• Анализ стихотворений
• Цветаева
• На бульваре

Анализ стихотворения Цветаевой На бульваре



НА БУЛЬВАРЕ
без даты

В небе — вечер, в небе — тучки,
В зимнем сумраке бульвар.
Наша девочка устала,
Улыбаться перестала.
Держат маленькие ручки
Синий шар.

Бедным пальчикам неловко:
Синий шар стремится вдаль.
Не дается счастье даром!
Сколько муки с этим шаром!
Миг — и выскользнет веревка.
Что останется? Печаль.

Утомились наши ручки,
— В зимнем сумраке бульвар. —
Наша детка побежала,
Ручки сонные разжала…
Мчится в розовые тучки
Синий шар.

Край юности о поэме М. Цветаевой Чародей

Не найти нам лучшей характеристики, чем та, что дана Цветаевой себе в интересующий нас период: «Между мной 18 л и мной 28 л - бездна». Безусловно, Марина права, оглядываясь на прошедшее десятилетие и оценивая его по шкале роста творческих сил, а точнее – по шкале cобственного «мирослушанья, слышанья» - вот где бездна разверзлась: 1910-ый – рядовой, «старорежимный» гимназический год, год, отмеченный изданием первого сборника стихов; 1920-ый – стихи, собранные в изданные и ждущие издания книги, неизвестность о Серёже, потеря Ирины, «серия дурного поведения» - и «Россия, вместе с революцией ворвавшаяся в её творчество».
Та же бездна между «Чародеем» (первая поэма, Марине 21 год) и «Царь-Девицей» (следующая поэма, Марине почти 28). Есть исследователи, которые вставляют в хронологический ряд между этими двумя цикл стихотворных драм, тем самым причисляя их к поэмам. Позвольте не согласиться: жанры смешивать нельзя! Если автор называет одно произведение поэмой, а другое драмой, значит, имеет на то веские основания. Драмы пишутся в расчёте на зрителя, прежде всего. Для Марины, из всех органов чувств признающей только слух, – драмы периода «магического круга вахтанговской Третьей Студии», влюблённости в Ю. Завадского – вынужденное снисхождение. «Я тогда думала – из-за него, что ему – его – себя, себя к нему – читаю – перед всеми – в первый раз», - то есть, и здесь действует на слух, но с помощью драматургии - средства, наиболее доступного пониманию адресата. Правда, снисходя к театру, поэт оставляет нам существенную ремарку: «Дама в плаще – моя душа, её никто не может играть». Не потому ли ни разу Марина не сожалела о том, что драмы на сцене поставлены не были? Оставив стихотворные драмы в покое, настаиваю: между первой и второй поэмой Марины Цветаевой – «бездна»! У нас, читателей, нет иной возможности понять глубину чувств поэта, кроме как встать на краю бездны вместе с ним. А дальше – как получится…

«Чародей» пишется с 15 февраля, дата окончательного текста – 4 мая 1914 года. Скорей всего (сама Марина никогда этого не упоминала) толчком к написанию поэмы послужил выход в начале 1914 года книги Льва Эллиса «Арго», в которой многие произведения сопровождаются посвящениями, в том числе Марине и Асе Цветаевым. Найти своё имя рядом с В. Нилендером, а особенно – рядом с А. Блоком! Марина не могла не ответить благодарностью! Что-что, а благодарить она умеет с максимальной щедростью! Ещё одно обстоятельство, куда более важное, чем посвящения, требует благодарности. В 1914 году Марина уже летит над «бездной» - готовит четвёртый сборник, назвав его «Юношеские стихи», т.е. подводит итог большому законченному периоду, - и вдруг Эллис, показав, какими он запомнил сестёр Цветаевых, дарит возвращение в юность! Она-то знает: «Закрепляйте каждое мгновение, каждый жест, каждый вздох… - всё это будет телом вашей оставленной в огромном мире бедной, бедной души». Как же не оглянуться, не увидеть, не «закрепить» хотя бы один день двух сестёр, девочек-подростков, прожитый в общении с необыкновенным человеком, не поделиться этим днём с читателем? Другой возможности не будет. С расстояния пяти лет замужняя женщина, мать, человек с несоизмеримо большим опытом, чем в те шестнадцать, которые воскресают в поэме, Марина возвращается в свою юность, щепетильно навёрстывает упущенное. Так рождался «Чародей». Неудивительно, что название подсказано тем же Львом Эллисом – взято из стихотворения «В Рай», посвящённого Марине.
«Чародей» - парад войск – смотр всех поэтических достижений молодого автора. Для парада нужна крупная форма. Первая поэма - квинтэссенция юношеского творчества. Ритм, лексикон, стилистика, тематика, апробированные автором прежде в отдельных стихотворениях, здесь верно служат решению масштабной задачи. Вспомним первых рецензентов – они честны и почти единодушны в оценках ранних произведений Цветаевой. Всё, отмеченное рецензентами при дебюте юного поэта, в полной мере можно отнести к «Чародею», поскольку на саму поэму откликов (и спустя столетие со времени написания!) – с гулькин нос – не повезло первой поэме, к читателю она пришла всего лишь 20-30 лет назад. Иные времена – иные интересы. Вопросы: «Как это сделано?», «Какими средствами влияет на читателя?», «Что я, читатель, чувствую?» - мало кого интересуют в эпоху постгуманизма… Итак, слово предоставляется тем, давним, рецензентам.

М. Волошин:
Кто Вам дал такую ясность красок?
Кто Вам дал такую точность слов?

Н. Гумилёв: «нова смелая (иногда чрезмерно) интимность, детская влюблённость», «умиленность собой и окружающим», «любование пустяками жизни», «инстинктивно угаданы все главнейшие законы поэзии»…

В. Брюсов: «повседневность», «непосредственные черты жизни», «домашность», «милые пустяки», «изящные безделушки»…
О, эти первые отклики на твоё творчество! Не всё в них ты приняла, не последовала – твой путь вёл в другую сторону, в страну «Цветаева – первый поэт ХХ века». Определение И. Бродского - хорош подарок к твоему столетию!

А теперь - только о «Чародее». Поэма невелика по объёму. Удачно выбран сюжет, замкнут одним днём. Сюжет прост, и пересказать его можно в двух словах: к сёстрам-подросткам пришёл интересный гость; они пили чай, гуляли на бульваре; потом вернулись домой, играли на рояле, танцевали, мистифицировали. Последовательность изложения – в лучших традициях классицизма – единство времени и места. Что-то очень знакомое напоминает сюжет этого произведения… Ах, да! Кто не писал в школьные годы сочинение на тему: «Как я провёл…»? Одна поправка: эмоционально-экспрессивная окраска превозносит текст из банальности в область высокой поэзии.
Поэма пишется в период, когда автор окружён мистификациями, неудивительно, что и сам сюжет мистифицирован. Вроде бы, обычный, рядовой день:

—Семь раз в течение недели
Такой звонок!

- так в завязке сюжета характеризуется происходящее. Но на деле день - не обычный! Есть в тексте точное указание на дату. Марина не бывает неточной даже в мелочах, тем более – в датах! И мы, читатели, тоже должны быть внимательны. Время действия – 15 апреля 1909 года – празднуется День ангела Анастасии (свидетельство об этом промелькнёт где-то перед концом эпизода «в столовой»):

именинный,
Прощай, пирог!

- только сопоставив возраст героинь, время года и неброское замечание про «именинный пирог», мы, друзья-читатели, сами определяем дату. Марина, как всегда, приглашает нас к со-творчеству.

Композиционно поэма делится на несколько сцен, обрамлённых вступлением и заключением (так и хочется добавить: «в которых автор напрямую вступает в действие», поскольку только в начале и конце произведения возникает речь от первого лица, единственного числа). Но, читатель, читатель! Будь бдителен! Смотри, как Марина с головой ныряет в тему с первых слов:

Он был наш ангел, был наш демон,
Наш гувернер — наш чародей,
Наш принц и рыцарь. — Был нам всем он
Среди людей!

В нем было столько изобилий,
Что и не знаю, как начну!
Мы пламенно его любили —
Одну весну.

- из восьми строк вступления только в одной – речь от первого лица – мимолётом, а кругом – «наш», «мы». Не кажется ли тебе, читатель, что слово сразу же предоставлено героиням произведения? Вот только что на наших глазах автор нырнул с вопросом: «не знаю, как начну», но тут же - без лишних брызг - появляется на поверхности с готовым ответом, вложенным в уста тех, чьим героем был обладатель «изобилий»:

Мы пламенно его любили —
Одну весну.

-не мы первые подмечаем, как умеет Цветаева начать текст такой высотой звучания, что любой другой автор на этом бы поклонился и покинул сцену, посчитав произведение законченным. Мы лишь констатируем, что уже в завязке первой поэмы можно отметить характерное для всего творчества Марины, выделенное И. Бродским в анализе «Новогоднего»: «Цветаева – максималист». О заключительном, действительно – авторском, слове поговорим в своё время, а сейчас, следуя логике повествования, обратимся к основной части композиции поэмы.

Читатель, ты не против, если для удобства анализа, мы разделим главную часть текста на пять условно названных картин: мезонин, столовая, бульвар, зала, кабинет? Условно, потому что поэма не разделена на главы, но в каждой из картин автором полностью раскрывается один из аспектов главной темы – образа героя произведения (и об этом поговорим в своё время). Несмотря на то, что картины состоят из разного количества катренов (желающим предоставляется возможность посчитать самостоятельно), они производят впечатление уравновешенности за счёт полученной нами информации, за счёт сосредоточенной наполненности действием, за счёт соответствия состояния природы настроению героев.
Обратимся к первой картине, основным местом действия которой станет мезонин.

Один его звонок по зале —
И нас охватывал озноб,
И до безумия пылали
Глаза и лоб.

И как бы шевелились корни
Волос, — о, эта дрожь и жуть!
И зала делалась просторней,
И уже — грудь.

И руки сразу леденели,
И мы не чувствовали ног.
— Семь раз в течение недели
Такой звонок!

Он здесь. Наш первый и последний!
И нам принадлежащий весь!
Уже выходит из передней!
Он здесь, он здесь!

Он вылетает к нам, как птица,
И сам влетает в нашу сеть!
И сразу хочется кружиться,
Кричать и петь.

От звонка гостя до выхода его из передней сколько мгновений проходит в обычной жизни? Здесь же мгновения ощутимо растянуты, буквально осязаемы, подобно колебаниям маятника, - такова амплитуда ощущений героинь – от озноба до пылания, от роста внешнего пространства до сужения внутреннего, от оцепенения до полёта. По тому, какой шквал эмоций обрушивается на девочек, мы понимаем значение для них этого гостя, и уже легко, в мгновение ока, преодолеваем вместе с ними крутую лестницу в мезонин:

Прыжками через три ступени
Взбегаем лесенкой крутой
В наш мезонин — всегда весенний
И золотой.

После чего наступает длительный описательный отрывок, в котором автор даёт нам возможность отдышаться, огдядеться. Пользуйся, читатель, предоставленной возможностью – от Марины не часто дождёшься такой роскоши! Прежде всего, оглянемся на сжатое обозначение места действия. Взлетая лестницей, мы чуть было не проскочили мимо:

… наш мезонин — всегда весенний
И золотой.

Не поставь автор закавыку «всегда», «весенний» нами понималось бы легко, как время действия – «любили одну весну». Всегда весенний = весенний на протяжении весны? Нет, такого ляпа автор не допустит! Здесь «всегда весенний» = в любое время года, на протяжении всей нашей жизни в мезонине, потому что мы – своей юностью - создаём в нём весеннее настроение! А «золотой». О чём говорит такой эпитет? Ведь не из золота мезонин, не золотые предметы в нём, поскольку живут здесь обыкновенные девочки, а не легендарный царь Мидас, не король-Солнце (кстати, последнего Марина называла «Золотой Людовик»). Что люди называют золотым в переносном смысле? – Золотые руки, золотой характер, золотой человек, золотые россыпи слов – подразумевается высшая степень положительного. Ещё говорят: «Не всё золото, что блестит», но это МУДРОСТЬ говорит. Логично предположить, что именно немудрёный возраст героинь подчёркивает автор, употребив «золотой» в качестве «блестящий, сияющий, солнечный». Первое место действия начинается ярким солнечным светом.
А теперь медленно переводим взгляд по беспорядочным мелочам – о, какое длинное предложение с перечислением, вроде бы, случайно попадающих на глаза предметов! Напоминает перечисление «Как я люблю…» из «Встречи с Пушкиным», стихотворения, написанного за пять месяцев до «Чародея». Но там каждая фраза – шаг в гору, и каждый шаг – своеобразен – то гора уступает пологостью (шаг ровный, ограничен запятой или точкой), то возникающие препятствия диктуют шагу перемену ритма с помощью тире, восклицания, многоточия. Здесь же именно передышка – «ворох», «полчище», «грозди» - изобилие для глаз, а дыхание тем временем восстанавливается.

Садимся — смотрим — знаем — любим,

- четыре глубоких вдоха перед следующим вихрем.
Ведь никак не получается назвать диалогом то, что происходит в дальнейшем в мезонине? Автор безжалостно сталкивает голоса участников действия в длинных монологах, да и монологами, честно говоря, происходящее не является.

Два скакуна в огне и в мыле —
Вот мы! — Лови, когда не лень! —
Мы говорим о том, как жили
Вчерашний день.

И:
Жерло заговорившей Этны —
Его заговоривший рот.
Ответный вихрь и смерч, ответный
Водоворот

- и слава Богу, этот «водоворот» речи автор подаёт нам в пересказе, сгруппировав отдельные реплики действующих лиц. «Мы говорим» о детском: «бегали по зале сегодня ночью при луне»; о делах учебных: «начальство наших двух гимназий нас гонит двух»; даём (по-девичьи двусмысленно - всерьёз или шутя?) любовные обеты:

— Так и останемся втроем! —
О, никогда не выйдем замуж,
Скорей умрем!.

О чём говорит он? – О, этот отрывок авторского текста невозможно ужать, остаётся цитировать полностью:

Здесь и проклятья, и осанна,
Здесь всё сжигает и горит.
О всем, что в мире несказанно,
Он говорит.

Нас — нам казалось — насмерть раня
Кинжалами зеленых глаз,
Змеей взвиваясь на диване.
О, сколько раз

С шипеньем раздраженной кобры,
Он клял вселенную и нас, —
И снова становился добрый.
Почти на час.

Чревовещание — девизы —
Витийства — о, король плутов!

Нет для него запретных или неясных тем: «О всем, что в мире несказанно»… Отметим два последних слова: «король плутов» - ещё одна характеристика заглавного героя попутно добавлена к заявленным в начале поэмы. Ангел – демон, гувернёр – король плутов… Выбирая полярные значения для характеристики, Цветаева создаёт напряжённое поле. И этого ей мало. Сравнивая героя в первом же эпизоде с двумя природними врагами – с птицей и змеёй, она усиливает напряжение. Уже в этой картине появились первые черты, описаны глаза и рот героя, но мы к портрету обратися отдельно, ознакомившись со всеми картинами.
На этом, собственно, мезонин кончился, поскольку в данный момент звучит приглашение к чаю, и хазяйки с гостем спускаються в столовую. Но тут перемена места для автора не столь важна. Вспомним, каким ёмким, эмоциональным и многословным, был подъём в мезонин! Здесь же мгновенный перелёт от: «нам уже доносят снизу, что чай готов» к «пятипудовым тёткам» за столом.

Думается, что перемена места действия не важна, потому что сохраняется главное –продолжается рассказ о герое. Пишется его портрет. В протяжение всей сцены чаепития внимание автора сосредоточено на Эллисе – фигура, жесты, манера поведения. Что-то неуловимо изменилось в подаче образа героя… Чего-то не было в мезонине… Сосредоточимся на этом. попробуем решить задачку с чаепитием. Вот её условие:

Среди пятипудовых теток
Он с виду весит ровно пуд:
Так легок, резок, строен, четок,
Так страшно худ.

Да нет, — он ничего не весит!
Он ангельски — бесплотно — юн!
Его лицо, как юный месяц,
Меж полных лун.

Упершись в руку подбородком, —
О том, как вечера тихи,
Читает он. — Как можно теткам
Читать стихи?!

Ответить надо на вопрос: сколько человек за столом? Если ты, читатель, хоть раз прочёл поэму, а я почему-то уверена, что ты её читал, то сейчас, в общем-то, легко ответишь: во всей поэме, кроме сцены на бульваре, присутствуют трое. Садись, два, ответ неверный! Присмотрись к «тёткам» - в первом случае «пятипудовых тёток» ещё можно посчитать иронически представленными героинями (кто не знает, как смущало в юности Марину её пышущее здоровьем тело?), но тётки из третьего катрена – никак не наши героини! Потом, на бульваре прозвучит главное об Эллисе: «Наш свой — поэт». Нашему позволено всё, даже самое интимное – стихи! Эллис – первый настояний поэт, которому Марина читала своё, и только представить можем, с каким чувством она СЛУШАЛА ЕГО СТИХИ… В процитированном отрывке звучит ревнивое возмущение: «Как можно теткам читать стихи?!» - явно наши герои окружены какими-то другими, посторонними тётками, ну ладно, пусть не посторонними, но для развития действия их функция является вспомогательной. Ведь не будь этих тёток, мы бы так никогда и не узнали, каким «чинным», «преувеличенно-учтивым» может становиться герой в обществе иных людей, не похожих на сестёр-героинь.

Как, улыбаясь, прячет жало
И как, скрестив

Свои магические руки,
Умеет — берегись, сосед! —
Любезно отдаваться скуке
Пустых бесед.

При сёстрах-подругах места «пустым беседам» нет! Тебя, читатель, ещё интересует вопрос: кто же эти тётки? Ну что ж, Бог в помощь! Открывай мемуарную прозу Марины Цветаевой! Мы же задачку решали с другой целью – показать, как автор расставляет приоритеты. Помните перечисление предметов в мезонине? Там дешёвеньким стеклянным бусам подарено четверостишье! Здесь близкое окружение (кто как не близкие люди приглашены на именины?) названо тётками – обезличено. Круто! Характерно для «максималиста»! Контраст действия в первых двух картинах, безусловно, срабатывает на раскрытие образа героя. Возникают подзаголовки картин: мезонин – Эллис в компании подруг; столовая – он в приличном обществе.
А теперь отправимся с действующими лицами поэмы прогуляться по Тверскому бульвару, к памятнику Пушкину! Зачем автору нужна картина бульвара? Первый ответ на поверхности: так было в тот день.

Скорей на свежий, на весенний
Тверской бульвар!

Нам так довольно о Бодлере!
Пусть ветер веет нам в лицо!

Но мы-то уже знаем, как Марина обходится с действительностью: тётки тоже были, да промелькнули, удостоенные одного нелестного эпитета на всех. Думается, прежде всего, бульвар даёт автору возможность пустить в ход средства, не использованные до этого момента в тексте, - средства пейзажной лирики. Подзаголовок картины «бульвар» рождается сразу – портрет героя на фоне природы. После двух противоположных интерьеров природа просится в портрет. В лёгкой, быстрой манере – отдельными уверенными мазками – Цветаева передаёт движение и ароматы воздуха, смену оттенков освещённости, разнообразие звуков, многообразие лиц, вписанных в картину. Такой пейзаж, к сожалению, ни живописец, ни фотограф, ни самый чуткий кинематографист создать не смогут при всём желании. Только мастеру слова подчиняются одновременно все мгновенные изменения в природе.

— И этот запах, этот запах
От тополей.

Бульвар сверкает. По дорожке
Косые длинные лучи.
Бегут серсо, за ними ножки,
Летят мячи,

Другие остаются в сетках.
Вот мальчик в шапочке «Варяг»
На платьице в шотландских клетках
Направил шаг.

Сияют кудри, щечки, глазки,
Ревун надулся и охрип.
Скрипят колесами коляски,
— Протяжный скрип. —

Там мама наблюдает зорко
За девочкой с косой, как медь.
В одной руке ее — ведерко,
В другой — медведь.

Какой-то мальчик просит кашки.
Ох, как он, бедный, не дорос
До гимназической фуражки
И папирос!

О вейтесь, кудри, вейтесь, ленты!
Увы, обратно нет путей!
Проходят парами студенты
Среди детей.

Играет солнце по аллеям.
— Как жизнь прелестна и проста!
………………………………
А там, в полях необозримых,
Служа Небесному Царю,
Зажег зарю.

На всём закат пылает алый,
Пылают где-то купола…

Таким был предвечерний час Тверского бульвара 15 апреля 1909 года. Благодаря Марине мы можем вдохнуть всю его радость полной грудью спустя столетие. Вдохнут его и читатели более отдалённых времён – такова сила слова Цветаевой. Вернёмся к началу картины:

Поют по-гоголевски двери,
Скрипит крыльцо. —

— И этот запах, этот запах
От тополей.

Бульвар сверкает. По дорожке
Косые длинные лучи.

- Марина доверяет читателю, опускает описательность, обращается к нашему опыту. Вспомним, как, засидевшись в помещении, мы выходим на улицу, назовём первые ощущения –свежий воздух, яркий свет – дышим, прищурив глаза. Марина – о том же – высоким словом поэзии!
Обратите внимание: никаких бульварных решёток, скамеек; архитектура, по определению сдавливающая бульвар со всех сторон, представлена отдалёнными куполами – создаётся впечатление бесконечности бульвара, переполненного движением. Нам, читавшим воспоминания Цветаевой о том, как «Памятник-Пушкину» приходил к ней в гости, не должно причислять «Чугунного правнука Ибрагимова» к архитектурным деталям, будем считать его конечной целью движения, а саму прогулку – одним из ответных визитов к нему.
Всё, сказанное о бульваре выше, относится к внешней стороне композиционного решения поэмы – разбить, разрядить долгое пребывание в доме, максимально разделить происходящее с героями до и после прогулки. Внутренняя задача картины «бульвар» - сохранить интригу, выдав очередную порцию сведений о заглавном герое. Коль Марине было угодно сохранить интригу, не проговоримся и мы, отметим лишь, как на фоне огромных пространств и массы народа автор тщательно выписывает детали портрета, укрупняет черты до предела – Цветаева верна приёму контраста и в этом эпизоде. Возвращаясь с бульвара в дом, оглянемся на строки, завершающие одну картину и открывающие новую:

А там, в полях необозримых,
Служа Небесному Царю,
Чугунный правнук Ибрагимов
Зажег зарю.

На всём закат пылает алый,
Пылают где-то купола,
Пылают окна нашей залы
И зеркала.

Из черной глубины рояля
Пылают гроздья алых роз.

Четырежды(!) повторённым глаголом «пылают» автор связывает картины. Пожар не на шутку разгорелся. Стоп, читатель! А ведь мы были свидетелями, как Марина его, этот костёр, разводила! Вернёмся-ка в начало текста поэмы… Вот оно, высокое «ля» завязки:

Мы пламенно его любили

- а в начале первой картины:

И до безумия пылали
Глаза и лоб.

Оказывается, с самого начала – непринуждённо, последовательно автор гнёт свою линию «ПЛАМЕННО любили». «Пылали глаза» - кажется, не самый удачный глагол в сочетании с глазами – не собака ли Баскервилей? Но Марине нужен именно этот глагол, потому что потом от уже пылающих глаз разгорится закат, а не наоборот. «ПЛАМЕННО любили» - окрасили своей любовью окружающий мир. Закономерная последовательность.
Переход от третьей к четвёртой картине подан в таком всепобеждающем размахе света! А не поискать ли нам связь этого перехода с предыдущими переходами от картины к картине? Возможно, и в них обнаружится закономерность? Если в начале «мезонина» о свете можно говорить с большой натяжкой, притянув за уши общее место «всегда весенний и золотой», то между «мезонином» и «столовой» вообще нет речи о свете… Возможно, нам не следовало разделять эти два эпизода? Приём противопоставления «мезонина» и «столовой» срабатывает вчистую, не нуждаясь в дополнительных красках. Между «столовой» и «бульваром» точно нет заката, но не зря мы возвращались:

Чай кончен. Удлинились тени,
И домурлыкал самовар.
Скорей на свежий, на весенний
Тверской бульвар!

Скромно, всего в полстроки – «Удлинились тени»! Переход от картины к картине, с одного места действия в другое происходит с помощью смены освещённости. Естественно, время идёт – освещённость меняется. Сначала мезонин «золотой» - цвет солнечного дня, потом «удлинились тени» - свидетельствует, что день идёт на убыль, дальше – огромная панорама заката – предвестник необыкновенного вечера. Такое последовательное обращение автора к моменту освещённости позволило нам разделить текст на условные картины. С одной стороны «Удлинились тени, и домурлыкал самовар» - логическое завершение картины – здесь больше нечего делать, с другой стороны от «удлинились тени» родится напряжение атмосферы в кабинете, подобно тому, как от «пылали глаза» разгорелся закат.
Переходим к четвёртой и пятой картинам, действие которых разворачивается в зале и кабинете. Цветаева начинает и заканчивает эту часть поэмы прямой речью Эллиса. Создаётся впечатление, что философский монолог героя в зале насильственно прерван на самом интересном месте:

Я между Дьяволом и Богом
Разорван весь.

Две правды — два пути — две силы –
Две бездны: Данте и Бодлер!

Тут бы слушать и слушать! Героини же, вопреки логике, не позволяют Чародею оседлать любимого конька:

Но, милый, Данте ты оставишь,
И с ним Бодлера, дорогой!
Тихонько нажимаем клавиш,
За ним другой…

Неужели девочки не понимают, им скучна литературная тема? Ох, какая убийственная характеристика для тех, кому литература станет хлебом насущным! Разве не мог автор избежать конфуза, организовав сцену иначе? К примеру, так: вернувшись с прогулки, помузицировали, потанцевали, а потом, на ночь глядя, выслушали философские убеждения героя. В том-то и дело, что ТАК нельзя! Марина следует правде жизни: девочки на прогулке получили огромный заряд энергии, им невозможно моментально превратиться во внимательных слушателей, не выплеснув энергию в шумное действие. Но, если бы не появился в начале картины прерванный монолог, мы, читатели, не смогли бы прочувствовать всю фееричность перевоплощений в зале как острую необходимость.
Главное действующее «лицо» в зале – музыка, герои полностью в её власти. Трудно сказать: музыка ли сопровождает перевоплощения, или перевоплощения рождаются благодаря музыке? Уникален ход автора при передаче музыки словом. Только раз Марина напрямую обозначает темп в связи с перевоплощениями:

По первому аккорду марша

Но музыка-то началась до того:

И звуки — роем пчел из улья —
Жужжат и вьются вьются — кто был прав?!
Наш Рыцарь Розы через стулья
Летит стремглав.

Какое произведение исполняют героини? Оттого, что звуки «роем» «жужжат и вьются», оттого, что герой «летит стремглав», мы готовы ответить: звучит «Полёт шмеля» (интермедия из оперы Н. Римского-Корсакова «Сказка о царе Салтане») – честно говоря, это только наше предположение, автор в очередной раз доверяет читателю самостоятельный выбор.
С маршем же не так всё просто. По некоторым неброским деталям текста мы приходим к заключению, что несколько маршей следуют друг за другом, во всяком случае, как минимум, звучат два абсолютно разных произведения. Попробуем обосновать. Солдат может превратиться в Наполеона на протяжении звучания одного марша:

Чу! — Звон трубы! — Чу! — Конский топот!
Треск барабана! — Кивера!

- естественно предположить – марш французского композитора начала девятнадцатого века, периода победоносного утверждения императора – героя юности Марины. Но вот:

Магическою силой руки
По клавишам — уже летят!
Гремят вскипающие звуки,
Как водопад

Цирк, раскаленный, как Сахара,
Сонм рыжекудрых королев.
Две гордости земного шара:
Дитя и лев.

Под куполом — как царь в чертоге
Красуется британский флаг.

«Британский флаг» - как говорится, совсем другая опера! Цирк приехал! (Тут, читатель, я могу только от свого имени говорить, потому что у тебя возможны другие ассоциации. У меня же цирк сопровождается маршем: «Со-вет-ский цирк! Па-ра - па-ра – па-ра-ба-рам!») Не будем зацикливаться, отметим лишь, что музыка, сопровождающая цирковые перевоплощения героя, изменяется тоже. Отгремели «вскипающие звуки», окончилось выступление клоуна.

Под говор напряженных струн

на арене появляется канатоходец. В соответствие музыке

Уже канат дрожит тугой
Под этой маленькой и твердой
Его ногой.

На выступлении канатоходца оканчиваются игры в перевоплощение, умолкает рояль, не потому, что музыка надоела, а потому что МЫ ХОТИМ СЛИТЬСЯ С ГЕРОЕМ В ДЕЙСТВИИ – будем танцевать ВТРОЁМ! А как же аккомпанемент? Кто нам придёт на помощь?

Рояль умолкнул. Дребезжащий
Откуда-то — на смену — звук.
Играет музыкальный ящик,
Старинный друг,

Весь век до хрипоты, до стона,
Игравший трио этих пьес:
Марш кукол — Auf der Blauen Donau 2 —
И экосез.

Конечно же, «старинный друг» выручает, играет венский вальс «Над голубым Дунаем».

О, вальс в три па!

- чувствуете, как ловко автор кружит нас по зале? Три па, три весны, три круга… «Тройной тоскующий тростник»… Да кружащиеся отражения в зеркалах… Так, вальсируя, мы попадаем в иной мир,

Вплываем в царство белых статуй
И старых книг.

А музыка, возможно, ещё звучит. Чем же, кроме продолжающегося вальса, нам объяснить странную сгруппированность по три предметов из следующего отрывка текста? Шкаф, филин, Зевс; «Платон - Бюст Аполлона — план Музея»…Последние аккорды, потому что

Уже везде по дому ставни
Захлопываются, стуча.

- вдруг мы начали слышать посторонние звуки. Давай, читатель, спустимся на грешную землю. Оказывается, Марина завела нас в кабинет отца. Следуя логике автора, разделяющего места действия путём изменения освещённости, нам надлежало бы тоже отделить «залу» от «кабинета», поскольку освещённость уже вступила в свои права:

Последним солнцем розовея,
Распахнутый лежит Платон.

Мы же, танцуя, чуть не пропустили важный момент. Прежде, чем окончательно удалиться в «кабинет», обозначим подзаголовок «залы» - перевоплощения героя.
Кабинет не обошёлся без перемены освещённости:

В гостиной — где пожар недавний? —
Уж ни луча.

Все меньше и все меньше света,
Все ближе и все ближе стук.
Уж половина кабинета
Ослепла вдруг.

Еще единым мутным глазом
Белеет левое окно.
Но ставни стукнули — н разом
Совсем темно.

Единственное отличие от предыдущих картин – мы сначала, кружась в вальсе, попадаем в кабинет, танцуя, замечаем его обстановку, а уж потом происходит угасание света. Кстати сказать, обстановка передана с кинематографической точностью! Нам ли, читатель, не знать знаменитый Трёхпрудный дом и кабинет Ивана Александровича Цветаева в частности? Больше автору свет не нужен. Но Цветаева не была бы Цветаевой, когда бы не вывела на сцену – антитезой свету – мрак.

Уже в углу вздохнуло что-то,
И что-то дрогнуло чуть-чуть.
Тихонько скрипнули ворота…
…
— Уж наши руки стали льдом —
… завороженный, невозвратный
Наш старый дом.
.
Еще какое-то пятно!
Уже ничто смешное в мире
Нам не смешно.

Уже мы поняли без слова,
Что белое у шкафа — гроб.
И сердце, растеряв подковы,
Летит в галоп.

Во мраке рождаются странные звуки, возникают таинственные видения, нагнетается атмосфера ужаса. Автор не педалирует, не называет слово, но, нанизывая одно за другим «уже» и «уж» подталкивает нас к самостоятельному обозначению атмосферы. От солнца к мраку, от радости к ужасу – наши чувства подготовлены к восприятию главного в Чародее. Он может всё, не только развлечь, развеселить, научить, но и предсказать будущее! И в этот момент возобновляется монолог героя, обобщив который, мы даём подзаголовок картине – откровения Эллиса – последняя деталь к образу заглавного героя.

Итак, все пять выделенных нами картин в подзаголовках напрямую связаны с образом героя. Настало время присмотреться, как, какими средствами пишет Цветаева портрет Эллиса. Как истинный портретист, она приступает к работе с ряда набросков: ангел, демон, гувернер, чародей, принц и рыцарь; находит общее решение в наброске:

— Был нам всем он
Среди людей!

В нем было столько изобилий…

Начинается детальная разработка портрета. «Вылетает, как птица» - первое сравнение - лёгкость, свобода движений или внутренняя свобода? – пока не важно, пока автором нащупывается суть… «Змеёй взвиваясь на диване», «с шипеньем раздражённой кобры» - обозначается контрастное решение…
Работа над портретом продвигается, как принято у художников, от общего к частному. Портрет Эллиса фрагментами разбросан по всей поэме. Первая деталь, ещё в мезонине, - рот. Наверное, для Марины – эта деталь главная в герое. Жерло вулкана – то есть рот - не говорящий, а извергающий. С таким собеседником никогда не знаешь, какие сюрпризы родит стихия, в какую сторону повернёт разговор. В картине столовой мы узнаём о глазах героя, видим его фигуру:

Он с виду весит ровно пуд:
Так легок, резок, строен, четок,
Так страшно худ.

Да нет, — он ничего не весит!
Он ангельски — бесплотно — юн!
Его лицо, как юный месяц…

Из этого же отрывка мы узнаём о возрасте героя, хотя по тому, как он «вылетал» из передней, как «прыжками через три ступени» поднимался в мезонин, как «вдруг — безудержно и сразу! — Он вспыхивает мятежом» уже догадывались о его молодости. Удивительное раскрывается в картине на бульваре:

Нам ровно тридцать лет обеим:
Его лета.

Оказывается, герой – вдвое старше! Узнав об этом в начале поэмы, мы могли сделать два вывода: то ли герой – инфантилен, то ли девочки не по годам развиты, коль им всем интересно проводить вместе время. Ох, не всегда, не всегда между людьми с такой разницей в возрасте возникают доверительные отношения! Марина не оставляет нам сомнений, отодинув информацию о возрасте в середину текста, показав прежде взаимоотношения действующих лиц: чародей молодеет при сёстрах, они при нём – взрослеют – однозначно!
В этой же, центральной по композиции, картине детально - крупным планом – глаз, рот, ус (именно: не усы – ус! - настолько крупно!) – разработан портрет. Всё чётко, точно совпадает с описанием Эллиса у других авторов. Нюансы: там, где у других «остро-зелёные глаза», здесь «насмерть раня кинжалами зелёных глаз»; там «ярко красные, вампирные губы», здесь «жерло заговорившей Этны – его заговоривший рот», «над раскалённым, вурдалачьим, тяжёлым ртом»; там «как будто лакированная бородка», здесь «крутое остриё бородки, как злое остриё клинка». А ведь те, другие, оставляя нам воспоминания о Льве Эллисе, тоже старались быть точны, задумывались над словами для его описания, были образованы и литературно одарены. Только вот никто не додумался подать портрет в наиболее выигрышном для личности Эллиса ракурсе – в профиль!

И видит каждая из нас:
Излом щеки, сухой и резкий,
Зеленый глаз,

Крутое острие бородки,
Как злое острие клинка,
Точеный нос и очерк четкий
Воротничка.

(Кто с нашим рыцарем бродячим
Теперь бредет в луче златом. )
Над раскаленным, вурдалачьим,
Тяжелым ртом, —

Уса, взлетевшего высоко,
Надменное полукольцо.

Всё гениальное просто. Черты лица выписаны с предельной чёткостью, физически ощутимо. «Надменное полукольцо» в сочетании с «юным месяцем» лица создают впечатление незавершённости, недописанной окружности. Возможно, именно в этом суть Эллиса – незавершённость, недописанность, недовысказанность? И обратите внимание: не самого героя, а только полукольцо уса Марина называет надменным. Герою в эпитетах нет нужды!
Из первых трёх картинмы уже многое знаем об импульсивности, несдержанности, даже взрывоопасности его характера, о воспитанности, образованности – все эти сведения разбросаны по тексту, вплетены в действие. Нравится, не нравится нам такой герой – Марину мало заботит наше впечатление, она смотрит на него влюблёнными глазами. Влюблённые любуются, не оценивая. Так, доведя поэму до середины, автор подготовил нас к тому, что все выводы о герое читателю придётся делать самостоятельно.

Вторая половина композиции полностью посвящена внутреннему миру героя. В зале во всей красе пером Цветаевой раскрывается великий талант Эллиса к перевоплощениям. Но как это делается! Тут впору опять процитировать других авторов для сравнения, благо – цитат легко набрать воз и маленькую тележку, ведь ни один автор, писавший о Льве Эллисе, не умолчал о его способности к мгновенному превращению в того, о ком говорит. Одна закавыка: когда читаешь воспоминания об Эллисе людей из окружения Марины, возникает чувство вторичности материала, будто пишут о Льве Львовиче, потому что в наследии Марины есть поэма «Чародей», потому что она не позволяет обойти его молчанием. Вот и пишут, пытаются своими словами в прозе пересказать её стихи… Цветаева идёт другим путём, она не рассказывает о необыкновенном таланте, но даёт нам возможность самим оценить способности героя, УВИДЕТЬ перевоплощения Чародея здесь и сейчас.
Так же Мариной преподносится нам мировоззрение Эллиса – здесь и сейчас. Прямой речью герой открывает нам свои литературные, философские, теологические пристрастия. Широта взглядов его необыкновенна:

— «Я рыцарь Розы и Грааля,
Со мной Христос,

Но шел за мной по всем дорогам
Тот, кто присутствует и здесь.
Я между Дьяволом и Богом
Разорван весь.

Две правды — два пути — две силы –
Две бездны: Данте и Бодлер!»
— …………….

— «Есть в мире ночь. Она беззвездна.
Есть в мире дух, он весь — обман.
Есть мир. Ему названье — бездна
И океан.

Кто в этом океане плавал —
Тому обратно нет путей!

Действительно – «водоворот»! Если в начале поэмы Марина назвала его речь этим словом, то к концу показала безудержную стихию водоворота мыслей и тем. Что особенно интересно - герой собственной речью вводит себя в транс:

— Наш мир — до призрачности зыбкий
На трех своих гнилых китах Узнайте, вам обеим в мире
Спасенья нет!
……………..
— Хотите, — я сорву повязку?
Я вам открою новый путь

Себя-то вводит, но к чести девочек, ему не удаётся подчинить стихии их. Коль «спасенья нет», то и знать не надо:

«Нет, — лучше расскажите сказку
Про что-нибудь. »

Этими словами, собственно, заканчивается действие дня 15 апреля 1909 года. Дальше автор обобщает всё, сказанное о герое, вскользь, тактично, упомянув о его быте:

Без думы о насущном хлебе
Живущий — чем и как — Бог весть!

Подчеркну – тактично и красиво пишет о бытие Эллиса, поскольку «Без думы о насущном хлебе» напоминает слова Иисуса Христа о птицях. Снова птица! Оценить подход Марины к теме быта можно, сравнив его (здесь я вынуждена назвать имя) с раскрытием темы в мемуарах Анастасии. Ведь они находятся в равном положении - обе были влюблены в Эллиса, обе пишут о нём, когда от юношеской любви и следа не осталось. Нет! Следа не осталось – в мемуарах Анастасии, она с головой уходит в мелочность быта – мёртвые сраму не имут. Поэма Марины – живая «пламенная» любовь! Любящий интуитивно щадит самолюбие любимого.

Заключительный эпизод поэмы «Чародей» - прощальный взгляд Марины Цветаевой на невозвратное – откуда? из каких времён? На данном вопросе стоит задержать внимание.
Нам, читателям ХХI века, приятно и радостно было встретить Марину и Асю – единое в тридцатилетии на двоих, но в позме неожиданно вырастет обособленное будущее – ЦВЕТАЕВА – имя, которому все остальные имена станут только окружением, имя, которым остальные будут поясняться. И одно из первых имён – Эллис – самой Мариной определено его место.

О Эллис! — Рыцарь без измены!
Сын голубейшей из отчизн!
С тобою раздвигались стены
В иную жизнь.

Этим всё сказано: первый настоящий поэт, критик, проводник Марины в мир современной литературы. Не лучший ли в ряду её героев? То, что мы отмечаем сейчас, Марина понимала при написании поэмы. Единственная фраза из всего текста, когда автор выключает, пусть достаточно творческую, кинокамеру и пишет слухом будущих времён:

Не знаю, есть ли Бог на небе! –
Но, если есть –

Уже сейчас, на этом свете,
Все до единого грехи
Тебе отпущены за эти
Мои стихи.

А грехи были? О, какая злободневная для нашего времени тема – непаханое поле! Читатель, не развешивай уши, мы не будем ворошить прошлое – «грехи» отпущены Мариной! Она понимала, что своей поэмой дарит Эллису вечность. Где было бы его место спустя столетие? Нашлось бы место в мемуарах? Разве интересовались бы им мы, просто читатели – не историки, не критики, не узкие специалисты, не будь он героем «Чародея»? Марина ПРЕДВИДИТ значение поэмы, если не для собственного творчества, то для памяти об Эллисе – точно! «Мои стихи», за которые грехи отпускаются - самооценка труда. Кто-то скажет: завышенная, поскольку даже в приведённой цитате и рифмы затасканные, и ненужные слова-затычки, и сама фраза выпадает из текста. Не спорю, в «Чародее» много того, от чего в дальнейшем не останется следа. Но, если ты, кто-то, дочитал до этого места, значит творчество Марины тебе интересно? Лично мной технические промахи поэмы воспринимаюся достоинством – это дополнительная краска для передачи состояния юности.

Раз уж мы заговорили о технике, нельзя не коснуться ритма поэмы. Несколько стандартных страниц, заполненных четверостишьями в приятном для русского слуха ритме четырёхстопного ямба. Но как организован этот ритм! Прочитайте поэму вслух, если хотите – с секундомером. Сколько времени займёт чтение? Минуты. И в эти минуты втиснут огромный, энергетически насыщенный день, равный жизни. Даже не день – часы, прожитые с Эллисом – равны жизни, стоят того, чтоб их хранила и помнила вечность. Сумасшедшее presto! Каждая четвёртая строка – придыхание? передышка? - недосказанность чуть не выболтанной тайны; ошеломлённость от неожиданной догадки, небывалого открытия; незавершённость, брошенность строки – так дети бросают одну игру, вдруг потеряв к ней интерес, и принимаются за другую. «Обольщусь, сутью, форма сама придёт» - формула поэта. Не потому ли в одном ритме поэма «Чародей» и прекрасное стихотворение «Генералам двенадцатого года», написанное за полтора месяца до поэмы - в обоих случаях очарование молодости?
Марина не утрирует юные чувства – всё просто, искренно – восторг, влюблённость, грусть, веселье, ирония. И лейтмотивом:

Играет солнце по аллеям…
- Как жизнь прелестна и проста! -
Нам ровно тридцать лет обеим:
Его лета.

В общем-то, «Чародей» - прощальный поэтический привет трогательному миру детства и юности Марины – точка, закрывающая тему в стихах, дальше – только мемуарная проза в иной тональности. Удивительно, что ставя эту точку, Цветаева не подозревает, что прощается не с одним лишь детством, но и с одёжками технических возможностей, в которые дар уже не вмещается. Останется простота «милых пустякови», «изящных безделушек» на том краю бездны, с юной Мариной, изредка – затухающим эхом – всё реже и реже возникая в новом…

© Тамара Барышева. 2012
212080901203

Помощь ученику

Анализ стихотворения «Бабушке» 1914 год.
В стихах Цветаевой часто встречаются смерть и жизнь, и во­прос о том, как судьбы тех, давно уже ушедших людей отража­ются в судьбах нас, живущих сейчас. Девушка рассматривает портрет своей бабушки, умершей со­всем молодой — много лет назад. Овальная рама. Изображённая на портрете женщина одета по моде того времени: в чёрное пла­тье с раструбами (расширениями в виде воронки). Обращение «Юная бабушка!» звучит как оксюморон, но это так: люди, ушедшие из жизни молодыми, навсегда остаются та­кими в памяти потомков. Но по родственным связям молодая женщина является бабушкой поэтессы. Лирическая героиня пы­тается проникнуть во внутренний мир женщины на портрете: «Юная бабушка! Кто целовал / Ваши надменные губы?» Взгляд поэтессы словно скользит по изображению, с лица и губ переходит на руки, на локоны — всё это вызывает ассоциа­ции, впечатление отражается в эпитетах и сравнениях. Назывные предложения звучат печально и словно бы отдалённо: Руки, которые в залах дворца Вальсы Шопена играли… По сторонам ледяного лица Локоны, в виде спирали. Тёмный, прямой и взыскательный взгляд. Взгляд, к обороне готовый.

Библейские сюжеты также вовлекаются в метафорический контекст стихотворения: "Женою Лота // насыпью застывшие столбы. " По библейской легенде жена праведника Лота превратилась в соляной столп, так как оглянулась назад – на стены грешного, но дорогого ей города Содома, на родной очаг. Как же было не оглядываться в дорогое прошлое женщинам России, покидающим свою родину? "Насыпью застывшие столбы", – это, видимо, железнодорожные указатели километров, но это и неисчислимые окаменевшие от горя и отчаяния женщины-изгнанницы России. В сходном ключе, сочувствуя жене Лота, разрабатывает библейский мотив А. Ахматова в стихотворении 1924 года "Лотова жена". Ахматова также сочувствует жене Лота, которая не могла, в отличие от мужа, не оглянуться "На красные башни родного Содома, // На площадь, где пела, на двор, где пряла, // На окна пустые высокого дома, // Где милому мужу детей родила. " Потому и у Цветаевой "уезжают – покидают. остывают – отстают //. остаются" 2 .

Образ древнегреческой поэтессы с острова Лесбос Сафо (Сапфо) придает трагедии русских женщин общечеловеческое содержание: "Обезголосившая Сафо плачет, как последняя швея. ", – Сафо также вынуждена была оставить родной город. Сафо была необыкновенно знаменитой, ее изображения чеканили на монетах, ее чарующий голос сравнивали с пением соловья. Представить себе утратившую поэтический голос, обезголосившую Сафо невозможно: поэтическое слово – это способ ее существования. Но коль это произошло, значит, отчаяние и горе ее были беспредельны. Перед судьбой, властью рока оказываются все равны, потому что изгнание, потеря родины тяжелы и для гениальной поэтессы, и для "последней швеи". Отчаяние изгнания, повторяясь в веках, объединяет всех женщин.

"Рельсы" М. Цветаевой вызывают в памяти и стихотворение А. Блока "На железной дороге", прежде всего его начальные и заключительные строки:

Метафорой занимающейся, но прерванной в самом начале, угасшей до срока зари-жизни завершает Цветаева свое стихотворение:

И вновь цветаевская метафора оригинальна, непредсказуема 3. женщины обычно льстятся на полотно-ткань, но не на полотно смерти – самоубийство.

Анализ стихотворения М.И. Цветаевой «Какой-нибудь предок мой был – скрипач. »

Когда-то Марина Цветаева написала: «Гений тот поезд, на который все опаздывают». Наверное, трудно найти более емкое определение для характеристики ее самой. Ведь она и есть тот самый гений. Цветаева мощью своего творчества показала, по словам Е. Евтушенко, что женская любящая душа - это не только хрупкая свечка, не только прозрачный ручеек, созданный для того, чтобы в нем отражался мужчина, но и пожар, перекидывающий огонь с одного дома на другой.

Стихи Марины Цветаевой всегда очень эмоциональны и экспрессивны. Когда их читаешь, кажется, будто это и не стихи вовсе, а проснувшийся вулкан, извергающий потоки раскаленной лавы. Никогда не знаешь, куда направит свои бурлящие воды эта огненная река, что она спалит на своем пути. Обожжет ли твою душу ее жаркое дыхание или обойдет стороной?

М. Цветаева вступает в литературу как поэт с романтическим мировосприятием, максимализмом жизненных требований, крайним индивидуализмом жизненной и поэтической позиции:

Чтоб в мире было двое:

Черты романтической эстетики мы можем найти и в стихотворении Цветаевой «Какой-нибудь предок мой был – скрипач…». В центре поэтического сюжета лирический герой, которым оказывается сам поэт. Стихотворение во многом построено на эффекте неожиданности:

И было все ему нипочем,

Как снег прошлогодний – летом!

Таким мой предок был скрипачом.

Я стала – таким поэтом.

Таким образом, в стихотворении нет сюжета в традиционном его понимании. Оно построено с помощью конкретизации, раскрытия определенных черт лирического героя. Для этого Цветаева обращается к его возможной родословной. Так, в самом начале поэт (лирический герой) предполагает, что его предок был скрипачом, а при этом еще наездником и вором. Отсюда поэтесса делает вывод о чертах его (своего) характера:

Какой-нибудь предок мой был – скрипач,

Наездник и вор при этом.

И потому ли мой нрав бродяч,

И волосы пахнут ветром.

Формально это стихотворение делится на семь самостоятельных, но взаимосвязанных четверостиший. Связь между ними подчеркивается использованием одного и того же способа построения: тезис – вывод. Например, во втором четверостишии то, что предок «крадет абрикосы» (вор) становится причиной «страстной судьбы» героини. В третьей строфе тезис дает описательные характеристики, а затем следует вывод:

Дивясь на пахаря за сохой,

Вертел между изб – шиповник.

Плохой товарищ он был – лихой

И ласковый был любовник.

Можно сделать вывод, что композиция этого стихотворения двухчастна. Последнее четверостишие, а точнее, две его последние строчки, в определенном смысле противопоставлены остальным строфам стихотворения:

Таким мой предок был скрипачом.

Я стала – таким поэтом.

Важной особенностью этой части является то, что только здесь есть указание на пол поэта. Это очень важно в контексте времени, когда жила Цветаева. Она явилась одним из родоначальников русской «женской поэзии».

Таким образом, можно сказать, что тема стихотворения – образ поэта. Идея же его рассыпана по всему произведению и связана с романтическим пафосом. Он воплощается в портрете предка: «скрипач», «наездник и вор», «плохой товарищ», «ласковый любовник», «любитель трубки, луны и бус…». Романтизм проявляется и в автобиографизме стихотворения.

Цветаева-поэт боролась за право иметь сильный характер. Ее стихийность во всем стала стихийностью и ее стиха. Цветаева резка, порывиста, дисгармонична. Она, повинуясь интонации, рвет стихотворную строку на слова и слоги, а слоги переносит из одной строки в другую. Поэту прежде всего важен смысл, речь. Не жалея стиха, Цветаева резала строку цезурой и резко – с помощью тире – выделяла, «отбрасывала» слово вниз.

Все стихотворение «Какой-нибудь предок мой был – скрипач…» построено на центральном образе: предок – скрипач. Он раскрывается с помощью эпитетов, а также «красочного» и разнообразного синтаксиса - примет особого поэтического стиля М. Цветаевой. Поэт активно использует восклицательные знаки, тире, многоточия.

Одним из ключевых в произведении становится прием иронии. Сначала делается предположение: «Какой-нибудь предок мой был скрипач». А затем: «Что он не играл на скрипке». И хотя поэт иронизирует: «Таким мой предок был скрипачом. Я стала таким поэтом», можно без иронии сказать, что поэт Марина Цветаева состоялась. Ее поэзию трудно перепутать с чьей-либо еще. Перечитывая это ее стихотворение, можно смело сказать:

Я (Марина Цветаева) стала – таким поэтом!

Анализ стихотворения М. Цветаевой «Что же мне делать, слепцу и пасынку. »

Стихотворение «Что же мне делать, слепцу и пасынку…» было написано Мариной Цветаевой в 1923 году. Оно буквально наполнено противоречиями. Читатель чувствует пессимистичные настроения и безвыходность положения лирического героя, его отчуждение от окружающего мира. Для того, чтобы понять, откуда у тридцатилетней поэтессы возникли такие мысли, нужно обратиться к ее биографии.

В 1922 году Марина Цветаева вместе с мужем Сергеем Эфроном уехала за границу, в Чехословакию. Эмиграция оставила глубокий след в ее жизни. Смена страны, языка, постоянное отсутствие мужа (он был офицером Добровольческой армии), нехватка материальных средств – все это делало женщину еще более несчастной. За границей она всегда чувствовала себя одинокой, ведь, кроме мужа и детей, ее никто не принимал и не понимал. Вообще, вся поэзия Марины Цветаевой автобиографична, ее стихи часто называют исповедью поэта.

В стихотворении «Что же мне делать, слепцу и пасынку…» поэтесса, во-первых, показывает несуразность окружающего мира, во-вторых - противопоставляет себя этому миру и в-третьих – пытается найти выход их сложившегося положения.

Что отталкивает лирическую героиню от существующей действительности? Что ей неприятно в этом мире? Ответы на вопросы возникают по ходу развития стихотворения. Фальшь, грубость, отсутствие чувств и сострадания царят в этом мире, где плач называется «насморком», а «вдохновенье хранят, как в термосе». Последние две строчки каждой из строф содержат яркие антитезы:

С их невесомостью

С этой безмерностью

Лирическая героиня противопоставлена этому миру «серых». По сравнению с ними она чувствует себя духовно слепой и осиротелой, но, вместе с тем, она «певчая», первая. Все у героини не так, как у других, она сильно отличается от всех остальных и потому одинока:

Что же мне делать, слепцу и пасынку,

В мире, где каждый и отч и зряч,

Что же мне делать, певцу и первенцу,

В мире, где наичернейший — сер!

Но героиня не хочет мириться с безразличием окружающих, она не подчиняется, а пытается найти выход. О сильном желании бросить вызов этому миру свидетельствуют первые строки каждой строфы, которые начинаются словами «Что же мне делать». Поэтесса не только противопоставляет себя окружающим, но и пытается найти себя, свое место в этом обществе.

Эмоциональная напряженность лирической героини и сила ее переживаний передается через обилие восклицательных знаков, через короткие, как бы «рваные» предложения и фразы, сквозь которые проступает огромная сила воли и стремление к постоянному поиску и совершенствованию. Также важную роль играют слова-символы, такие, как «термос», хранящий вдохновение, «насыпи» - анафемы, «мост» - наваждение.

Читая это стихотворение, думаешь о том, что в любом обществе всегда найдутся такие чужые, непринятые и непонятые, как Цветаева. Если ты оказался чужим среди своих, то ни в коем случае нельзя подчиняться «серой» бездуховной массе, нужно стоять на своем, отстаивать свои убеждения и верить в них. Если же встретится «странный» человек, живущий по иным принципам, то не стоит сразу отталкивать его, а стоит попытаться понять этого человека, вникнуть в его мысли. Марине Цветаевой очень не хватало понимания, поэтому, возможно, ее жизнь и закончилась трагически:

Что же мне делать, слепцу и пасынку,

В мире, где каждый и отч и зряч,

Где по анафемам, как по насыпям —

Страсти! где насморком

Что же мне делать, ребром и промыслом

Певчей! — как провод! загар! Сибирь!

По наважденьям своим — как по мосту!

С их невесомостью

Что же мне делать, певцу и первенцу,

В мире, где наичернейший — сер!

Где вдохновенье хранят, как в термосе!

С этой безмерностью

Стихотворение М.И.Цветаевой «Моим стихам, написанным так рано. » (восприятие, истолкование, оценка)

Марина Цветаева занимает особую нишу в русской поэзии. Ее лирика интеллектуальна, грустна и очень красива. Стихи Цветаевой волнуют наши сердца, будят в нас самые светлые и искренние чувства, доставляют подлинное эстетическое наслаждение. В стихах этой поэтессы Серебряного века главное – не слова, не их буквальное значение. В первую очередь для Цветаевой важно то, что кроется за словами, то, к чему бегут строчки; то, к чему ведут стремительные рельсы-тире; то, к чему влечет скрытая в стихах стремительная интонация… Стихи поэтессы разнообразны по мотивам и очень интуитивны: «Моим стихам, как драгоценным винам, // Настанет свой черед». Марина Цветаева оказалась права – ее время настало.

Стихотворение «Моим стихам…» создано в 1913 году, когда поэтессе был 21 год. Уже в таком юном возрасте в ее творческой кладовой имелся не один сборник стихов. Марина была харизматичной, сильной и амбициозной личностью, смело заявляла о себе и претендовала своей лирикой на место в душах людей.

В этом стихотворении поднята проблема значимости и оценки творчества для самого автора, поиск его признания.

Лирическая героиня уверена в силе своего таланта. Она с любовью и трепетом относится к собственным творениям, приводит красивые сравнения:

Моим стихам, написанным так рано,

Что и не знала я, что я – поэт,

Сорвавшимся, как брызги из фонтана,

Как искры из ракет.

Из этого отрывка мы можем сделать вывод о том, что героиня, сопоставляя творчество с брызгами и ракетными искрами, считает стихи такими же динамичными, яркими, эмоциональными. Ее поэзия – не однообразный поток воды, а отдельные капли и огоньки, яркие, освещающие наш мир. Стихотворения Цветаевой не только образны, но и актуальны. Они взрывают серость и однообразие, затрагивают насущное, разжигают бурю эмоций:

Ворвавшимся, как маленькие черти,

В святилище, где сон и фимиам,

Моим стихам о юности и смерти,

Стихотворение проникнуто чувством уверенности и надежды. И пусть стихи героини «никто не брал и не берет», но наступит такое время, когда их оценят и полюбят.

Цветаева всегда осознавала свою значимость, значимость своих стихов. Она прекрасно понимала, что ее «звездный час» пробьет нескоро, но непременно наступит:

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черед.

Здесь определена позиция лирической героини - идти вперед. Стихи много значат для нее, в них - самовыражение, в них - отдушина, в них - вся жизнь!

Стихотворение «Моим стихам, написанным так рано…» является своеобразной отправной точкой молодой поэтессы. Ведь это очень важно - на начальном этапе своего творчества запастись смелостью, стойкостью и искренне любить тех, для кого пишешь.

Лирическая героиня преисполнена лихорадочной, вдохновенной силы творить и добиться признания. И пока она жива, в ней будет неугасимо гореть душевный творческий костер – костер любви к жизни и к людям, к природе, к святому ремеслу поэта.

Стихотворение написано ямбом и перекрестной рифмой, что создает жесткость его интонации. Именно этого и добивался автор.

Тема данного стихотворения требует серьезного подхода. Рассказывая о своей поэзии, для создания образности Цветаева прибегает к сравнениям: «Моим стихам … сорвавшимся, как брызги из фонтана, как искры из ракет», «моим стихам, как драгоценным винам»; одушевлениям: «ворвавшимся, как маленькие черти»(про стихи).

Используются в стихотворении и синтаксические средства художественной выразительности: параллелизм («сорвавшимся, как брызги из фонтана», «ворвавшимся, как маленькие черти»), повторы («моим стихам, написанным так рано», «моим стихам о юности о смерти», «моим стихам, как драгоценным винам»), восклицания («Нечитанным стихам!», «Где их никто не брал и не берет!»)

Лирическая героиня вступила на путь, откуда сделать шаг назад уже невозможно. Бесстрашная и безоглядная правдивость и искренность во всем были всю жизнь ее радостью и болью, ее крыльями и путами, ее волей и пленом, ее небесами и преисподней. О значении этого стихотворения в жизни и творчестве Цветаевой лучше всех сказала сама поэтесса в 30-е годы: «Формула – наперед – всей моей писательской и человеческой судьбы».

На мой взгляд, надежда М.Цветаевой на признание своей поэзии сбылась. Ее стихи ценят и любят. Читатели не «проглатывают» ее творчество, а наслаждаются и восторгаются каждой каплей стихов поэтессы, точно «дорогим вином».

Литвинюк Н.В. учитель русского языка и литературы,

МОУ «Лицей «Вектор»

Знакомство с основными этапами творчества М.И.Цветаевой, определение основных тем и мотивов ее лирики.

Развитие чувства прекрасного, умения читать стихи и эмоционально на них откликаться, совершенствование навыков анализа поэтического текста.

Развитие навыков работы с ресурсами Интернет.

Развитие критического и творческого мышления.

Воспитание уважение к чувствам другого человека, способность сопереживать.

Оборудование и ресурсы: 3-4 компьютера, медиаоборудование, ресурсы НП «Телешкола» и Интернет.

Эпиграф к уроку:

Вся моя жизнь – роман с собственной душой.

Возьмите стихи – это и есть моя жизнь.

Целеполагание, мотивационнный момент урока

1) Слово учителя к теме урока.

Особое место среди поэтов Серебряного века принадлежит М.Цветаевой (портрет М.Цветаевой), (слайд 1) Обратите внимание на эпиграф к уроку, это слова поэтессы, к кому они обращены? К нам. Цветаевой было суждено стать летописцем своей эпохи. Почти не затронув трагической истории ХХ века в своем творчестве, она раскрыла трагедию мироощущения человека, современника. Лирическая героиня дорожит каждым мигом, каждым переживанием, каждым впечатлением. В предисловии к сборнику «Из двух книг» (1913) она призывает: «Записывайте точнее! Нет ничего не важного!» Таков был ее литературный манифест.

Поэтический дар Цветаевой был необычайно многолик. Диапазон поэзии поразительно широк – от народных русских сказок-поэм до интимнейшей психологической лирики. Но чего ей не хватало, так это внимания. Цветаева очень хотела неравнодушия к себе, к своему творчеству, немного любви и внимания. Она предчувствовала, что будет забыта, будут забыты ее стихи. Поэтому в одном из стихотворений 1913 года она скажет:

Моим стихам, как драгоценным винам,

Настанет свой черед.

В связи с этим цель нашего урока – не остаться равнодушными к памяти замечательного поэта, определить, что волновало ее в разные периоды творчества, менялся ли образ лирической героини, в чем поэтическое своеобразие мира Цветаевой.

Изучению творчества М.Цветаевой мы посвятим 3 урока. Нам предстоит ответить на следующие вопросы. (Слайд 2) Уже в конце сегодняшнего урока мы сможем ответь на часть этих вопросов.

2) Организация работы в группах

Учитель: На уроке для достижения наших целей группе ребят предстоит, обратившись к ресурсам Интернет, в частности к «Телешколе», провести исследования по следующим вопросам (слайд 3).

(Ребята рассаживаются за компьютеры)

3. Анализ сборника «Волшебный альбом»

1) слово учителя о сборнике

Первый поэтический сборник М. И. Цветаевой «Вечерний альбом» вышел в 1910 году на ее собственные средства. «Первая моя книга вышла, когда мне было 17 лет, - писала Марина Цветаева, - стихи 15, 16 и 17 лет…».

Стихи, которые вошли в этот сборник, Цветаева разделила по трем рубрикам: 1. Детство. 2. Любовь. 3. Только тени. Стихотворение «Встреча», которым открывается сборник, стоит особняком. Попробуем внимательно прочитать и проанализировать это стихотворение. (Слайд 4)

2) анализ стихотворения «Вечер»

Вечерний дым над городом возник,
Куда-то вдаль покорно шли вагоны,
Вдруг промелькнул, прозрачней анемоны,
В одном из окон полудетский лик.

На веках тень. Подобием короны
Лежали кудри… Я сдержала крик:
Мне стало ясно в этот краткий миг,
Что пробуждают мертвых наших стоны.

С той девушкой у темного окна
- Виденьем рая в сутолке вокзальной -
Не раз встречалась я в долинах сна.

Но почему была она печальной?
Чего искал прозрачный силуэт?
Быть может ей - и в небе счастья нет.

-На какое время суток указывает автор?

-Как обычно мы говорим о вечернем времени суток?

-Как поэтически можно сказать о наступлении вечера?

-Какой поэтический образ возникает у Цветаевой?

-С помощью чего возникает невесомость этого образа?

-Какие ассоциации возникают у вас при слове «дым»?

-Какие строки подтверждают это положение?

-Какие образы указывают на зыбкость, мимолетность изображения?

-Почему Цветаева использует слово «лик», а не «лицо»?

-Какой мотив врывается в стихотворение вместе с еле сдерживаемыми эмоциями героини?

-С каким мотивом он переплетается и почему именно с этим мотивом?

Самая первая строчка этого стихотворения («Вечерний дым над городом возник…») указывает на конкретное время суток: речь идет о вечере. Теперь обратим внимание на слово «дым». Когда мы хотим сказать, что дело происходит вечером, мы говорим: «наступил вечер». Если мы создаем художественное произведение и стремимся к тому, чтобы наш язык был поэтичнее, мы скажем: «вечерние сумерки опустились над городом». Однако такие общеупотребительные выражения Цветаева не использует. У нее «Вечерний дым над городом возник » (мы специально выделяем некоторые слова курсивом для того, чтобы вы обратили на них внимание).

Конечно, язык поэзии отличается от языка прозы. Благодаря такому необычному выражению, как «вечерний дым» возникает поэтический образ, который нельзя понимать буквально. Вместе с тем именно такое сочетание слов многое дает для понимания содержания стихотворения.

Позднее время настраивает читателя на определенный лад: принято думать, что именно вечером происходят такие события, которые нельзя объяснить логически. А уже знакомое нам словосочетание «вечерний дым» говорит о том, что не только для нас, читателей, но и для автора стихотворения вечерняя пора связана с иррациональными событиями. Само по себе слово «дым» вызывает в нашем воображении зрительный образ. Но в сочетании со словом «вечерний» это слово приобретает еще один смысл: «дым» как дымка, наваждение, нечто, что видится неясно, как в тумане. Все вместе говорит о том, что вечер для Цветаевой - это чудесное время видений и фантазий, когда все видится в ином свете.

Следующие строки только подтверждают наше предположение. Все, что представляется взору лирической героини, создает ощущение мимолетности и зыбкости изображения, а значит, больше похоже на видение, чем на реальное событие. Кажется, что в любой момент все может исчезнуть.

Из второй строки становится понятно, что героиня наблюдает за движением поезда («Куда-то вдаль покорно шли вагоны…»). Наверное, многие из вас сами не раз вглядывались в окна проходящего мимо поезда. Тогда в вашем распоряжении было всего несколько секунд для того, чтобы рассмотреть, что происходит за этими окнами, в самом поезде. Интересно, что из многих окон в памяти обычно остаются одно или два. Но поскольку времени на разглядывание очень мало, то это изображение, скорее, напоминает яркую вспышку. А после того, как поезд проходит, остаются сомнения: действительно ли мы видели то, что нам запомнилось, или все это - лишь плод нашей фантазии.

Вот и в воображении лирической героини Марины Цветаевой лишь «промелькнул» «полудетский лик», который был к тому же «прозрачней анемоны». Все эти выражения указывают на неточность и как будто бы «неустойчивость» увиденного. Цветаева говорит не «лицо», а «лик». Употребление именно этого слова делает изображение еще менее материальным. Кроме того, слово «лик» указывает на то, что все увиденное лирической героиней для нее имеет почти священное значение (как мы знаем, слово «лик» обычно применяют, когда говорят об изображении святого на иконе).

Во второй строфе это мимолетное видение проступает более отчетливо. Спокойный, даже торжественный тон в описании «полудетского лика» («На веках тень. Подобием короны / Лежали кудри…») контрастирует с бурными эмоциями героини («…Я сдержала крик…»). Здесь же в стихотворении впервые появляется мотив смерти («Мне стало ясно в этот краткий миг, / Что пробуждают мертвых наших стоны»).

В последних строфах стихотворения встречаем уже знакомые нам мотивы: мотив видения и сновидений («с той девушкой у темного окна» героиня встречалась в своих видениях или «в долинах сна»), мотив смерти («Быть может ей - и в небе счастья нет. »).

-Чем является для Цветаевой вечерняя пора?

-Кого видит в своих видениях лирическая героиня Цветаевой? (Слайд 6)

-Какие мотивы наполняют это стихотворение?

Для лирической героини Цветаевой вечерняя пора - это время всего непонятного, время фантазий и видений. Однако в это же время в голову приходят грустные мысли. Героиня задумывается о смерти: ей чудятся мертвая девушка, причем встречи с ней происходят неоднократно («С той девушкой у темного окна (…) Не раз встречалась я в долине сна»). Между тем, возраст этой девушки («полудетский лик», то есть уже не ребенок, но еще и не взрослый) позволяет предположить, что в этом видении героиня Цветаевой отчасти видит саму себя. Автору этого стихотворения в это время едва ли исполнилось 17 лет. Кроме того, видение, которое описывается в стихотворении «Встреча», даже внешне напоминает саму Цветаеву. На фотографиях молодой Цветаевой мы видим кудри, которые в стихотворении «лежали» «подобием короны».

Возможно, Цветаева думает о собственной смерти. Однако для нее смерть означает нечто большее, чем просто конец жизни. Она дает возможность перехода в другой мир, полный необъяснимых явлений и таинственных грез. А вечер - это то самое время, которое приоткрывает занавес между двумя мирами: ведь именно в это время лирическая героиня Цветаевой встречается со своей неземной половиной.

4. Сообщение ученика о сборнике «Волшебный фонарь»: особенности сборника

Учащиеся слушают и отмечают особенности сборника: мотивы, образ лирической героини, поэтическое своеобразие. (Слайд 7)

«Волшебный фонарь». Основные мотивы сборника

В 1912 году вышел второй стихотворный сборник Марины Цветаевой «Волшебный фонарь». Этот сборник посвящался Сергею Эфрону – мужу Марины Цветаевой.

Многие мотивы «Вечернего альбома» перешли во второй сборник стихов Марины Цветаевой. Так, одним из сквозных мотивов «Волшебного фонаря» также оказывается мотив детства. Интересно, что источником этого мотива здесь, как и в первом сборнике, стала личная жизнь Цветаевой. Но если в «Вечернем альбоме» мотив детства отсылает к определенному периоду собственной жизни, то в «Волшебном фонаре» он связывается с рождением дочери (в сентябре 1912 года у М. Цветаевой родилась дочь Ариадна – Аля).

Как и в первом сборнике, Цветаева большое внимание уделяет описанию быта, в котором живет она сама и в котором взрослеет ее дочь. Так, в стихотворении «Детский день» находим описание обычного и даже немного скучного дневного распорядка.

Утро… По утрам мы
Пасмурны всегда.
Лучшие года
Отравляют гаммы.

Ждет опасный путь,
Бой и бриллианты, –
Скучные диктанты
Не дают вздохнуть!

Сумерки… К вечерне
Слышен дальний звон.
Но не доплетен
Наш венец из терний.

Слышится: «раз, два!»
И летят из детской
Песенки немецкой
Глупые слова.

Гаммы, которые приходится играть изо дня в день, «отравляют» «лучшие года», диктанты оказываются «скучными», слова из «немецкой песенки» – «глупыми», а все проживание этого «детского дня» сравнивается с плетением «венца из терний».

Тем не менее, эта обыденная жизнь может преображаться с помощью детского воображения. Мотив фантазии, который, как мы помним, является одним из основных в «Вечернем альбоме», также находим во втором сборнике Цветаевой. Как и в более ранних стихах, источником фантазии здесь нередко становятся книги:

Надоело… жить… на свете,
Все большие – палачи,
Давид Копперфильд»… – «Молчи!
Няня, шубу! Что за дети!» («За книгами») Спит Белоснежка в хрустальном гробу.
Карлики горько рыдают, малютки.
Из незабуток веночек на лбу
И на груди незабутки. (Белоснежка»)
Он после книги весь усталый,
Его пугает темнота…
Но это вздор! Его мечта – Контрабандисты и кинжалы. («Контрабандисты и кинжалы»)
Детское воображение разыгрывается, когда наступает вечер (в этой связи вновь вспоминаем «Вечерний альбом»):

Надень же (ты – рыцарь) мой шарф кружевной!»
Я молча ей подал букет…
Молочной и ровной, холодной волной
Луна омывала паркет. («Девочка-смерть») Из кладовки, чуть задремлет мама,
Я для ослика достану молока.
Милая Рождественская Дама,
Увези меня с собою в облака! («Рождественская Дама»)

Внимание автора и на этот раз обращено, в первую очередь, на себя:
главной героиней многих стихов этого сборника становится не ребенок, а мама, за которой, вероятно, стоит сама Марина Цветаева. Так происходит, например, в стихотворении «После праздника»:

У мамы сегодня печальные глазки,
Которых и дети и няня боятся.
Не смотрят они на солдатика в каске
И даже не видят паяца.

У мамы сегодня прозрачные жилки
Особенно сини на маленьких ручках.
Она не сердита на грязные вилки
И детские губы в тянучках.

У мамы сегодня ни песен, ни сказки,
Бледнее, чем прежде, холодные щечки,
И даже не хочет в правдивые глазки
Взглянуть она маленькой дочке.

Итак, мы выяснили, что многие мотивы «Вечернего альбома» оказываются важны и для второго сборника М. Цветаевой. Однако, несмотря на общность мотивов, стихи этого сборника отличаются от более ранних, прежде всего, своей эмоциональной окрашенностью. Если первую книгу Цветаевой «Вечерний альбом» открывает стихотворение, содержащее в себе тему смерти, то второй сборник «Волшебный фонарь» начинается с радостного полушуточного стихотворения:

Милый читатель! Смеясь, как ребенок,
Весело встреть мой волшебный фонарь.
Искренний смех твой, да будет он звонок
И безотчетен, как встарь.

Все промелькнут в продолжение мига:
Рыцарь, и паж, и волшебник, и царь…
Прочь размышленья! Ведь женская книга –
Только волшебный фонарь!

Цветаева призывает воспринимать свою «женскую книгу» (в этом определении чувствуется самоирония) только как «волшебный фонарь». Иными словами, этот сборник, как его представляет сам автор, не содержит серьезных размышлений и печальных тем («Прочь размышленья!). Тема смерти, которая пронизывает весь «Вечерний альбом» здесь явно отступает на второй план. Определяющими характеристиками сборника становятся легкость, искренность, тяга к веселому смеху и волшебству.

5. Проверка работы 1 группы: можно ли назвать раннюю поэзию Цветаевой «домашней»

«Домашняя» поэзия М. Цветаевой

В двух первых книгах стихов «Вечерний альбом» (1910), «Волшебный фонарь» (1912) и поэме «Чародей» (1914) М. Цветаева, описывает домашний быт (детскую, «залу», зеркала и портреты), прогулки на бульваре, чтение, занятия музыкой, отношения с матерью и сестрой.

…Косы длинны, а руки так тонки!
Бред внезапный: «От вражеских пушек
Войско турок»… Недвижны иконки,
Что склонились над снегом подушек.

Кто-то плачет во сне…
(«Дортуар весной»)

…Мирные картинки птичек и овечек,
Что в уютной детской дремлют на стене.…
Мерный голос сказки о царе Салтане,
О русалках-сестрах сказочных морей…
(«Мирок»)

…Мы в траве уселись молчаливы,
Мама «Lichtenstein» читает вслух.

…Ульрих - мой герой, а Георг - Асин…
( «Как мы читали «Lichtenstein»»).

Вот описание детского чтения:

Из рая детского житья
Вы мне привет прощальный шлете,
Неизменившие друзья
В потертом, красном переплете.

Чуть легкий выучен урок,
Бегу тотчас же к вам бывало.
- «Уж поздно!» - «Мама, десять строк!».
Но к счастью мама забывала.

Дрожат на люстрах огоньки.
Как хорошо за книгой дома!
Под Грига, Шумана и Кюи
Я узнавала судьбы Тома.

Темнеет. В воздухе свежо.
Том в счастье с Бэкки полон веры.
Вот с факелом Индеец Джо
Блуждает в сумраке пещеры.
(«Книги в красном переплете»)

Комната двух гимназисток изображается в поэме «Чародей»:

Прыжками через три ступени
Взбегаем лесенкой крутой
В наш мезонин - всегда весенний
И золотой.

Где невозможный беспорядок,
Где точно разразился гром
Над этим ворохом тетрадок
Еще с пером.

Над этим полчищем шарманок,
Картонных кукол и зверей,
Полуобгрызанных баранок,
Календарей,

Неописуемых коробок,
С вещами не на всякий вкус,
Пустых флакончиков без пробок,
Стеклянных бус …

В ранних стихотворениях М. Цветаева описывает не только быт, но и мир фантазий: свой и сестры - Аси (Анастасии) Цветаевой. Поэтому так часто в этих стихах говорится о сестрах:

Будь вечно с ним: пусть верности научат
Тебя печаль его и нежный взор.
Будь вечно с ним: его сомненья мучат,
Коснись его движением сестер.
(«Следующий»)

Нежные ласки тебе уготованы
Добрых сестричек.
Ждем тебя, ждем тебя, принц заколдованный
Песнями птичек.
(«Следующему»)

Обе изменчивы, обе нежны,
Тот же задор в голосах,
Той же тоскою огни зажжены
В слишком похожих глазах…

Тише, сестрички! Мы будем молчать,
Души без слова сольем.
Как неизведано утро встречать
В детской, прижавшись, втроем…
(«Втроем»)

Юная Цветаева живет в воображаемом мире литературы. Круг ее чтения:

Пушкин, Лермонтов, Жуковский, Л.Толстой, Гюго, Ламартин, Ницше, романы Чарской, пьесы Ростана, поэзия Гейне и Гете, греческая и римская мифология, книги о Наполеоне… В эти годы любимый литературно-исторический персонаж Цветаевой - герцог Рейхштадтский, сын Наполеона, герой романа Э. Ростана «Орленок».

«Есть поэты - волшебники в каждой строчке. Их души - зеркала, собирающие все лунные лучи волшебства и отражающие только их. Не ищите в них ни пути, ни этапов, ни цели. Их муза с колыбели до гроба - муза и волшебница… Много ликов у волшебства. Всех времен оно, всех возрастов и стран…», пишет восемнадцатилетняя Цветаева («Волшебство в стихах Брюсова», 1910).

Тщательное описание быта, а также рассказ о собственных эмоциях связывает первый сборник Цветаевой с «домашней» поэзией. Показательно, что в откликах современников на «Вечерний альбом» отмечалась вызывающая интимность, «словно заглянул нескромно через полузакрытое окно в чужую квартиру» (Брюсов). Когда же через два года появился «Волшебный фонарь», то отношение к нему оказалось гораздо прохладнее именно потому, что в нем уже не было вызывающей новизны, и он воспринимался как самоповторение.

6. Проверка работы 2 группы: определение тем, мотивов и образа лирической героини сборников зрелого периода

Группа представляет заполненную таблицу, остальные учащиеся записывают.

год выхода сборника

Стихи М. Цветаевой 1916 года во многом отличаются от ее юношеских стихотворений. Начиная с этого времени, можно говорить о зрелом творчестве поэта.

В 1916 году выходит первый выпуск «Верст». Во многих стихотворениях этого сборника Цветаева играет в переодевания и перевоплощения. Ее лирическая героиня как будто бы вышла из народного фольклора.

Отмыкала ларец железный,
Вынимала подарок слезный, -
С крупным жемчугом перстенек,
С крупным жемчугом.

Кошкой выкралась на крыльцо,
Ветру выставила лицо.
Ветры веяли, птицы реяли,
Лебеди - слева, справа - вороны…
Наши дороги - в разные стороны.
(«Отмыкала ларец железный…»)

Посадила яблоньку:
Малым забавоньку,
Старым - младость,
Садовнику - радость.

Приманила в горницу
Белую горлицу:
Вору - досада,
Хозяйке - услада.

Породила доченьку -
Синие оченьки,
Горлинку - голосом,
Солнышко - волосом.
На горе девицам,
На горе молодцам.
(«Посадила яблоньку…»)

Это интересно!

В стихотворении «Посадила яблоньку…» используются не только приемы внешней стилизации (размер, лексика, синтаксические конструкции). Автор стихотворения показывает глубокое знание психологии фольклорного жанра, его внутренних законов.

Человек, создававший фольклорные жанры, находился в очень тесной связи с природой. Многие знания об окружающем мире, в том числе, о человеческих отношениях, он получал из наблюдений за окружающим его неодушевленным миром. Поэтому в народных песнях, загадках, прибаутках и т.д. можно найти параллельные описания живого (молодого человека, девушки…) и неживого (дерева, цветка…). Например, такие:

Не белая березка нагибается,
Не шатучая осина расшумелася,
Добрый молодец кручиной убивается.

Не две тучи в небе сходилися,
Слеталися, сходилися два удалые витязи.

Ни в тереме свечка ни жарка горит,
Ни жарка, ни полымим вспыхивает,
В тереме Настасьюшка печальна сидит,
Жалостна, печальна речи говорит.

Несмотря на то, что эти описания формально похожи на противопоставления, в них содержится скрытое сравнение. Люди придерживались мнения, что у них все происходит так же, как в природе. Это представление нашло свое выражение в форме параллельного описания. Исследователи фольклора называют такое явление двучленный параллелизм .

Стихотворение «Посадила яблоньку…» состоит из трех строф. В первых двух строфах описываются действия героини стихотворения, направленные на явления окружающего ее природного мира («Посадила яблоньку…»; «Приманила в горницу / Белую горлицу…»), а также говорится о том, каков результат этих действий для третьих лиц («Малым – забавоньку, / Старому – младость, / Садовнику – радость»; «Вору – досада, / Хозяйке – услада»). Однако читателю понятно, что основное и самое важное действие описывается в третьей строфе (она, к тому же, самая большая). Третья строфа описывает действие, направленное на человека – в данном случае, на дочь. Как это обычно бывает в фольклорных жанрах, третья строфа построена по образцу предыдущих: в начале говорится собственно о действии («Породила доченьку – / Синие оченьки), а затем о том, как это действие скажется на других («На горе девицам, / На горе молодцам»). Интересно, что явления природного мира не уходят и из третьей строфы: «доченька» сравнивается с горлинкой и солнышком («Горлинку – голосом, / Солнышко – волосом»).

Героями стихотворений этого цикла, как и в ранних стихах, зачастую становятся исторические и литературные персонажи. Причем для Цветаевой не так уж важно, был ли ее герой реально существовавшим писателем, историческим деятелем или он герой литературного произведения. В любом случае, она обращается к нему как к яркой личности, романтическому герою, достойному восхищения, а иногда и подражания.

В «Верстах» находим обращение к молодому Державину:

Никто ничего не отнял!
Мне сладостно, что мы врозь.
Целую Вас - через сотни
Разъединяющих верст.

Я знаю, наш дар - неравен,
Мой голос впервые - тих.
Что Вам, молодой Державин,
Мой невоспитанный стих!
(«Никто ничего не отнял…»)

к Лермонтову и Наполеону Бонапарту:

Было еще двое
Той же масти - черной молнией сгасли! -
Лермонтов, Бонапарт.
(«Голуби реют серебряные, растерянные, вечерние…»)

Брови сдвинув, - Наполеон! -
Ты созерцаешь - Кремль.
(«Четвертый год…»)

к Лжедимитрию и Марине Мнишек:

Димитрий! Марина! В мире
Согласнее нету ваших
Единой волною вскинутых,
Единой волною смытых
Судеб! Имен!
(«Димитрий! Марина! В мире…»)

«Стихи к Блоку»

Фотография А.А. Блока. Сделана М.С. Наппельбаумом (1921 г.)

В стихах этих лет Цветаева обращается не только к людям прошлого. Поэты- современники становятся адресатами ее целых стихотворных циклов. В 1916 году были написаны «Стихи к Блоку» и «Стихи к Ахматовой».

Стихи, посвященные Блоку, - едва ли не самые знаменитые стихи Марины Цветаевой. По своему содержанию, по своей интонации девять стихотворений, входящих в этот цикл, отличаются от ранних стихов «Вечернего альбома» или «Волшебного фонаря». В «Стихах к Блоку» мы не найдем описаний быта, рассказа о конкретных жизненных происшествиях. Реальный тридцатишестилетний Александр Блок (в 1916 году, когда был написан цикл Цветаевой, ему было именно тридцать шесть), старший современник Марины Цветаевой, теряется за героем ее стихотворений - далеким, обожествляемым Поэтом («Он поет мне / За синими окнами / Он поет мне / Бубенцами далекими» («Нежный призрак…»), которого Цветаева все же осмеливается любить.

Всей бессонницей я тебя люблю,
Всей бессонницей я тебе внемлю -
О ту пору, как по всему Кремлю
Просыпаются звонари…
(«У меня в Москве - купола горят…»)

Причастность конкретного человека, которому Цветаева посвящает свои стихи, миру Высокого, Божественного подчеркивается много раз. Он неосязаем, как будто бы уже не живой:

Нежный призрак,
Рыцарь без укоризны…
(«Нежный призрак…»).

Восковому святому лику
Только издали поклонюсь
(«Ты проходишь на Запад Солнца…»).

Все, что связано с Блоком - для автора стихов оказывается священно. Цветаева называет его святым, покровителем ее души, которого она, между тем, едва ли достойна. Это ощущение неземной сущности большого Поэта, а также его превосходства над самим автором этих стихотворений очень отчетливо выражено в стихотворении «Ты проходишь на Запад Солнца…»:

Если Блок для Цветаевой – выражение небесного, то она сама, скорее, принадлежит земному. Он находится в вышине, она – внизу. Именно поэтому Цветаева пишет:

И руками не потянусь,
Восковому святому лику
Только издали поклонюсь…
(«Ты проходишь на Запад Солнца…»).

«Стихи к Блоку»

Это интересно!

В цветаевском отношении к имени Блока можно найти не только влияние религиозных запретов,далее

В цветаевском отношении к имени Блока можно найти не только влияние религиозных запретов, но и отголоски старинных представлений о том, что в имени любого человека заключается особенная сила. В средневековых романах часто встречаются сцены, когда один человек пытается выведать имя другого. При этом второй человек отказывается называть свое имя, потому что, назвавшись, он, говоря современным языком, раскрывает свои карты, становится более уязвимым для противника.

Он принадлежит Петербургу, она - Москве. Он проходит «над своей Невой», она стоит «над рекой-Москвой» «с опущенной головой» («У меня в Москве - купола горят…»). По мнению Цветаевой, разница в двух измерениях (в одном живет А. Блок, в другом - она сама), настолько велика, что сойтись они не могут до тех пор, пока «не догонит заря - зари»:

Но моя река - да с твоей рекой,
Но моя рука - да с твоей рукой
Не сойдутся, Радость моя, доколь
Не догонит заря - зари.
(«У меня в Москве - купола горят…»)

В последних стихах цикла торжественность тона сменяется ощущением трагичности из-за невозможности гармоничного существования Поэта в равнодушном жестоком мире.

Думали - человек!
И умереть заставили.
Умер теперь, навек.
Плачьте о мертвом ангеле!
(«Думали - человек…»)

Между тем, внимательный читатель обращает внимание на то, что А. Блок ни разу не называется Цветаевой по имени. Этому есть свое объяснение. Во многих религиях существует запрет произносить всуе, то есть вслух, а иногда даже писать (такой запрет есть в иудаизме) имя Бога, если для этого нет крайней необходимости. Поэтому существует множество эвфемизмов, то есть слов, которые заменяют имя Бога (например, «Господь», «Всевышний» и т.д.) То, что М. Цветаева сознательно не хочет произносить вслух имя Блока («…И по имени не окликну…» («Ты проходишь на Запад Солнца…») лишний раз говорит о том, что она считает его равновеликим самому Богу.

Первое стихотворение цикла Цветаевой состоит из обыгрывания имени поэта, к которому она обращается.

Имя твое - птица в руке,
Имя твое - льдинка на языке,

Одно-единственное движенье губ,
Имя твое - пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту,

Камень, кинутый в тихий пруд,
Всхлипнет так, как тебя зовут.
В легком щелканье ночных копыт
Громкое имя твое гремит.
И назовет его нам в висок
Звонко щелкающий курок.

Имя твое - ах нельзя! -
Имя твое - поцелуй - в глаза,
В нежную стужу недвижных век,
Имя твое - поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток…
С именем твоим - сон глубок.

Имя Блока для Цветаевой оказывается наполненным огромного смысла. Его значение настолько емко, что оно не укладывается в традиционные представления о возможностях одного слова. Цветаева пытается прочувствовать слово, обозначающее имя, используя все органы восприятия. Его можно почувствовать с помощью осязания: оно так же непослушно и живо, как «птица в руке», так же упруго и осязаемо, как «мячик, пойманный на лету». Имя можно увидеть, наблюдая за движением губ, которые это имя произносят:

Одно-единственное движенье губ,

Имя твое - пять букв.

Его можно услышать «в легком щелканье ночных копыт», в звуке «звонко щелкающего курка» или если прислушаться к тому, как всхлипнет «камень, кинутый в тихий пруд». Кроме того, имя можно попробовать на вкус («Имя твое - льдинка на языке»), почувствовать у себя во рту («Серебряный бубенец во рту»).

Понятно, что во всех этих образах Цветаева обыгрывает звучание слова «блок». Остается только один вопрос: почему Цветаева говорит «пять букв», в то время как это слово состоит всего лишь из четырех. Если вы еще не догадались сами, то вот объяснение. Насколько сложно по образности данное стихотворение, настолько же проста разгадка этого ребуса: в то время фамилия Блок писалась с твердым знаком на конце, получалось «Блокъ», то есть пять букв.

В этом стихотворении, как и во многих других стихах цикла, появляется мотив стужи, который подкрепляется присутствием снега, льда, голубого цвета:

В нежную стужу недвижных век,
Имя твое - поцелуй в снег.
Ключевой, ледяной, голубой глоток…

В следующих стихотворениях цикла читаем:

Во мгле сизой
Стоишь ризой
Снеговой одет.
(«Нежный призрак…»)

Голубоглазый
Меня сглазил
Снеговой певец .

Снежный лебедь
Мне под ноги перья стелет.
Перья реют
И медленно никнут в снег.
(Там же)
Ты проходишь на Запад Солнца
И метель заметает след.
(«Ты проходишь на Запад Солнца…»)

И, под медленным снегом стоя,
Опущусь на колени в снег.
И во имя твое святое,
Поцелую вечерний снег.

Любое слово или понятие, появляющееся в стихотворениях, всегда не случайно. Особенно, если оно возникает не один, а много раз и становится своеобразным сквозным мотивом цикла. Наша задача - разглядеть значение этого сквозного мотива. В данном случае, помимо других возможных смыслов мотива снега, стужи, наиболее вероятным кажется желание Цветаевой в стихах, посвященных Блоку, быть созвучной творчеству самого Блока. Как вы помните, мотив зимней стужи, метели, снега неоднократно появляется в поэзии Блока. В 1907 году им был написан цикл «Снежная маска».

Кроме того, благоговейное отношение лирической героини Цветаевой к Блоку во многом напоминает поклонение лирического героя самого Блока Прекрасной Даме, которое мы находим в его книге «Стихи о Прекрасной Даме» (1901 - 1902).

«Стихи о Москве»

К. А. Коровин. Старая Москва. 1913.

К. Ф. Юон. Москворецкий мост. Старая Москва. 1911.

Весной того же 1916 года, когда были написаны «Стихи к Блоку», Цветаева создает еще один свой знаменитый поэтический цикл – «Стихи о Москве».

Облака – вокруг,
Купола – вокруг,
Надо всей Москвой
Сколько хватит рук! –
Возношу тебя, бремя лучшее,
Деревцо мое
Невесомое!

В дивном граде сем,
В мирном граде сем,
Где и мертвой – мне
Будет радостно, –
Царевать тебе, горевать тебе,
Принимать венец,
О мой первенец!

Ты постом говей,
Не сурьми бровей
И все сорок – чти –
Сороков церквей.
Исходи пешком – молодым шажком! –
Все привольное
Семихолмие.

Будет твой черед:
Тоже – дочери
Передашь Москву
С нежной горечью.
Мне же вольный сон, колокольный звон,
Зори ранние –
На Ваганькове.
31 марта 1916

Так начинается цветаевский цикл о Москве. И уже в этом стихотворении мы можем почувствовать настроение всего сборника. Прежде всего, обратим внимание на интонацию. Благодаря многочисленным переносам, когда одна мысль как бы раскладывается на несколько стихотворных строк, возникает ощущение перепева, «перекатывания» с одной строки на другую.

Попробуйте прочитать это стихотворение вслух. Оказывается, что его нельзя прочитать с гладкой равномерной интонацией, так как нет завершения мысли в конце каждой строчки. Нас все время возвращают назад, в начало следующей строки. Интонация как будто бы раскачивается. Кроме того, и внутри одной строки мы поневоле делаем паузы, синтаксически эти паузы часто обозначены с помощью тире:

Облака – вокруг,
Купола – вокруг,
Надо всей Москвой
Сколько хватит рук! –
Возношу тебя, бремя лучшее,
Деревцо мое
Невесомое!

Семь холмов – как семь колоколов!

На семи колоколах – колокольни.
Всех счетом – сорок сороков.
Колокольное семихолмие!

В колокольный я, во червонный день
Иоанна родилась Богослова.
Дом – пряник, а вокруг плетень
И церковки златоголовые.

И любила же, любила же я первый звон,
Как монашки потекут к обедне,
Вой в печке, и жаркий сон,
И знахарку с двора соседнего.

Провожай же меня весь московский сброд,
Юродивый, воровской, хлыстовский!
Поп, крепче позаткни мне рот
Колокольной землей московскою!

8 июля 1916, Казанская.

Вы наверняка почувствовали приподнятый праздничный настрой этого стихотворения. Он достигается не только за счет особой интонации, особого ритма, но и благодаря его звуковой организации.

Уже в первой строфе стихотворения мы видим большое число гласных «о»:

Причем эти гласные хочется не проглатывать, а отчетливо проговаривать, почти пропевать. В результате возникает ощущение чего-то округлого, звонкого, значительного.

Все это – перекатывающаяся интонация, звуковые особенности – заставляет нас в этих строках услышать звучание колокольного звона. Слово колокол, которое уже само по себе является звукоподражательным (ко -ло -ко л), также возникает уже в самых первых строках стихотворения.

Мотив колокольного звона переходит и в последующие стихи цикла:
Червонные возблещут купола,
Бессонные взгремят колокола…
(«Из рук моих – нерукотворный град…») Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром…
(«Над городом, отвергнутым Петром…») Над синевою подмосковных рощ
Накрапывает колокольный дождь…
(«Над синевою подмосковных рощ»)

Колокола звучат и во многих других стихотворениях этого цикла, но, пожалуй, самый яркий пример звукоподражательного описания колокольного звона содержится в первой строфе стихотворения «Семь холмов – как семь колоколов!…»:

Семь холмов – как семь колоколов!
На семи колоколах – колокольни.
Всех счетом – сорок сороков.
Колокольное семихолмие!

Колокольный звон отсылает нас к старинным церковным праздникам и обычаям, которые оказываются основой этого города. В художественном мире цикла как будто бы проживаются различные церковные праздники:

…Святая у меня сегодня Пасха…

(«Настанет день – печальный, говорят!…»). …День был субботний:
Иоанн Богослов…
(«Красной кистью…»). И даже дата создания некоторых стихотворений определяется Цветаевой по праздничному церковному календарю: «Троицын день 1916» («Над синевою подмосковных рощ…»), «8 июля 1916, Казанская («Семь холмов – как семь колоколов…»), «11 апреля 1916 1-ый день Пасхи» («Настанет день – печальный, говорят!…»).

А. М. Васнецов. Медведчики. Старая Москва. 1904.

Колокольный звон, православные праздники, монахи, паломники, знахари – все это принадлежит именно Москве – той старой русской Москве, которая названа «огромным странноприимным домом» («– Москва! – Какой огромный…»), и этот дом оказывается для Цветаевой выше новой столицы Петербурга:

Над городом, отвергнутым Петром,
Перекатился колокольный гром.

Гремучий опрокинулся прибой
Над женщиной, отвергнутой тобой.

Царю Петру и вам, о царь, хвала!
Но выше вас, цари, колокола.

Пока они гремят из синевы –
Неоспоримо первенство Москвы.

И целых сорок сороков церквей
Смеются над гордынею царей!
28 мая 1916

Однако Цветаева не была бы Цветаевой, если бы она не вписала бы себя в описанный ею старинный московский мир, который во время создания сборника уже давно принадлежал прошлому. В стихотворениях цикла мы не раз встречаем лирическую героиню, которая, не стесняясь, говорит о себе в первом лице, и которая прячется в этом пестром маскараде народной русской жизни то под одной, то под другой маской. То она «новопреставленная болярыня Марина» («Настанет день – печальный, говорят!…»), то одна из «смиренных странников»:

И думаю: когда-нибудь и я,
Устав от вас, враги, от вас, друзья,
И от уступчивости речи русской, –Одену крест серебряный на грудь,
Перекрещусь, и тихо тронусь в путь
По старой по дороге по калужской.
(«Над синевою подмосковных рощ…»).

Но самое значимое в этом смысле стихотворение – «Красной кистью…». Возможно, именно благодаря своей яркой эмоциональности и глубоко личной интонации оно стало едва ли не самым знаменитым стихотворением сборника:

Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья,
Я родилась.

Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.

Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.
16 августа 1916

7.Домашнее задание (Слайд 8)

Заполните таблицу по поздней лирике Цветаевой до конца

Определите поэтическое своеобразие стихотворений Цветаевой на примере 2-3 произведений

Сопоставить стихотворения Ахматовой «Как люблю, как любила глядеть я…» (1916) и Цветаевой «Москва! Какой огромный…» (1916)

8.Обобщение (Слайд 9)

Учитель: На какие вопросы темы вы уже сейчас можете ответить?

Учащиеся отвечают на вопросы.

Учитель: Спасибо за урок. Вами получены следующие оценки (возможно выставление 7-9 оценок)

2) самостоятельная работа учащихся по составлению тестовых заданий по уроку

Учитель в это время читает стихотворения М.Цветаевой.

Сочинение «Поэзия Марины Ивановны Цветаевой»

Цветаева - все сочинения

Поэзия Марины Ивановны Цветаевой яркая, самобытная и неуемная, как и душа автора. Ее произведения напоминают корабли, штурмующие бурные воды океана. Цветаева ворвалась в литературу шквалом тем, образов и пристрастий. Вначале она пыталась понять истоки собственной гениальности, рождения вдохновения, обращаясь к своей яркой и порывистой натуре.
Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.
Спорили сотни Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.

В окружающем мире Марине Ивановне все интересно. Она слышит звуки и чувствует запахи, точно и поэтично передает их на страницах своих произведений. Цветаеву волнуют вечные вопросы: что есть бытие и смерть, источники жизни и творчества.

Уж сколько их упало в бездну,
Разверстую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось:
И зелень глаз моих,
и нежный голос,
И золото волос.

О своем грядущем уходе автор говорит совершенно спокойно. Цветаева не кокетничает, она не боится смерти, ведь до этого так далеко! Пока же — открывшийся мир прекрасен и светел, сложен и интересен. От этого безумно хочется жить, радоваться, смеяться, любить и выливать увиденное в стихи, такие же безграничные, как родные просторы России.
Любовь в поэзии Цветаевой всегда огромная, пусть не взаимная, но глубокая и сильная, пугающая своей неуемностью и жаром.

Два солнца стынут, - о Господи, пощади!
Одно — на небе, другое — в моей груди.
Как эти солнца, — прощу ли себе сама?
Как эти солнца сводили меня с ума!
И оба стынут — не больно от их лучей!
И то остынет первым, что горячей.

Чувства Марины Ивановны запредельные, на грани возможного, оттого захватывает дух от стихов, открывающих сердце поэта и безграничность возможностей.

Кабы нас с тобой — да судьба свела
Ох, веселые пошли бы по земле дела!
Не один бы нам поклонился град,
Ох, мой родный, мой природный, мой безродный брат!

Стихи Цветаевой напоминают бурные пассажи пианистов, выливающих в звуках свои эмоции, фантазии и чувства. Живя с размаху, Марина Ивановна Цветаева так и погибла, не примирившись с несправедливостью и жестокостью окружающего мира, но, к счастью, остались ее стихи, открывающие яркую, мятущуюся и бесстрашную душу поэта.

Не возьмешь моего румянца
Сильного - как разливы рек!
Ты охотник, но я не дамся,
Ты погоня, но я есмь бег.
Не возьмешь мою душу живу!
Так, на полном скаку погонь -
Пригибающийся — и жилу
Перекусывающий конь Аравийский.

В сентябре 1992 года наша страна отмечала столетие со дня рождения замечательной русской поэтессы М. Цветаевой. Сегодня мы уже плохо пред-ч ставляем свой духовный мир без А. Ахматовой, А. Солженицына, Б. Пастернака, без Марины Цветаевой, которую знают и любят миллионы людей не только в нашей стране, но и во всем мире.

Всеми любимая поэтесса М. Цветаева родилась в Москве 26 сентября 1892 года:
Красною кистью
Рябина зажглась, Падали листья,
Я родилась.

Зима стала символом судьбы, тоже переходной и горькой. Через всю жизнь пронесла Цветаева свою любовь к Москве, отчему дому. Она вобрала в себя мятежную натуру матери. Недаром самые проникновенные строки в ее прозе — о Пугачеве, а в стихах — о Родине. Ее поэзия вошла в культурный обиход, сделалась неотъемлемой частью нашей духовной жиз ни. Сколько цветаевских строчек, недавно еще неведомых и, казалось бы, навсегда угасших, мгновенно стали крылатыми!

Стихи были для Цветаевой почти единственным средством самовыражения. Она поверяла им все:
По тебе тоскует наша зала,
Ты в тени ее видал едва
По тебе тоскуют те слова,
Что в тени тебе я не сказала.

Следует отметить, что победоносная сила шла к Цветаевой подобно шквалу. Если Ахматову сравнивали с Сапфо, то Цветаева была Никой Самофракийской. Уже в 1912 году выходит сборник ее стихов «Волшебный фонарь». Характерно обращение к читателю, которым открывался этот сборник:

Милый читатель! Смеясь, как ребенок,
Весело встреть мой волшебный фонарь.
Искренний смех твой, да будет он звонок,
И безотчетен, как встарь.

В «Волшебном фонаре» Цветаевой мы видим зарисовки семейного быта, очерки милых лиц мамы, сестры, знакомых, есть пейзажи Москвы и Тарусы:
В небе — вечер, в небе — тучки,
В зимнем сумраке бульвар.
Наша девочка устала,
Улыбаться перестала.
Держат маленькие руки синий шар.

В этой книге впервые появилась у Марины Цветаевой тема любви. Многие нынешние сборники Цветаевой открываются стихотворением «Моим стихам, написанным так рано. ». Созданное в 1913 году, в пору юности, оно стало программным и пророческим:
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я — поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти,
Нечитанным стихам! —
Разбросанным в пыли по магазинам
(где их никто\'не брал и не берет!)
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.

Трагедия Цветаевой началась с первых же ее шагов в литературе. То была трагедия одиночества и непризнанности. Прекрасными были цветаевские стихотворения «Последняя встреча», «Декабрь и Январь», «Итог дня».

В 1913—1915 гг. Цветаева создает свои «Юношеские стихи», которые никогда не издавались. Сейчас большинство произведений напечатано, но стихи рассыпаны по различным сборникам. Необходимо сказать, что «Юношеские стихи» полны жизнелюбия и крепкого нравственного здоровья. В них много солнца, воздуха, моря и много счастья.
Что касается революции 1917 года, то ее понимание было сложным, противоречивым. Кровь, проливаемая в гражданской войне, отталкивала Цветаеву от революции:

Белым был — красным стал:
Кровь обагрила.
Красным был — белым стал:
Смерть победила.

Это был плач, крик души поэтессы. В1922 году вышла ее первая книга «Версты», состоявшая из стихов, написанных в 1916 г. В «Верстах» воспета любовь к городу на Неве, в них много пространства, дорог, ветра, быстро бегущих туч и солнца, лунных ночей. В «Верстах» есть целый цикл стихов, посвященных Блоку. Он для Цветаевой — «рыцарь без укоризны».

В том же году Марина переезжает в Берлин, где она за два с половиной месяца написала около 30 стихотворений. В ноябре 1925 года Цветаева уже в Париже, где прожила 14 лет. Во Франции она пишет свою «Поэму Лестницы» — одно из самых острых антибуржуазных произведений. Можно с уверенностью сказать, что «Поэма Лестницы» — вершина творчества поэтессы в парижский период.

В 1939 году Цветаева возвращается в Россию, так как она хорошо знала, что найдет только здесь истинных почитателей ее огромного таланта. Но на родине ее ожидали нищета и непечатание, арестованы ее дочь и муж, С. Эфрон, которых она нежно любила.
Одним из последних произведений Цветаевой было стихотворение «Не умрешь, народ», которое достойно завершило ее творческий путь. Оно звучит как проклятие фашизму, прославляет бессмертие народов, борющихся за свою независимость.

Поэзия Цветаевой открыто вошла в наши дни. Наконец-то и навсегда обрела она читателя — огромного, как океан, народного читателя, какого при жизни ей так не хватало.
Марина Цветаева — неоплатная наша вина, но и любовь наша вечная. Поэт может быть бездомным, но стихи — никогда.

Похожие сочинения

В зале.— Это стихотворение, как и шесть последующих, впервые было напечатано в первом стихотворном сборнике Цветаевой «Вечерний альбом», М. 1910. На книгу обратили внимание, в частности, М. Волошин, В, Брюсов. Волошин писал, что ни у одной из русских. смотреть целиком

1. Трагичная судьба поэтессы. 2. Основной смысл стихотворения. 3. Анализ содержания произведения. 4. Используемые автором речевые приемы. Судьба М. И. Цветаевой, красивой женщины и гениальной поэтессы, сложилась очень трагично. Практически. смотреть целиком

1. Обрат Москвы в произведениях русских поэтов. 2. Место столицы в жизни и творчестве Цветаевой. 3. Анализ стихотворения «Облака — вокруг». 4 Анализ стихотворения «По церковке — все сорок сороков». 5. Собирательный образ Москвы. Многие поэты в. смотреть целиком

1. Уникальность творчества Цветаевой 2. Тема любви. 3. Тема поэта и поэзии. 4. Тема Москвы в творчестве поэта. 5. Цветаева — самый эмоциональный поэт. Я жажду сразу всех дорог! М. И. Цветаева М. И. Цветаева — это имя знакомо всем. Наверно. смотреть целиком

Марина Цветаева родилась в Москве 26 октября 1892 года в высококультурной семье, преданной интересам науки и искусства. Отец её, Иван Владимирович Цветаев, профессор Московского университета, известный филолог и искусствовед, стал в дальнейшем директором. смотреть целиком

Видно, грусть оставила в наследство. Ты, о мама, девочкам своим! М. Цветаева Марина Ивановна Цветаева поразительно талантлива, но столь же трагична. Ее дар рано проявился и многое сулил, а обернулся лишь мучительной судьбой и ранним. смотреть целиком

Судьба М. Цветаевой была трагична, полна прозрений и разочарований, взлетов и падений. Конечно, судьба поэта и его произведения — не одно и то же, но стихи М. Цветаевой — страстная исповедь человека, живущего на сложном историческом переломе, и потому. смотреть целиком

Послушать стихотворение Цветаевой На бульваре

Темы соседних сочинений

Картинка к сочинению анализ стихотворения На бульваре

Настроение произведения На бульваре