Анализ стихотворения Цветаевой От четырех до семи

LiveInternet LiveInternet

- Приложения

От четырех до семи (Марина Цветаева)

Картинка Анализ стихотворения Цветаевой От четырех до семи № 2

В сердце, как в зеркале, тень,
Скучно одной – и с людьми…
Медленно тянется день
От четырех до семи!
К людям не надо – солгут,
В сумерках каждый жесток.
Хочется плакать мне. В жгут
Пальцы скрутили платок.
Если обидишь – прощу,
Только меня не томи!
- Я бесконечно грущу
От четырех до семи.

Кошки
Они приходят к нам, когда
У нас в глазах не видно боли.
Но боль пришла - их нету боле:
В кошачьем сердце нет стыда!

Смешно, не правда ли, поэт,
Их обучать домашней роли.
Они бегут от рабской доли:
В кошачьем сердце рабства нет!

Как ни мани, как ни зови,
Как ни балуй в уютной холе,
Единый миг - они на воле:
В кошачьем сердце нет любви!

Молитва
Христос и Бог! Я жажду чуда
Теперь, сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда
Вся жизнь как книга для меня.

Ты мудрый, ты не скажешь строго:
- "Терпи, еще не кончен срок".
Ты сам мне подал - слишком много!
Я жажду сразу - всех дорог!

Всего хочу: с душой цыгана
Идти под песни на разбой,
За всех страдать под звук органа
И амазонкой мчаться в бой;

Гадать по звездам в черной башне,
Вести детей вперед, сквозь тень.
Чтоб был легендой - день вчерашний,
Чтоб был безумьем - каждый день!

Люблю и крест, и шелк, и каски,
Моя душа мгновений след.
Ты дал мне детство - лучше сказки
И дай мне смерть в семнадцать лет!

Сколько светлых возможностей ты погубил, не желая.
Было больше их в сердце, чем в небе сияющих звезд.
Лучезарного дня после стольких мучений ждала я.
Получила лишь крест.

Что горело во мне? Назови это чувство любовью,
Если хочешь, иль сном, только правды от сердца не скрой:
Я сумела бы, друг, подойти к твоему изголовью
Осторожной сестрой.

Я кумиров твоих не коснулась бы дерзко и смело,
Ни любимых имен, ни безумно-оплаканных книг.
Как больное дитя я тебя б убаюкать сумела
В неутешенный миг.

Сколько светлых возможностей, милый, и сколько смятений!
Было больше их в сердце, чем в небе сияющих звезд.
Но во имя твое я без слез - мне свидетели тени -
Поднимаю свой крест.

Не любила, но плакала. Нет, не любила, но все же
Лишь тебе указала в тени обожаемый лик.
Было все в нашем сне на любовь не похоже:
Ни причин, ни улик.

Только нам этот образ кивнул из вечернего зала,
Только мы - ты и я - принесли ему жалобный стих.
Обожания нить нас сильнее связала,
Чем влюбленность - других.

Но порыв миновал, и приблизился ласково кто-то,
Кто молиться не мог, но любил. Осуждать не спеши!
Ты мне памятен будешь, как самая нежная нота
В пробужденье души.

В этой грустной душе ты бродил, как в незапертом доме.
(В нашем доме, весною. ) Забывшей меня не зови!
Все минуты свои я тобою наполнила, кроме
Самой грустной - любви.

От четырех до семи

В сердце, как в зеркале, тень,
Скучно одной - и с людьми.
Медленно тянется день
От четырех до семи!
К людям не надо - солгут,
В сумерках каждый жесток.
Хочется плакать мне. В жгут
Пальцы скрутили платок.
Если обидишь - прощу,
Только меня не томи!
- Я бесконечно грущу
От четырех до семи.

Ты повторял мне: Улыбнись!
Но для улыбки где взять силы?
Ты к сердцу взглядом прикоснись -
Оно в отчаянье застыло.

Оно зовёт сквозь темноту
Разлук, обид и униженья,
Сквозь губ иссохших немоту,
Бессилье глаз, лишённых зренья.

Оно срывается на крик,
Опять захлёбываясь болью,
Как будто маленький родник,
Мечтает вырваться на волю.

Но нет! Пусть лучше я сгорю
В огне несбывшихся желаний,
Чем ненароком подарю
Тебе хоть тень былых признаний,

Что я по-прежнему люблю,
Не помня зла и всё прощая,
Что так же я ночей не сплю,
В тумане слёз рассвет встречая,

Что в сердце бережно храню
Я взгляда золотую нежность,
Молюсь угасшему огню,
Ещё не веря в неизбежность.

Ты не услышишь этих фраз,
Застынет на бумаге слово,
Не отразится в блеске глаз
И не согреет душу. Снова.

***
Я знаю правду! Все прежние правды - прочь!
Не надо людям с людьми на земле бороться.
Смотрите: вечер, смотрите: уж скоро ночь.
О чем - поэты, любовники, полководцы?

Уж ветер стелется, уже земля в росе,
Уж скоро звездная в небе застынет вьюга,
И под землею скоро уснем мы все,
Кто на земле не давали уснуть друг другу.

***
Безнадежно-взрослый Вы? О нет!
Вы дитя и Вам нужны игрушки,
Потому я и боюсь ловушки,
Потому и сдержан мой привет.
Безнадежно-взрослый Вы? О нет!

Вы дитя, а дети так жестоки:
С бедной куклы рвут, шутя, парик,
Вечно лгут и дразнят каждый миг,
В детях рай, но в детях все пороки,-
Потому надменны эти строки.

Кто из них доволен дележом?
Кто из них не плачет после елки?
Их слова неумолимо-колки,
В них огонь, зажженный мятежом.
Кто из них доволен дележом?

Есть, о да, иные дети - тайны,
Темный мир глядит из темных глаз.
Но они отшельники меж нас,
Их шаги по улицам случайны.
Вы - дитя. Но все ли дети - тайны.

Марина Цветаева. Стихотворения 1906-1916 годов

Картинка Анализ стихотворения Цветаевой От четырех до семи № 3

. "но ведь есть каток".
Письмо 17 января 1910

Каток растаял… Не услада
За зимней тишью стук колес.
Душе весеннего не надо
И жалко зимнего до слез.

Зимою грусть была едина…
Вдруг новый образ встанет… Чей?
Душа людская – та же льдина
И так же тает от лучей.

Пусть в желтых лютиках пригорок!
Пусть смел снежинку лепесток!
– Душе капризной странно дорог
Как сон растаявший каток…

От четырех до семи

В сердце, как в зеркале, тень,
Скучно одной – и с людьми…
Медленно тянется день
От четырех до семи!
К людям не надо – солгут,
В сумерках каждый жесток.
Хочется плакать мне. В жгут
Пальцы скрутили платок.
Если обидишь – прощу,
Только меня не томи!
– Я бесконечно грущу
От четырех до семи.

Звон колокольный и яйца на блюде
Радостью душу согрели.
Что лучезарней, скажите мне, люди,
Пасхи в апреле?
Травку ласкают лучи, дорогая,
С улицы фраз отголоски…
Тихо брожу от крыльца до сарая,
Меряю доски.
В небе, как зарево, внешняя зорька,
Волны пасхального звона…
Вот у соседей заплакал так горько
Звук граммофона,
Вторят ему бесконечно-уныло
Взвизги гармоники с кухни…
Многое было, ах, многое было…
Прошлое, рухни!
Нет, не помогут и яйца на блюде!
Поздно… Лучи догорели…
Что безнадежней, скажите мне, люди,
Пасхи в апреле?

Москва. Пасха, 1910

Только нам этот образ кивнул из вечернего зала,
Только мы – ты и я – принесли ему жалобный стих.
Обожания нить нас сильнее связала,
Чем влюбленность – других.

Но порыв миновал, и приблизился ласково кто-то,
Кто молиться не мог, но любил. Осуждать не спеши!
Ты мне памятен будешь, как самая нежная нота
В пробужденьи души.

В этой грустной душе ты бродил, как в незапертом доме…
(В нашем доме, весною…) Забывшей меня не зови!
Все минуты свои я тобою наполнила, кроме
Самой грустной – любви.

Предсказанье

– «У вас в душе приливы и отливы!»
Ты сам сказал, ты это понял сам!
О, как же ты, не верящий часам,
Мог осудить меня за миг счастливый?

Что принесет грядущая минута?
Чей давний образ вынырнет из сна?
Веселый день, а завтра ночь грустна…
Как осуждать за что-то, почему-то?

О, как ты мог! О, мудрый, как могли вы
Сказать «враги» двум белым парусам?
Ведь знали вы… Ты это понял сам:
В моей душе приливы и отливы!

Солнечный? Лунный? О мудрые Парки,
Что мне ответить? Ни воли, ни сил!
Луч серебристый молился, а яркий
Нежно любил.

Солнечный? Лунный? Напрасная битва!
Каждую искорку, сердце, лови!
В каждой молитве – любовь, и молитва –
В каждой любви!

Знаю одно лишь: погашенных в плаче
Жалкая мне не заменит свеча.
Буду любить, не умея иначе –
Оба луча!

Weisser Hirsch, лето 1910

Прощай! Не думаю, чтоб снова
Нас в жизни Бог соединил!
Поверь, не хватит наших сил
Для примирительного слова.
Твой нежный образ вечно мил,
Им сердце вечно жить готово, –
Но все ж не думаю, чтоб снова
Нас в жизни Бог соединил!

Марина
Цветаева

Картинка Анализ стихотворения Цветаевой От четырех до семи № 4

Анализ стихотворения Марины Цветаевой «За книгами»

Картинка Анализ стихотворения Цветаевой От четырех до семи № 5

С раннего детства Цветаева была буквально одержима книгами. Как только будущая поэтесса научилась читать, она открыла для себя удивительный и большой мир. Первое время маленькая Марина с огромным энтузиазмом бралась за все подряд. Она читала книги, которые мама давала ей и которые запрещала, которые предназначались ее брату Андрею, которые стояли в закрытом шкафу сестры Леры. Сильнейшая тяга к литературе осталась в Цветаевой на всю жизнь. Неудивительно, что в ее творчестве появилась тема чтения.

«За книгами» — легкое шутливое стихотворение. В нем рассказывается о семилетней девочке, которую мама обещала отвезти в книжную лавку. Лирическая героиня сгорает от нетерпения. Ей хочется поскорее отправиться в магазин, чтобы набрать как можно больше новых книг. Возраст ребенка неслучаен. Цветаева придавала огромное значение первым семи годам своей жизни. В автобиографии, написанной в 1940 году, она отметила, что все узнала до семи лет, «последующие сорок — осознавала».

Для стихотворения «За книгами» важен образ матери. Цветаева рано ее потеряла. Тем не менее, Мария Александровна много успела дать дочери — привила любовь к поэзии, прозаической литературе, музыке. Поэтому в огромном количестве ранних стихотворений Цветаевой встречаются упоминания о матери. Для Марины Ивановны важно было точное описание быта, она тонко чувствовала поэзию в обыденных вещах. Естественно, мама, когда-то являвшаяся важнейшей частью жизни, впоследствии часто становится героиней воспоминаний, облаченных в стихотворную форму.

Интереснейший момент в произведении «За книгами», когда девочка на один из вопросов матери отвечает: Надоело… жить… на свете, Все большие — палачи… Следом упоминается Дэвид Копперфильд — главный герой известного романа-воспитания «Жизнь Дэвида Копперфильда, рассказанная им самим» Чарльза Диккенса. Детство мальчика сложно назвать счастливым. Он перенес новый брак горячо любимой матушки, побои от отчима, беспросветную бедность. Поэтому появление его образа в контексте несчастного ребенка, обиженного бессердечными взрослыми людьми, вполне оправданно. В этом стихотворении упоминание смерти носит полушутливый оттенок. Как дети иногда думают: «Вот я умру, вы все поплачете». Здесь нет еще трагичности, обреченности, предчувствия страшного финала, которые встречаются в более поздней цветаевской лирике.

«Мама, милая, не мучь же!

Мы поедем или нет?»

Я большая, – мне семь лет,

Я упряма, – это лучше.

Скажут нет, а будет да.

Не поддамся никогда,

«Семь холмов — как семь колоколов. » М.Цветаева

«Семь холмов — как семь колоколов!…» Марина Цветаева

Семь холмов — как семь колоколов!
На семи колоколах — колокольни.
Всех счётом — сорок сороков.
Колокольное семихолмие!

В колокольный я, во червонный день
Иоанна родилась Богослова.
Дом — пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые.

И любила же, любила же я первый звон,
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.

Провожай же меня весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землёй московскою!

Анализ стихотворения Цветаевой «Семь холмов — как семь колоколов!…»

Марина Цветаева появилась на свет в Москве. Любимому городу она посвятила поэтический цикл, написанный в 1916 году и включающий в себя девять стихотворений. Одно из них — «Семь холмов — как семь колоколов. ». В нем поэтесса упоминает о своем рождении: «В колокольный я, во червонный день Иоанна родилась Богослова». Действительно, 26 сентября (8 октября) православной церковью празднуется память апостола Иоанна Богослова. Факт совпадения праздника с днем рождения Цветаевой нашел отражение сразу в нескольких ее произведениях. Самое известное упоминание также относится к 1916 году: «…я родилась. Спорили сотни колоколов. День был субботний: Иоанн Богослов».

В стихотворении «Семь холмов — как семь колоколов. » стоит обратить пристальное внимание на интонацию. За счет переносов поэтесса словно раскладывает одну мысль на несколько строк. От этого приема у читателей создается ощущение перепева, будто их постоянно возвращают назад. Кроме того, паузы делаются и посередине некоторых строк. Обозначаются они при помощи тире. Подобное построение стихов характерно для всего творчества Цветаевой. Еще один важный технический момент — благодаря обильному использованию в произведении «Семь холмов — как семь колоколов. » гласной «о», Марине Александровне удается добиться на бумаге звуковой имитации колокольного звона. Он вообще часто упоминается в цикле «Стихи о Москве». Наряду со знахарями, православными праздниками, паломниками. По мнению Цветаевой, все это — своеобразные символы старой Москвы с ее патриархальным укладом и соблюдением религиозных традиций.

В завершении стихотворения появляется тема смерти — одна из наиболее значительных в творчестве Марины Александровны. Лирическая героиня произведения просит проводить ее в последний путь «весь московский сброд, юродивый, воровской, хлыстовской». Отдельное обращение — к попу. Ему следует запечатать умершей рот «колокольной землей московскою». Просьбам цветаевским не суждено было претвориться в жизнь. 31 августа 1941 года поэтесса повесилась в Елабуге, куда ее с сыном отправили в эвакуацию. Марину Александровну похоронили на местном Петропавловском кладбище. По сей день остается неизвестным точное местонахождение могилы Цветаевой. Сейчас на южной стороне кладбище, где предположительно захоронено тело поэтессы, установлено гранитное надгробие.