Анализ стихотворения Цветаевой Народ
Анализ стихотворения М.Цветаевой «Германии».
МОУ «Средняя общеобразовательная школа №6»
Республика Татарстан г. Нижнекамск, ул. Тукая, 15а
Сергеева Ирина Юрьевна (учитель)
Анализ стихотворения М.Цветаевой «Германии».
Стихотворение Марины Цветаевой «Германии» написано в апреле 1939 года, в нем находят отклик события одной из самых страшных трагедий XX века – Великой Отечественной войны. В нем отражение реакции поэтессы на оккупацию Чехии Германией в октябре 1938 года. Для Марины Цветаевой это стало большим потрясением. Обе эти страны: и Германия, и Чехословакия – были одинаково дороги ей. Германия – страна ее детства, здесь она жила с сестрой Асей, училась. Юная Марина была просто очарована красотой Германии, хорошо знала немецкую культуру, музыку, в совершенстве владела немецким языком. Сюда же она приезжает позже, в 1922 году, к мужу Сергею Эфрону после пятилетней разлуки. Вскоре семья перебирается в Чехию, так как Сергей учится в пражском университете. Марина Цветаева полюбила Прагу. Здесь в феврале 1925 года у них родился долгожданный сын Георгий. О событиях в Чехии Цветаева узнает во Франции, этот факт приводит ее в негодование. Она ревностно следит за газетами, слушает радио. Как истинный поэт, Марина Цветаева не может молчать, ее ответом являются самые значительные произведения этого периода «Стихи к Чехии» - два цикла «Сентябрь» и «Март».
В цикле «Сентябрь» Цветаева проклинает захватчиков:
Прокляты – кто заняли
Тот смиренный рай…
Прокляты – кто продали,-
Ввек не прощены.
Свою бесконечную любовь к Чехословакии Цветаева передает в строках:
Горы – турам поприще!
Долы в воды смотрятся,
Край всего свободнее
Эти горы – родина
Поэтесса называет Чехию по-разному: Богемия (богом созданная), Моравия, Словакия.
Богемия – первоначальное название исторической территории, на которой образовалось государство Чехословакия. Она находилась с Моравией в период с 1526 по 1918 год в составе Габсбургской империи, граничила с Моравией на востоке.
Поэтесса называет этот народ «словачь», которому она желает крепости, силы, уверенная, в том, что он победит фашизм (восклицание подчеркивает призыв к действию) в строчках:
За здравие, Моравия!
Стихотворение «Германии» начинается со строк:
О, дева всех румянее
Среди зеленых гор –
С одной стороны, слышится ирония – вспоминаем сказочные строки «Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее…», в которых видно большое самомнение, себялюбие Германии:
Слово «прикарманила» несет в себе отрицательную оценку того, что сделано Германией по отношению к другому государству - она захватила огромные территории, возвысилась над всеми. И это делает та страна, которая была известна своими прекрасными сказками (Гауф, Гримм, Гофман), изумительным германским эпосом – «Песнью о Нибелунгах».
В пятой строфе автор предвещает Германии безумие, от которого она падет:
О мания! О мумия
Все возмущение этой ситуацией Марина Цветаева передает через восклицания, указывая на некую «болезненность» - «манию». Повторы только усиливают смысл высказывания.
В шестой строфе мы находим метафорический эпитет «с объятьями удавьими», за которым видится сжимающееся кольцо фашистских войск, но поэтесса уверена, что страна найдет в себе силы и разорвет это кольцо:
С объятьями удавьими
Последняя строфа – призыв к действию:
В хрустальном подземие
Уйдя, готовь удар…-
Чехия известна своим хрусталем – «хрустальное подземие» - хрупкая, как хрусталь, земля, которая нуждается в особой защите, ее необходимо защищать до последней крови.
Марина Цветаева шлет народу Чехии привет («наздар» со словацкого языка – «привет»), это слова поддержки.
Название стихотворения «Германии» необычно, это своеобразное посвящение. Автор призывает Германию задуматься и остановиться.
Всю жизнь Цветаева почитала Германию, теперь же германцы обернулись варварами:
Пред горестью безмерною
Сей маленькой страны,
Что чувствуете, Германы:
И мы находим в стихотворении риторический вопрос. Цветаева эмоционально выделяет этот смысловой отрезок двумя вопросительными знаками, словно спрашивает: «О чем вы думаете? Что же будет с вами? Каков будет итог? Простят ли потомки ваши деяния?»
Рассматривая синтаксический строй стихотворения, нельзя не обратить внимания на структуру предложений. Это либо двусоставные предложения, передающие доверительность разговора автора с читателем, усиливающие эффект причастности читателя к описываемым событиям; либо односоставные предложения: определенно-личные, которые акцентируют внимание на действии в тексте, или назывные конструкции, передающие динамику протекающих событий. При этом читатель психологически становится как бы соучастником событий, что очень важно для поэтессы, ведь она хочет добиться отклика у читателя.
Если рассматривать цветопись, то мы можем увидеть, что в тексте использовано 40 звуков [a], который несет в себе густо-красную окраску, характеризующую цвет крови, а также [о], который передает синий цвет. Думается, что это цвет безоблачного, мирного неба, то есть автор противопоставляет красоту мира ужасам войны.
Звукопись отражает картину войны. Чаще других употребляется звук [ р ], звук громкий – это разрывы бомб, раскаты ударов о землю и звук [ э ]- нежное, любящее отношение к Чехии, где мы вновь видим противопоставление.
Если рассматривать это стихотворение как часть цикла, то необходимо отметить, что оно является смысловым центром цикла, так как именно в нем дано пророческое предсказание позорного конца Германии, что подтверждает мысль о божественном поэтическом даре Марины Цветаевой, ведь только настоящий поэт может стать пророком.
Анализ стихотворения Марины Цветаевой «Родина»
Много лирических поэзий великая поэтесса Марина Цветаева посвятила родной Отчизне. Каждая их них пропитана глубокой любовью к России. Одной из таких прелестных жемчужин является стихотворение «Родина», которое поэтесса сотворила, пребывая в эмиграции. В чужом краю грусть-тоска по родной стороне не покидала Цветаеву. Тема произведения – изображение чувств лирической героини к своей Родине.
Главная мысль – связь каждой отдельной личности со своим народом, с родимым краем. Цветаева уже с первых строк акцентирует внимание на том, что она такая же, как простой русский мужик, ведь у них много общего. Поэтессу радует то, что она – частица великого русского народа, которого переполняет чувство любви к своей стране.
Пишет она и о том, что на Родину рвется по зову сердца. Это не зависит от ее воли. Но где бы ни была героиня, любовь к своей земле возвращает ее домой. Автор гордится родной страной и всегда готова восхвалять ее до конца жизни («Губами подпишусь/На плахе»).
Произведение «Родина» – яркий образец патриотической лирики. Поэзия состоит из шести строф. Пять из них – четверостишия (катрены), а пятая строфа – дистих (двухстрочная).
Рифмовка стихотворения «Родина» смежная, рифма акцентированная мужская (ударение на последнем слоге) Стихотворный размер – четырехстопный ямб.
Что касается художественных приемов и средств, то они разнообразные. Сочетает несочетаемое Цветаева при помощи оксюморона («чужбина, родина …», а также «даль, отдалившая … близь»). Единоначало (анафора) ярко выражена в четвертой строфе. Неоднократно повторяется лексема «даль».
В конце произведения происходит своего рода диалог героини с родиной. Однако все обращение к России выражается одним кратким, но довольно пафосным словом-местоимением «ты!». В нем глубокая искренняя любовь, в нем чувства человека-патриота.
Несомненно, это стихотворное произведение Цветаевой о родине переполнено желанием воспевать землю своих предков. Случилось так, что признание к поэтессе в родной стране пришло лишь после ее ухода, однако это ее никогда не заботило, ведь любовь к родной земле была глубочайшей, именно потому так много эмоционального напряжения.
Каждого, кто проникся чувствами поэтессы и вдумчиво прочитал строки стихотворения, тоже переполняет чувство любви к Родине и ощущается тесная связь со своим народом.
Биография Марина Цветаева. Часть 3. (Цветаева Марина)
Той горы последний дом
Помнишь — на исходе пригорода?
Та гора была — миры!
Бог за мир взимает дорого!
Горе началось с горы.
Та гора была над городом.
За «Поэмой Горы» последовала «Поэма Конца» (1924)—развернутый, многочастный диалог о разлуке, где в нарочито будничных разговорах, то резко-обрывистых, то нежных, то зло-ироничных, проходят последний путь по городу расстающиеся навсегда. Все построено на резком контрасте произносимых слов и невысказанной боли и отчаянья. От начала до конца все идет в резких, прерывистых синкопах, перебоях, можно было бы сказать: на обнаженных натянутых нервах.
Много сложнее по построению «Поэма Лестницы» (1926), где лестница многонаселенного городской нищетой дома — символическое изображение всех будничных бед и горестей неимущих на фоне благополучия имущих и преуспевающих. Поэма изобилует реалистическими приметами повседневного существования, оставляющего на ступеньках лестницы следы безысходных трудов и забот в борьбе за кусок хлеба. Лестница, по которой восходят и спускаются, по которой проносят жалкие вещи бедноты и тяжелую мебель богатых. Настойчиво повторяются двойные, тройные, даже четвертные рифмы и созвучия, словно тяжелые шаги, пересчитывающие ступени. Весь строй строф идет в непрестанном напряжении до кульминации, до конца, завершаясь символической картиной пожара.
Вещь, несомненно, биографична («автор сам в рачьей клешне») — на ней мрачный отсвет стесненного быта, так хорошо знакомого самому поэту.
Наиболее значительной — и, пожалуй, наиболее сложной — можно счесть поэму «Крысолов», названную «лирической сатирой» (1925). Марина Цветаева воспользовалась западно-европейской средневековой легендой о том, как в 1284 году бродячий музыкант избавил немецкий город Гаммельн от нашествия крыс. Он увел их за собой звуками своей флейты и утопил в реке Везер. Толстосумы городской ратуши не заплатили ему ни гроша. И тогда музыкант, играя на флейте, увел за собой всех малолетних детей города, пока родители слушали церковную проповедь. Детей, взошедших на гору Коппенберг, поглотила разверзшаяся под ними бездна.
Но это только внешний фон событий, на который наложена острейшая сатира, обличающая всякие проявления бездуховности. Рассказ развертывается в быстром темпе, с привычными для Цветаевой сменами ритма, дроблением строф на отдельные смысловые куски, с неистощимым богатством свежих приблизительных рифм, а точнее — созвучий, в целом создающих впечатление симфонического звучания.
В отдельных стихах и стихотворных циклах, написанных за рубежом— циклы «Провода», «Поэт», «Стол» и другие,— легко увидеть зерно возможной поэмы. Цветаева вообще тяготела к созданию больших лироэпических произведений на широком дыхании, и это выводило ее за рамки только личных переживаний. Известно и ее пристрастие к стихотворной драматургии. Еще в молодые годы ею был написан ряд пьес, в сценический диалог перерастает нередко поэма-сказка «Царь-девица», перенасыщенная бойкими фольклорными оборотами речи и острыми ситуациями русской народной сказки.
Интерес к театру, драматургии привел Цветаеву к созданию трагедий «Ариадна» (1924) и «Федра» (1927), написанным по мотивам античного мифа.
Тема античности, хотя бы как упоминание имен греческой и римской мифологии в качестве символов и синонимов различных свойств и состояний общечеловеческой природы, традиционна в русской поэзии со времен Ломоносова и Державина. Она проходит сквозь XVIII и XIX века. Помимо «антологических» стихов, идиллий и элегий, были и произведения, написанные в стихотворно-драматургической форме. Обращаясь ко второй половине предшествующего века, можно назвать хотя бы драматургическую поэму «Три смерти» Ап. Майкова и пьесу «Сервилия» Льва Мея. Однако в решении древнеисторических сюжетов античная трагедия Марины Цветаевой ближе всего оригинальным мифологическим драмам Ин. Анненского, стремившегося к тому, чтобы в его античной трагедии «отразилась душа современного человека». Но не нарушается при этом основная идея древних авторов: неизбежная власть рока над человеческими судьбами.
Марина Цветаева тоже не выходит за рамки традиционного сюжета, однако пользуется теми или иными его коллизиями для высказывания лично ей присущих воззрений. И ее трагедии написаны на языке современности.
Античность интересовала Марину Цветаеву и в более ранний период творчества. Наряду с образами мировой классики и русского фольклора названы в ее стихах и Психея, и Эол, и Феб, и Афродита, и Орфей, и многие другие. Но пока это только имена — символы определенных понятий. Лишь в период полной творческой зрелости раскрывает она в них для себя более глубокое значение. Так, трагедии «Ариадна» и «Федра» уже несут в себе зерно широко развернутого вопроса: как она, в молодости заявившая, что живет «вне всякой политики», и занявшая тем не менее не только оппозиционную, но и явно враждебную (из песни слова не выкинешь!) позицию по отношению ко всему новому и советскому — как она, замкнувшаяся в излюбленный ею мир книжной романтики, так долго могла оставаться слепой? Она была Поэтом — а истинный поэт никогда не лишен исторического слуха и зрения. Если даже революционные события, колоссальные социальные перемены, совершившиеся у нее на глазах, не затрагивали ее наглухо замкнутого в себе существа, все же она, глубоко русская душа, не могла не услышать «шума времени» — пусть пока только смутным подсознанием. Так заставляет думать ее отношение к поэзии и личности Вл. Маяковского. В стихах, ему посвященных в 1921 году, она приветствует всесокрушающую силу его поэтического слова, употребляя странный эпитет «архангел-тяжелоступ», ничего не говоря о смысле и значении этой силы. Но проходит несколько тяжких лет эмиграции, и она пишет о своих воспоминаниях о поэте (1928):
«28 апреля 1922 г. накануне моего отъезда из России, рано утром на совершенно пустом Кузнецком я встретила Маяковского.
— Ну-с, Маяковский, что же передать от вас Европе?
— Что правда — здесь.
7 ноября 1928 г. поздним вечером, выйдя из Cafe Voltaire, я на вопрос:
— Что же скажете о России после чтения Маяковского? Не задумываясь ответила:
А месяц спустя после парижской встречи она пишет в письме поэту: «Дорогой Маяковский! Знаете, чем кончилось мое приветствова-ние Вас в «Евразии»? Изъятием меня из «Последних новостей», единственной газеты, где меня печатали. «Если бы она приветствовала только поэта Маяковского, но она в лице его приветствует новую Россию. »
Второй поэт, который привлекает обостренное внимание Марины Цветаевой, это Борис Пастернак. Она чувствует в нем и поэтическую свежесть, и некоторое родство с собой в самой стилистической манере, в структуре стихотворной речи. Оба они — как и Вл. Маяковский — могли бы причислять себя к решительным обновителям традиционно существовавших до них, ставших уже привычными языковых норм стихосложения. Но у Маяковского и Пастернака — у каждого по-своему — стихотворное новаторство преследовало различные цели. Маяковский искал новых смысловых эквивалентов для выражения вошедших в обиход понятий революционной нови. Не нарушая основных законов родного языка, он экспериментировал со словом, придавая ему особую энергию, экспрессивность. Это сказывалось в его резких, смелых и неожиданных метафорических словообразованиях: «философией голова заталмужена», «не летим, а молиьимся», «пошел грозою вселенную выдивить», «Чикаго внизу землею прижаблен» и т. д.— примеры, взятые наудачу из одной только поэмы «150 000 000».
У Пастернака все иначе. Его словесные новаторства не обращены к широкой аудитории, а наоборот — подчинены личной, сугубо импрессионистической манере передавать то или иное состояние собственной души, пользуясь при этом крайне субъективной системой образных или речевых ассоциаций. Нужно к тому же добавить и широкое использование речевых прозаизмов на обычном лирическом фоне, и исключительную свежесть рифмовки.
У Марины Цветаевой совсем иной характер метафорического строя. Ее образная система и даже строфика, не говоря уже о характере мыслевыражения и самом словаре, много сложнее, хотя бы потому, что теснейшим образом, я бы даже сказал — органически сплетены с дыханием всего ее поэтического существа. Все рождается не как воспоминание, возвращение к пережитому, а возникает вот сейчас, в данную минуту. Она целиком живет в своем стихе, отдаваясь ритму взволнованного дыхания. Ее фраза предельно эмоциональна, целиком подчинена интонационному строю, необычайно гибкому, выразительному и многообразному. На основе обычных метрических схем возникают самые неожиданные, порою не умещающиеся в рамки традиционной строфики ритмические построения. Можно было бы сказать, что формально вся Марина Цветаева — это мысль и чувство, подхваченные и поддержанные стремительными модуляциями ритма. Отсюда и нервность, разорванность стихотворной ткани — прежде всего в поэмах зарубежного периода.
Когда-нибудь ритмы этого столь своеобразного поэта станут предметом формального анализа, но и теперь можно сказать, что они достаточно повлияли на современную нам поэзию. Думается, возникли они в полной зависимости от порывистой и стремительной натуры автора, естественно приводя ко всем перебоям, паузам, переплескам за рамки обычной строфы, к острым изломам привычной метрики. В известной мере это диктуется пристрастием к смысловой сжатости, к своеобразной афористичности, подаваемой фрагментарно, только намеком на возможную полную форму. В прямой зависимости от такой стремительной ритмики слагается и вся система смысловых и образных ассоциаций, возникающих как бы на лету, в полной непосредственности (а не придуманности) внезапно прорывающихся чувств и в перекличке слов, сходственных по звучанию, но различных по значению.
Гора горевала (а горы глиной Горькой горюют в часы разлук),
Гора горевала о голубиной
Нежности наших безвестных утр.
Гора горевала о страшном грузе
Клятвы, которую поздно клясть.
Гора говорила, что стар тот узел
Гордиев: долг и страсть.
Нате! Рвите! Глядите! Течет, не так ли? Заготавливайте — чан! Я державную рану отдам до капли (Зритель бел, занавес рдян).
Жизнь на капиталистическом Западе довольно скоро заставила ее убедиться в полной невозможности поставить себя вне времени, вне движения истории, а главное—в том, что поэт, желающий сохранить свою духовную сущность в условиях душного эмигрантского бытия, обречен на одиночество и горькие сожаления, ибо совершена роковая и непоправимая ошибка, сломавшая всю дальнейшую жизнь.
Разрыв с эмиграцией полный. И одна только- мысль: рано или поздно вернуться на родную землю. С особой силой и взволнованностью звучит это чувство в цикле «Стихи к сыну» (1932). Две важнейшие, выстраданные темы переплетаются в этих предельно искренних и горячих стихах: «отцов», виноватых в собственной беде и несущих заслуженную кару за свою вину, и «детей», к вине родителей непричастных, отнять у которых мечту о новой России со стороны «отцов» было бы преступлением. Речь матери, обращенная к сыну, звучит как завещание, как непреложный завет и как собственная почти безнадежная мечта:
Не менее во тьме небес
Призывное, чем: SOS.
Нас родина не позовет!
Езжай, мой сын, домой — вперед —
В свой край, в свой век, в свой час,— от нас.
Родина предстает уже в новом облике, не такой виделась в юные годы, стилизованной под древнюю колокольную Русь, а как страна, утвердившая на века высокую социальную правду. Чувство Цветаевой принципиально и резко отличается от обычной эмигрантской ностальгии, за которой, как правило,— мечта о восстановлении старого порядка. Она пишет именно о России новой, вдохновляясь любовью к родине, и родному народу. Это слышится в таких ее стихах, как «Рассвет на рельсах», «Русской ржи от меня поклон. », «Лучина». А стихи о челюскинцах (1934) завершаются такими словами: Сегодня — да здравствует Советский Союз! За вас каждым мускулом Держусь — и горжусь, Челюскинцы — русские!
Тяжкие годы пребывания Марины Цветаевой за рубежом — в крайне стесненных материальных условиях, в одиночестве, в окружении враждебной ей мещанско-буржуазной среды, своей сытой пошлостью лезущей в глаза на каждом шагу (см. гневную инвенктиву «Никуда не уехали — ты да я. »),— совпали с событиями, повергшими в тревогу всех, кто еще верил в иллюзии буржуазной демократии. Грозный призрак фашизма уже вставал на горизонте. Все это угнетало и без того угнетенную душу Цветаевой, рождало в ней и в ее близких мысль о необходимости борьбы с надвигающимся злом. Ее муж и дочь в меру своих сил помогали интернациональной борьбе испанского народа.
В 1937 году они получили возможность вернуться на Родину. Собиралась последовать за ними и Марина Цветаева с сыном. В это время орды фашистов вторглись в Чехословакию. Цветаева отозвалась на горестное событие циклом гневных стихов, клеймящих Германию и Гитлера. Это одно из самых сильных ее произведений явно публицистического характера. Боль за поруганную врагом Чехию, дорогую ей по горьким, но милым сердцу воспоминаниям, сливается с верой в конечную победу вольнолюбивого народа:
Не умрешь, народ!
Бог тебя хранит!
Сердцем дал — гранит,
Грудью дал — гранит.
(«.Не умрешь, народ. »)
Летом 1939 года Марина Цветаева с сыном приехала в Советский Союз. Первое время она живет в Москве, ей предоставлена широкая возможность заняться переводами, она готовит новую книгу стихов.
Но время приближало пору горьких военных испытаний, выпавших на долю советского народа. В июле 1941 года Марина Цветаева вместе с сыном и тысячами других эвакуированных из столицы женщин и детей покидает Москву и попадает в лесное Прикамье, сначала в Чистополь и потом — в Елабугу. Здесь, в этом маленьком городке, под гнетом личных несчастий, в одиночестве, в состоянии душевной депрессии, она кончает с собой 31 августа 1941 года.
Так трагически завершается жизненный путь поэта, всей своей судьбой утвердившего органическую, неизбежную связь большого, искреннего таланта с судьбой Родины.
В общей истории отечественной поэзии имя Марины Цветаевой всегда будет занимать особое достойное место. Подлинное новаторство ее поэтической речи было естественным воплощением в слове мятущегося, вечно ищущего истины, беспокойного духа. Поэт предельной правды чувства, Цветаева со всей своей не просто сложившейся судьбой, со всей яркостью и неповторимостью самобытного дарования по праву вошла в русскую поэзию первой половины нашего века.
Марина Цветаева — Его и пуля не берет ( Народ )
Yego i pulya ne beret,
I pesnya ne beret!
Tak i stoyu, raskryvshi rot:
— Narod! Kakoy narod!
Narod — takoy, chto i poet —
Glashatay vsekh shirot, —
Chto i poet, raskryvshi rot,
Stoit — takoy narod!
Kogda ni sila ne beret,
Ni dara blagodat, —
Izmorom vzyat takoy narod?
Granit — izmorom vzyat!
(Sidit — i kameshek granit,
I gramotku khranit.
V tvoyey grudi zaryt — gorit! —
Granat, tvorit — magnit.)
Chto rady iz svoyey grudi
Dostal i podal: vot!
Zhivym — Yevropy posredi —
Zaryt takoy narod?
Bog! Yesli ty i sam — takoy,
Narod moyey lyubvi
Ne so svyatymi upokoy —
S zhivymi ozhivi!
Tuj b gekz yt ,thtn,
B gtcyz yt ,thtn!
Nfr b cnj/, hfcrhsdib hjn:
— Yfhjl! Rfrjq yfhjl!
Yfhjl — nfrjq, xnj b gjn —
Ukfifnfq dct[ ibhjn, —
Xnj b gjn, hfcrhsdib hjn,
Cnjbn — nfrjq yfhjl!
Rjulf yb cbkf yt ,thtn,
Yb lfhf ,kfujlfnm, —
Bpvjhjv dpznm nfrjq yfhjl?
Uhfybn — bpvjhjv dpznm!
(Cblbn — b rfvtitr uhfybn,
B uhfvjnre [hfybn///
D ndjtq uhelb pfhsn — ujhbn! —
Uhfyfn, ndjhbn — vfuybn/)
Xnj hflbq bp cdjtq uhelb
Ljcnfk b gjlfk: djn!
;bdsv — Tdhjgs gjchtlb —
Pfhsnm nfrjq yfhjl?
ju! Tckb ns b cfv — nfrjq,
Yfhjl vjtq k/,db
Yt cj cdznsvb egjrjq —
C ;bdsvb j;bdb!
Народ! помогите пожалуйста с анализом стихотворения Цветаевой
Екатерина Ягодкина Профи (740), закрыт 4 года назад
Есть счастливцы и счастливицы,
Петь не могущие. Им —
Слезы лить! Как сладко вылиться
Горю — ливнем проливным!
Чтоб под камнем что-то дрогнуло.
Мне ж — призвание как плеть —
Меж стенания надгробного
Долг повелевает — петь.
Пел же над другом своим Давид,
Хоть пополам расколот!
Если б Орфей не сошел в Аид
Сам, а послал бы голос
Свой, только голос послал во тьму,
Сам у порога лишним
Встав, — Эвридика бы по нему
Как по канату вышла…
Как по канату и как на свет,
Слепо и без возврата.
Ибо раз голос тебе, поэт,
Дан, остальное — взято.
Альбина Иванова Мудрец (18032) 5 лет назад
Марина Цветаева
*** Есть счастливцы и счастливицы, Петь не могущие. Им - Слёзы лить! Как сладко вылиться Горю - ливнем проливным! … Цветаева, до определённой степени идентифицируя себя со своими героями, наделяет их возможностью жизни за пределами реальных.
Стихотворения цветаевой с анализом
Sharpredeemer: Помогите пожалуйста найти анализ одного из перечисленных (внутри) стихотворений Цветаевой. "Мой письменный верный стол" "Квиты: вами я объедена" "Две песни" "Есть счастливцы и счастливицы"
Ну для начала нужно вспомнить в какое время творила Цветаева - время жесткой цензуры, когда за вольные высказывания о государственном строе того времени могли расстрелять, посадить, выслать или пытать твоих близких. Цветаева после долгих унижений на Родине эмигрировала и за границей она испытала то же одиночество, непонимание, непризнание ее произведений, нищету и унижения. Она приняла, что в эмиграции или в Советском Союзе она будет одинаково ненужной, непонятой, одинокой. Она по-новому прочувствовала, что в принципе ей совершенно безразлично, где жить и где умереть, что у нее, собственно, и нет родины как таковой. Пленник поэзии не может быть уроженцем какой-либо страны; он везде — чужак, весь мир ему — чужбина! Миссия поэта рассматривается Цветаевой как абсолютная безответность и обреченность: лишь сам поэтический дар служит единственной компенсацией и платой за все те бедствия и страдания, которые обрушиваются на поэта, идущего:
Как по канату и как на свет,
Слепо и без возврата.
Ибо раз голос тебе, поэт,
Дан, остальное — взято.
Это стихотворение о тяжелой ноше особого дара поэта. Сама миссия поэта вынуждает его к противостоянию, оппозиции, потерям: «Всякий поэт по существу эмигрант, даже в России. На поэте - на всех людях искусства. особая печать неуюта».
Слушать стихотворение Цветаевой Народ
Темы соседних сочинений
Картинка к сочинению анализ стихотворения Народ
Настроение произведения Народ
