветаевой-Эфрона уже в начале 30-ых годов. Марина Ивановна в полной мере вкусила «прелестей» жизни при большевиках. Евразийских взглядов мужа она никогда не разделяла, а к его политической деятельности и идеям «возвращенчества» относилась весьма скептически. Много лет Цветаева безуспешно пыталась противодействовать попыткам Сергея Эфрона затянуть в политику их детей. Отец – опытный вербовщик – очень быстро привлёк на свою сторону Ариадну, которая во многом сочувствовала его взглядам. Молодая девушка искренне хотела вернуться на родину, где, казалось, перед ней могли открыться большие перспективы. Цветаевой удалось отстоять только Мура.
В 1937 году агент С.Я. Эфрон, вместе с генералом Скоблиным, тоже агентом НКВД и бывшим «первопоходником» Белого движения, был замешан в похищении председателя РОВС (Русского Общевоинского Союза) генерала Е.К. Миллера.
Согласно одной из версий, Сергей Яковлевич Эфрон также был причастен к убийству Игнатия Рейса (Порецкого) – советского разведчика, который отказался вернуться в СССР. В октябре 1937 года «провалившегося» агента Эфрона вывезли в Гавр, откуда пароходом — в Ленинград. Вслед за ним была вывезена в СССР и его семья.
Ариадна Эфрон уехала чуть раньше и добровольно, а у Марины Ивановны и Мура, которые в любой момент могли стать жертвами как НКВД, так и белоэмигрантского «активизма», не оставалось другого выхода. Конечно, Цветаева могла бы обратиться к французским властям и попросить их помощи, но надеяться на что-то реальное не приходилось. Эмигрантское сообщество с радостью приняло бы обратно автора «Лебединого Стана» и «Перекопа», но никогда не простило бы жену советского шпиона и предателя. Отречься от человека, который попал в беду, для Цветаевой было немыслимо. В 1938 году Марина Ивановна приняла решение следовать за мужем.
По возвращении в Советский Союз Эфрону и его семье предоставили государственную дачу НКВД в подмосковном Болшево. Вскоре после возвращения была арестована дочь Сергея Яковлевича Ариадна. Она десять лет провела в тюрьме и колымских лагерях, была реабилитирована лишь в 1955 году.
Самого Эфрона арестовали 10 ноября 1939 года. Он был осужден Военной Коллегией Верховного Суда СССР 6 августа 1941 года по ст. 58-1-а УК, приговорён к высшей мере наказания. Был расстрелян в августе 1941 года.
31 августа 1941 года в Елабуге свела счёты с жизнью Марина Цветаева – великий русский национальный Поэт.
Её сын Георгий Сергеевич Эфрон (Мур) погиб во время Великой Отечественной войны.
С.Я. Эфрон, безусловно, сыграл роковую роль в судьбе Марины Цветаевой, а также и в судьбе всей своей семьи. Белый Рыцарь навсегда слетел с высокого пъедестала, возведённого ему гениальными стихами Великого Поэта. От добровольца и «первопоходника», как от предателя Белого Дела, открестились все вчерашние соратники. Советские спецслужбы наградили своего агента репрессиями и расстрелом.
Пожалуй, только Цветаева и могла по-настоящему понять, что двигало её Белым Лебедем, когда он, оторвавшись от неё, примерил на себя чужую, так ненужную ему роль агента ОГПУ-НКВД. Она знала, что Сергей Яковлевич, её Серёжа никогда и ничего не делал во зло, что он отнюдь не был слабым, запутавшимся человеком, как это сегодня пытаются объяснить многие историки Белого движения и биографы М. Цветаевой.
Сергей Яковлевич, как и многие эмигранты, очень хотел вернуться на родину. Он хотел быть вновь полезным своей стране, мечтал реализовать свой духовный и интеллектуальный потенциал, изменить к лучшему жизнь своих подрастающих детей и, может быть, вернуть себе главное, что было в его жизни — Марину. И последнее, вопреки всему, ему удалось.
В 1941 году, в тридцатилетие их первого знакомства, Цветаева буквально прокричит Сергею в вечность своё стихотворение 1920 года:
Она пережила Эфрона лишь на несколько дней. Любящему сердцу не нужно извещения о том, что его часть мертва. Оно перестаёт биться и умирает…
По другим данным,С.Я.Эфрон был расстрелян в Москве во время "октябрьской паники" 1941 года. Точная дата его гибели неизвестна.
Елена Широкова
Письмо С.Я. Эфрона М. Волошину цитируется по книге: Швейцер В.А. Быт и бытие Марины Цветаевой. М. 2002, С.287-288
Послушать стихотворение Цветаевой С эфроном
Темы соседних сочинений
Настроение произведения С эфроном
