Анализ стихотворения Блока Невидимка



Александр Блок — Веселье в ночном кабаке ( Невидимка )

Картинка Анализ стихотворения Блока Невидимка № 1

Веселье в ночном кабаке.
Над городом синяя дымка.
Под красной зарей вдалеке
№ 4 Гуляет в полях Невидимка.

Танцует над топью болот,
Кольцом окружающих домы,
Протяжно зовет и поет
№ 8 На голос, на голос знакомый.

Вам сладко вздыхать о любви,
Слепые, продажные твари?
Кто небо запачкал в крови?
№ 12 Кто вывесил красный фонарик?

И воет, как брошенный пес,
Мяучит, как сладкая кошка,
Пучки вечереющих роз
№ 16 Швыряет блудницам в окошко.

Пример

И ломится в черный притон
Ватага веселых и пьяных,
И каждый во мглу увлечен
№ 20 Толпой проституток румяных.

В тени гробовой фонари,
Смолкает над городом грохот.
На красной полоске зари
№ 24 Беззвучный качается хохот.

Вечерняя надпись пьяна
Над дверью, отворенной в лавку.
Вмешалась в безумную давку
№ 28 С расплеснутой чашей вина
На Звере Багряном — Жена.

Veselye v nochnom kabake.
Nad gorodom sinyaya dymka.
Pod krasnoy zarey vdaleke
Gulyayet v polyakh Nevidimka.

Tantsuyet nad topyu bolot,
Koltsom okruzhayushchikh domy,
Protyazhno zovet i poyet
Na golos, na golos znakomy.

Vam sladko vzdykhat o lyubvi,
Slepye, prodazhnye tvari?
Kto nebo zapachkal v krovi?
Kto vyvesil krasny fonarik?

I voyet, kak broshenny pes,
Myauchit, kak sladkaya koshka,
Puchki vechereyushchikh roz
Shvyryayet bludnitsam v okoshko.

I lomitsya v cherny priton
Vataga veselykh i pyanykh,
I kazhdy vo mglu uvlechen
Tolpoy prostitutok rumyanykh.

V teni grobovoy fonari,
Smolkayet nad gorodom grokhot.
Na krasnoy poloske zari
Bezzvuchny kachayetsya khokhot.

Vechernyaya nadpis pyana
Nad dveryu, otvorennoy v lavku.
Vmeshalas v bezumnuyu davku
S rasplesnutoy chashey vina
Na Zvere Bagryanom — Zhena.

Dtctkmt d yjxyjv rf,frt/
Yfl ujhjljv cbyzz lsvrf/
Gjl rhfcyjq pfhtq dlfktrt
Uekztn d gjkz[ Ytdblbvrf/

Nfywetn yfl njgm/ ,jkjn,
Rjkmwjv jrhe;f/ob[ ljvs,
Ghjnz;yj pjdtn b gjtn
Yf ujkjc, yf ujkjc pyfrjvsq/

Dfv ckflrj dpls[fnm j k/,db,
Cktgst, ghjlf;yst ndfhb?
Rnj yt,j pfgfxrfk d rhjdb?
Rnj dsdtcbk rhfcysq ajyfhbr?

B djtn, rfr ,hjityysq gtc,
Vzexbn, rfr ckflrfz rjirf,
Gexrb dtxtht/ob[ hjp
Idshztn ,kelybwfv d jrjirj///

B kjvbncz d xthysq ghbnjy
Dfnfuf dtctks[ b gmzys[,
B rf;lsq dj vuke edktxty
Njkgjq ghjcnbnenjr hevzys[///

D ntyb uhj,jdjq ajyfhb,
Cvjkrftn yfl ujhjljv uhj[jn///
Yf rhfcyjq gjkjcrt pfhb
,tppdexysq rfxftncz [j[jn///

Dtxthyzz yflgbcm gmzyf
Yfl ldthm/, jndjhtyyjq d kfdre///
Dvtifkfcm d ,tpevye/ lfdre
C hfcgktcyenjq xfitq dbyf
Yf Pdtht ,fuhzyjv — ;tyf/

«Анализ стихотворения А. Блока «Незнакомка»»

Картинка Анализ стихотворения Блока Невидимка № 2

В стихотворении А. Блока «Незнакомка» даны два мира. Первый — реальный, в котором пьяные крики, «женский визг», «детский плач». Второй — две композиционные части в стихотворении, равные по количеству строф. Стихотворение основано на контрасте реальной пошлости, на беспросветности и высокой мечты о прекрасном, о счастье, о любви.

До появления Незнакомки в стихотворении явственно звучат трагические ноты, тема «страшного мира», «непроглядного ужаса жизни».

Поэт описывает вечернюю жизнь: рестораны, где «горячий воздух «дик и глух», переулки. Периодически повторяется строка «и каждый вечер». То есть реальный мир открывается автору только вечером, когда в небе «бессмысленно кривится диск».

Читая стихотворение, можно услышать много разных звуков, например «детский плач», скрип уключин, «женский визг», крик пьяниц «с глазами кроликов».

Образ «страшного мира» выражает не только серые будни, из которых лирический герой не видит выхода, но и опустошённость его внутреннего мира, которую он ощущает с неменьшим трагизмом. В реальном мире отсутствует гармония. Автор ищет, что же принесёт ему ощущение гармонии. Изменения в душе лирического героя происходят с появлением Незнакомки, которая «каждый вечер, в час назначенный… В туманном двинется окне». Перед лирическим героем встает вопрос: «Иль это снится мне?» Незнакомка появляется, когда «все души… излучины Пронзило терпкое вино»

В мое душе лежит сокровище,

И ключ поручен только мне!

Этими строками автор показывает то, что любовь и красота находятся в душе человека, а не в окружающем «страшном мире». Судьбу любви определяет сам человек. Чтобы воспользоваться «ключом» от «сокровища», лирический герой напивается, и понимает, что для него «истина в вине». И видит он не только прекрасную Незнакомку, но и «брег очарованный». И нет уже того «страшного мира», от вида которого бросает в дрожь, а есть прекрасное чувство любви и бесконечная «очарованная даль».

Анализ стихотворения Блок Невидимка.

Картинка Анализ стихотворения Блока Невидимка № 3

Irinavasilenck / Mar 10, 2015 10:07:21 AM

сделать анализ стихотворения.
Июльский полденьСинематограф Игорь Северянин
Элегантная коляска, в электрическом биеньи,
Эластично шелестела по шоссейному песку;
В ней две девственные дамы, в быстро-темпном упоеньи,
В Ало-встречном устремленьи — это пчелки к лепестку.

А кругом бежали сосны, идеалы равноправии,
Плыло небо, пело солнце, кувыркался ветерок;

И под шинами мотора пыль дымилась, прыгал гравий,
Совпадала с ветром птичка на дороге без дорог.

У ограды монастырской столбенел зловеще инок,

Слыша в хрупоте коляски звуки «нравственных пропаж»..
И с испугом отряхаясь от разбуженных песчинок,
Проклинал безвредным взором шаловливый экипаж.

Хохот, свежий точно море, хохот, жаркий точно кратер,
Лился лавой из коляски, остывая в выси сфер,

Шелестел молниеносно под колесами фарватер,
И пьянел вином восторга поощряемый шоффэр.

Миссис05 / Jun 6, 2014 3:07:11 PM

Только хороший анализ :)

киSКате / Jun 4, 2014 8:52:23 AM

дой Все жизни лучшие страницы! Ни верный друг, ни брат, ни мать Не знают друга, брата, сына, Одна лишь можешь ты понять Души неясную кручину. Ты, ты одна, о, страсть моя, Моя любовь, моя царица! Во тьме ночной душа твоя Блестит, как дальняя зарница. 1)ПОЗИЦИЯ АВТОРА 2)ОТЗЫВЫ КРИТИКОВ О СТИХЕ 3)ИДЕЯ СТИХОТВОРЕНИЯ 4)ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ 5)ЗВУЧАНИЕ СТИХА В НАШИ ДНИ

Tuha / Jan 13, 2015 8:13:05 PM

лыбкою невинной В тяжелозмейных волосах. Я опрокинут в темных струях И вновь вдыхаю, не любя, Забытый сон о поцелуях, О снежных вьюгах вкруг тебя. И ты смеешься дивным смехом, Змеишься в чаше золотой, И над твоим собольим мехом Гуляет ветер голубой. И как, глядясь в живые струи, Не увидать себя в венце? Твои не вспомнить поцелуи На запрокинутом лице?

Marina19701 / Oct 13, 2014 2:28:41 AM

Вы находитесь на странице вопроса "Анализ стихотворения Блок Невидимка. ", категории "литература ". Данный вопрос относится к разделу "10-11 ". Здесь вы сможете получить ответ, а также обсудить вопрос с посетителями сайта. Автоматический умный поиск поможет найти похожие вопросы в категории "литература ". Если ваш вопрос отличается или ответы не подходят, вы можете задать новый вопрос, воспользовавшись кнопкой в верхней части сайта.

Sorokovikova / Feb 24, 2017 12:24:42 AM

    Анализ текстов А.А.Блока.


А. А. Блок
(1880-1921)
Н.М. СОЛНЦЕВА, доктор филологических наук, профессор

СТАНОВЛЕНИЕ ЛИРИЧЕСКОГО ГЕРОЯ И ТЕМА ЖЕНСТВЕННОСТИ.

   Блок-символист отмежевался от декадентства, он верил в новый мир, в то, что "чаянье грядущего" и есть смысл бытия. С верой в грядущую гармонию была связана идея женской души. Он полагал, что необычайной силой обладала женская душа и в лирике Ф. Тютчева, но только символистам суждено было постичь весь "ужас тайны этой самой женской души", то есть только они почувствовали катастрофичность мира и возможность его спасения благодаря женскому началу.

   Влюбленный в Л.Д. Менделееву Блок увидел в своей избраннице земное воплощение Вечной Женственности. Она стала героиней "Стихов о Прекрасной Даме". Прекрасная Дама "зрит далекие миры", она — "царица чистоты", носительница "источника света", Закатная Таинственная Дева, Владычица вселенной, Купина. Блок относился к своей возлюбленной, потом - - жене мистически, с религиозно возвышенным чувством, он видел в ней христианский символ: "Я в лучах твоей туманности / Понял юного Христа". Стихам придан характер молитв. Однако лирический герой цикла раздвоен: в Вечной Женственности он чувствовал и земную женщину. Блок писал Л.Д. Менделеевой о том, что не может "уйти в полную отвлеченность", что она — его "земное бытиё". Уже в мистический мир его ранней поэзии входит реальность, которую поэт выразил в теме земной любви: герой желает обнять свою подругу "в упоеньи", настигнуть ее "в терему", "подруга желанная" всходит к нему на крыльцо, обещает отпереть ему дверь "в сумерках зимнего дня". В элегии "Мы встречались с тобой на закате. " (1902) передано чувство лирического героя не к платонической Прекрасной Даме, не к символу, который является одеждами для истончающейся души поэта, а к земной женщине: "Я любил твое белое платье, / Утонченность мечты разлюбив. ". Их встреча — реальность, а не иллюзия; образный ряд конкретен ("Ты веслом рассекала залив", песчаная коса, "у берега рябь и камыш"), хоть и вписан в характерный для романтиков и символистов пейзажный и эмоциональный контекст "лазурной тиши", "вечернего тумана", дум о "бледной красе" и т.д. Блок выразил в стихотворении ощущение неопределенности, некоторой чувственной усталости: "Ни тоски, ни любви, ни обиды, / Все померкло, прошло, отошло. ", однако такое эмоциональное состояние отражало не только интимный опыт поэта, но и опыт любого человека. Эта черта, столь свойственная и для поздних элегий А. С. Пушкина, отличала блоковское стихотворение от романтической элегической традиции. Впоследствии в любовной лирике Блока, будь то циклы "Снежная маска", "Фаина" или "Кармен", тема земной любви обрела самостоятельное, полноценное звучание.

   Сомнения Блока в символистских ценностях не следует воспринимать как переход поэта на позиции материализма. Наоборот, он полагал, что тайны жизни шире эстетических концепций, что логика или желания людей не могут подменить провидения. В 1905 г. он написал стихотворение "Девушка пела в церковном хоре. ": в церкви девушка поет "О всех усталых в чужом краю,/О всех кораблях, ушедших в море,/О всех, забывших радость свою", и, благодаря ее песне, прихожане обретают надежду: "Что в тихой заводи все корабли, / Что на чужбине усталые люди / Светлую жизнь себе обрели". В художественной системе стихотворения обозначилось характерное для дальнейших произведений Блока противопоставление белого и черного, света и тьмы: белое плечо, белое платье девушки контрастируют с мраком храма, в котором молятся люди. Композиционно стихотворение также построено по принципу противопоставления, "тезы — антитезы": вслед за песней девушки и верой прихожан в благодать всех плавающих, путешествующих, утративших радость наступает черед Божьей тайны: "никто не придет назад"; человеческому самообману противостоит реальность. В романтических мотивах недостижимости желаемого, обреченности, невозможности соединиться с родственными душами Блоком не только была выражена тема провидения, но и его отношение к современности как к трагедии.

   Заметьте: если раньше лирика Блока была сосредоточена на чувствах поэта, то теперь она обращена к миру. Его поэзия наполнилась образами современников. Это не только девушка из церковного хора или внимающие ей прихожане; это труженики-крестьяне ("Тяжко нам было под вьюгами. "), матросы ("Ее прибытие"), столкнувшийся с войсками в январе 1905 г. народ ("Шли на приступ. Прямо в грудь. "). Если в "Стихах о Прекрасной Даме" идея катастрофичности мира носила довольно условный характер, то теперь понятие трагического обрело определенность и выразилось в конкретных проявлениях земного бытия, в том числе и урбанистического. Город в сознании Блока стал образом греха. 25 июня 1905г. он писал: "Петербург — гигантский публичный дом, я чувствую".

   В стихах 1904—1908 гг. объединенных в цикл "Город", прослеживаются традиции "Невского проспекта", "Портрета" Н.В. Гоголя, "Преступления и наказания" Ф.М. Достоевского. Блоковский Петербург населен нищими, рабочими, блудницами. Среди простонародья, "женских ликов", "веселых и пьяных" обитает лирический герой, которому является Незнакомка. Это город фабричных гудков и ресторанов, голодных и сытых. Блок ввел образ города в библейский контекст; в стихотворении "Невидимка" (1905) появился образ блудницы верхом на звере багряном: "С расплеснутой чашей вина / На Звере Багряном — Жена" — блоковская версия восседавшей на звере багряном апокалипсической матери блудниц с чашей, наполненной нечистотой блудодейства. Тема конца света была выражена и в городском пейзаже, характерные черты которого — окровавленный язык колокола, "могилы домов", оловянный закат, темно-сизый туман, "серокаменное тело" города, кровавое солнце.

   Лирический герой живет здесь, "топя отчаянье в вине". Он, некогда веривший в свой союз с мистической Прекрасной Дамой, в будущую гармонию, теперь переживает крушение астральных иллюзий: "Давно звезда в стакан мой канула". Так в лирику Блока входил образ Незнакомки; она олицетворяла не только астральные тайны, но и соблазны земного быта. Новое воплощение женского начала уже не было символом абсолютной гармонии. Она являлась лирическому герою то в ресторанах, то в "неосвещенных воротах"; в ее портрете было достаточно земного; она была звездой, то ли упавшей на землю с небес, то ли падшей. В стихотворении "Твое лицо бледней, чем было. " (1906) была выражена трагедия падения: "Поверь, мы оба небо знали: / Звездой кровавой ты текла, / Я измерял твой путь в печали, / Когда ты падать начала".

   Следующим в цикле стояло стихотворение "Незнакомка" (1906). Героиня — одинокая мистическая дева, в облике которой достаточно узнаваемых черт городской красавицы: шелка, "шляпа с траурными перьями", духи, "в кольцах узкая рука". Банальна и обстановка ее встречи с лирическим героем: "горячий воздух дик и глух", "тлетворный дух", переулочная пыль, скука дач, бутафорский блеск кренделя булочной, дамы и "испытанные остряки" и т.д. В то же время Незнакомка — вестница иных миров, "дальнего берега". За ее темной вуалью лирическому герою видится "берег очарованный и очарованная даль". Образ берега со времен романтической лирики обозначал гармонический, свободный, но недостижимый мир. В художественной системе "Стихов о Прекрасной Даме" образ берега также был знаковым, он символизировал драму разъединенности поэта и его мистической избранницы: и лирическому герою "не найти родные берега", и на другом берегу "плачет душа одинокая", и она "на том смеется берегу". В "Незнакомке" астральная дева приблизила мистический мир к реальности, с ней в ресторанный быт проникает ирреальный мир "древних поверий".

   Теперь не только она — избранная, но и лирический герой — избранник. Оба они одиноки. Не только ей, но и ему поручены "глухие тайны". Несмотря на это, в стихотворении прозвучала романтическая тема невозможности соединения родственных душ. Однако в "Незнакомке" трагическое решение этой темы обрело дополнительную тональность — ей придана самоирония: герой высказывает предположение, не является ли Незнакомка игрой "пьяного чудовища". Ирония позволила лирическому герою найти компромисс между реальностью и иллюзией. Но этот компромисс пока еще невозможен между Незнакомкой и пригородным бытом, чудесная дева покидает его. Она и реальность — два полюса, между которыми пребывает лирический герой.

   В стихотворении не только художественные детали быта и "глухих тайн" составляют контраст, не только сюжет о Незнакомке основан на противопоставлении — ее появлении и исчезновении, но и фонетический ряд стихотворения построен по принципу контраста. Гармония гласных, созвучная образу Незнакомки, контрастирует с диссонансными, жесткими сочетаниями согласных, благодаря которым создается образ реальности. Фонетика стихотворения выражает пластику образа Незнакомки: шипящие передают проникновение одетой в шелка героини в суету быта.

   Двойственность как принцип поэтики стихотворения выразилась и в приемах изложения происходящего. В "Незнакомке" есть описательное начало, последовательность, неспешность в выстраивании художественных деталей; есть подобие сюжетности, которое позволило исследователям рассматривать стихотворение как балладу. В то же время "Незнакомка" импрессионистична. Героиня — плод воображения лирического героя настолько, насколько для импрессиониста мир адекватен его чувственным ощущениям и ожиданиям, череде эмоциональных состояний, потоку запахов и цветовых образов. Пригородные остряки, дамы, пьяницы обладают характерностью, типичностью, их действия — определенные, целенаправленные, в то время как с Незнакомкой ничего как бы и не происходит. Для поэтики импрессионизма характерна инертность: лирический герой просто ведом своим воображением, никакого дальнейшего развития действия не про¬изойдет, инициативы не последует.

   Тема "Незнакомки" была развита в стихотворении "Там дамы щеголяют модами. ", однако в нем Блок, усилив реалистическое начало, "недостижимой и единственной", очаровавшей лирического героя звезде придает не только внешние, как это было в "Незнакомке", но и внутренние черты городской красавицы. Она сроднилась с пошлой реальностью: она "вином оглушена", некогда полная тайн вуаль стала просто вуалью в мушках, в ее портрете появились мелкие черты, в ее характере угадываются земные противоречия героинь Достоевского: "Она — бесстыдно упоительна/ И унизительно горда". Незнакомка появилась и в стихотворениях 1906 г. "Прошли года, но ты — все та же. ", "Шлейф, забрызганный звездами. ". Этот образ сопровождал воображение Блока не один год. В феврале 1908 г. он написал "Я миновал закат багряный. ", "Май жестокий с белыми ночами. ", в котором была изображена "Женщина с безумными очами, / С вечно смятой розой на груди". В 1909 г. Блок создал стихотворение "Из хрустального тумана. ", его героиня — явившаяся в ресторан из "неведомого сна" дева со "жгуче-синим взором".

   В следующем году было написано стихотворение "В ресторане", в котором когда-то метафизическая дева "Незнакомки" трансформировалась в ресторанную соблазнительницу с надменным взором: "Но из глуби зеркал ты мне взоры бросала /И, бросая, кричала: Лови. ". В этом образе нет импрессионистичности, намерения женщины целенаправленны. Адаптация и лирического героя, и его женского идеала к богемной жизни совершилась, метафизика уступила место земному, астральные отношения — флирту. В героине отсутствует гармоничное начало, в ее душе — та же хаотичность, что и в ресторанном мире: цыганка "визжала заре о любви", ее монисто "бренчало", струны "грянули", смычки запели "исступленно", но и избранница говорила "намеренно резко", она "рванулась движеньем испуганной птицы", ее шелка "зашептали тревожно", взоры она "бросала".

   В "Незнакомке" мотив сомнения в реальности встречи лирического героя и девы так и не получил однозначного решения. В стихотворении "В ресторане" этого мотива нет, встреча состоялась в такой же банальной обстановке: желтая заря, фонари, которые в цикле "Город" ассоциировались с понятием порока, смычки, поющие о любви, атрибуты цыганщины, романтической во времена пушкинских "Цыган" и романсов Я. Полонского, Ал. Григорьева, но в блоковском стихотворении утратившей романтическое звучание и ставшей признаком модернистского бытия начала века. Ресторанная этика проявилась и в действии героя: "Я послал тебе черную розу в бокале / Золотого, как небо, аи". Стихотворение вошло в цикл "Страшный мир".

   Параллельно в лирике Блока в конце 1906 г. появилась героиня циклов "Снежная маска" и "Фаина", к которой лирический герой испытывал страсть. Стихи посвящались актрисе Н.Н. Волоховой. В новом воплощении женственности выразилось дальнейшее отступление Блока от идеала Прекрасной Дамы. В героине "Снежной маски" и "Фаины" была некоторая преемственность от Незнакомки. Об этом свидетельствует образный ряд. Возлюбленная, "сверкнув из чаши винной", змеилась "в чаше золотой", являлась "сквозь винный хрусталь"; лирический герой обращался к избраннице: "Душишь черными шелками, / Распахнула соболя. ", "Меня дразнил твой темный шелк". Строка "Девичий стан, шелками схваченный" трансформировалась в "Тонкий стан мой шелком схвачен"; повторились и образы дали, вуали: "Как за темною вуалью / Мне на миг открылась даль. ".

   В циклах запечатлен переход лирического героя от созерцательности к метели, по Блоку — мятели, то есть тревоге, от мечты — к инициативе, от статики — к динамике. Блок воспел "земную красоту": "Мне слабость этих рук знакома, / И эта шепчущая речь, / И стройной талии истома, / И матовость покатых плеч". Не мечта о свидании с Прекрасной Дамой, не намек на возможное свидание с Незнакомкой, а любовное свидание с героиней "Фаины" становится темой поэзии: "И, словно в бездну, в лоно ночи / Вступаем мы. Подъем наш крут. / И бред. И мрак. Сияют очи. / На плечи волосы текут / Волной свинца — чернее мрака. / О, ночь мучительного брака. "

   Эта тема любви выразила новое блоковское мироощущение. Открытость миру, готовность принять его таким, каков он есть, стала темой стихотворения 1907 г. "О, весна без конца и без краю. ". Слово "принимаю" доминирует в образной системе стихотворения. Лирический герой пребывает в согласии с жизнью, нет характерного для романтиков противостояния личности миру, а контрасты, неразрешимые в "Незнакомке", теперь созвучны. Совместимость противоположностей стала формулой гармонии. Потому принимаются удача и неудача, плач и смех, ночные споры и утро, "пустынные веси" и "колодцы земных городов", "простор поднебесий / И томления рабьих трудов". Интимный мотив стихотворения подтверждает философскую тему полноты и лада жизни: последние четыре строфы — о "враждующей встрече", об отношениях "ненавидя, кляня и любя". Сознанию Блока был чужд абсолютный трагизм: в одни и те же годы в его творчестве появлялся лирический герой, склонный воспринимать жизнь и как воплощение земной пошлости, и как мировую гармонию.

   Стихотворение вошло в цикл "Заклятие огнем и мраком".-Эпиграфом к циклу послужили строки из лермонтовской "Благодарности", в которых, однако, была выражена близкая Блоку тема жизни не с радостями, а с "тайными мучениями страстей", "отравой поцелуя", "местью врагов".

   Тема принятия земных испытаний выразилась и в любовной лирике Блока, а именно — в мотивах благодарности за любовь угасающую и неверную, прощения измены, которые восходят к пушкинскому благословению "Как дай вам Бог любимой быть другим". В 1908 г. Блок написал включенное в цикл "Возмездие" стихотворение "О доблестях, о подвигах, о славе. ", обращенное к Л.Д. Блок: покинувшая его женщина для него все равно "милая", "нежная".

   Любовь в лирике Блока драматична. В стихотворении отображена история отношений поэта и Л.Д. Блок. Лирический герой обращается к возлюбленной с исповедальным монологом о своих чувствах, он выполнен в жанре послания. Женщина — вдохнови¬тельница его поэзии, высшая истина, рядом с которой забывались иные идеалы "горестной земли" — доблесть, подвиги, слава. Она же — олицетворение его молодости. Расставшись с ней, он расстался и со своими символистскими иллюзиями: любимая ушла, завернувшись в плащ, цвет которого — синий — был знаковым образом в поэзии символистов.

   В шести строфах — история любви, композиционно обрамленная изображением любимой ("Твое лицо в его простой оправе"). Каждая строфа стихотворения, словно повторяя композиционный принцип пушкинского стихотворения "К***" ("Я помню чудное мгновенье. "), сюжетно и эмоционально самостоятельна и выражает определенный период в жизни лирического героя после измены любимой: забвение, желание обрести иные опоры в жизни ("Вино и страсть терзали жизнь мою"), стремление вернуть ее любовь; затем муки сменяются "крепким сном" о ней и о ее уходе и, наконец, смирением, признанием невозможности вернуть любовь. Однако драматический финал отличает проблематику блоковского стихотворения от пушкинского восприятия любви.

   В блоковской теме любви определился синтез небесного и земного, который в начале творческого пути поэт называл "земным небожительством". Оно выразилось в женских образах его лирики, в том числе в образе Богородицы из поэтического цикла 1909 г. "Итальянские стихи". Согласно блоковской версии, дева Мария была вероломна, ее томило желание, что вызвало в адрес поэта упреки известного критика, поэта и мемуариста С. Маковского в донжуанстве, "эротической дерзости".

   В 1914 г. был создан цикл из 10 стихотворений "Кармен", в котором главной темой стала сила любви, страсти, вдохновляющей на "творческие сны". Стихи были посвящены исполнительнице партии Кармен в опере Визе Л.А. Андреевой-Дельмас. "Я потерял голову, все во мне сбито с толку. " — отметил Блок в записной книжке.

   Блок увидел в своей современнице характер обольстительной, не знающей смирения цыганки. Это совмещение женских натур дало результат — "бред моих страстей напрасных". Сюжет об испанской цыганке сроднился с жизнью Петербурга, где "март наносит мокрый снег". Блок создал обобщенный образ, в котором не расчленены женская природа, условность сцены, восприятие текста новеллы Мериме. Об этом синтезе Блок сказал в стихотворениях "Бушует снежная весна. ", "Сердитый взор бесцветных глаз. ", "О да, любовь вольна, как птица. " и др.

   В описании Кармен выражены черты Дельмас: ее "нежные плечи", духи, "пугающая чуткость" "нервных рук и плеч", презренье глаз, львиное — "в движеньях гордой головы". Словно Дельмас, а не Кармен испытывает ревность к Эскамильо. Гово¬рится о дублерше и ревности к сопернице: "Не Вы возьметесь за тесьму, / Чтобы убавить свет ненужный. / И не блеснет уж ряд жемчужный / Зубов несчастному тому". Эта сценическая, условная ситуация стихотворения "Сердитый взор бесцветных глаз. " "переносится" в петербургскую жизнь стихотворения "О да, любовь вольна, как птица. ", и что не суждено больше испытать Эскамильо, войдет в жизнь лирического героя: "И в тихий час ночной, как пламя, / Сверкнувшее на миг, / Блеснет мне белыми зубами / Твой неотступный лик". В тексте стихотворения орга¬нично звучат цитаты из партии Кармен.

   Такой синтез художественного вымысла и реальности, намеренное включение сценической и литературной условности в судьбу лирического героя создают ощущение прозрачности границ текста и жизни, свободного перемещения образа в реальности и реальности — в художественном пространстве.

   Любовь и ненависть Кармен чрезвычайны, как и чувства лирического героя. Подобный максимализм был характерной чертой и "громады любви" и "громады ненависти" лирического героя поэзии В. Маяковского, столь отличной от поэзии Блока. В русской литературе эта особенность восходила к романтической традиции.

   В блоковской лирике любовь ассоциируется с природными стихиями. Окна избранницы лирического героя — "месяца нежней", "зорь закатных выше", ее голос наполнен "рокотом забытых бурь", в золоте кудрей проступает "червонно-красное", так же как "ночною тьмой сквозит лазурь", в ее косах — "рыжая ночь", а сердце лирического героя подобно океану.

   Эмоциональности и интимности цикла соответствует жанр послания, в котором созданы некоторые его стихотворения. Последнее из них — "Нет, никогда моей, и ты ничьей не будешь. " — написано характерным для послания шестистопным ямбом. Частыми художественными приемами цикла стали сравнения и параллелизмы. Одно из средств изображения чувства в "Кармен" — соединение контрастных смыслов: любовь проявляется в восторге и страхе, "немой жуткости", характеры Кармен и лирического героя выражены в строке "Мелодией одной звучат печаль и радость. ", герою "печально и дивно", оттого что приснился сон о возлюбленной, и т.д.

ЛИРИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ И ТЕМА РОССИИ.

   Одной из главных тем поэзии Блока, выразившей и демократические настроения поэта, и его переход к активному восприятию жизни, и его ощущение времени, стала тема России.

   В письме к К.С. Станиславскому от 9 декабря 1908 г. Блок писал, что теме России он посвятил жизнь, что эта тема есть "первейший вопрос, самый жизненный, самый реальный".

   В контексте этой темы поэт воспринимал и проблемы взаимоотношений народа и интеллигенции. В 1907 г. началась его переписка с олонецким старообрядцем, близким к сектантским движениям поэтом Н. Клюевым, в письмах которого он услышал укор себе как представителю дворянского сословия и интеллигенции за равнодушие к судьбе народа. Мысли и цитаты из клюевских писем Блок включил и в драматическую поэму 1908 г. "Песня Судьбы", и в статью "Литературные итоги 1907 года". Блоку был близок толстовский герой — мучимый совестью Нехлюдов, всматривавшийся в новый для него народный мир. В статье "Народ и интеллигенция" поэт писал: "С екатерининских времен проснулось в русском интеллигенте народолюбие и с той поры не оскудевало". Не открыть России своего сердца означало, по Блоку, погибнуть; во многом под влиянием Клюева он пришел к мысли о том, что в свое время народ сметет интеллигенцию, в том числе и его, Блока. Воспринимая такой ход событий как справедливое возмездие, он писал Станиславскому: народ "свято нас растопчет". Через десять лет оправдание народного гнева и ощущение своей вины перед народной Россией оформятся в самостоятельную тему в поэме "Двенадцать".

   Станиславскому же Блок изложил свою концепцию национального самосознания, своего возврата к славянофильству, но без православия и самодержавия. Он не склонен был и связывать миссию России с судьбами славянского мира в целом, со славянством. Россия воспринималась им как нечто самоценное и исключительное.

   Тема России в творчестве Блока претерпела довольно сложные метаморфозы. Уже в "Стихах о Прекрасной Даме" Блок создал образ пространства, в котором России как таковой еще не было. В "Распутьях" символистские условные образы вроде "чародейного и редкого" тумана исподволь уступали место прозаическим: "Далеко запевает петух", "Потемнели ольховые ветки, / За рекой огонек замигал", печальные поля, серые сучья и т.д.

   С "Пузырями земли" в лирику Блока вошел образ России-мифа, которому сопутствовала пантеистическая, дохристианская мистика. Блок писал о полевом Христе как Боге для всякой твари — и человека, и нежити: болотных чертенят, карликов, русалки, нимфы. Потому в его лирике чертик "лобызает подножия" Христа, а болотный попик всех любит и за всех молится. Идея единства всего сущего и чувствующего стала центральной в понимании России. В поэме "Двенадцать" образ России уже будет представлен как расколотый, враждующий мир. Даже печаль в "Пузырях земли" не являлась антонимом радости. Поэт создал соединившие в себе противоположные понятия образы: "улыбалась печаль", "В печальном веселье встречаю весну".

   Лирический герой почувствовал свою причастность к такой России. Он открывал для себя полевую, земляную родину "древесного оргазма", в которой "соки так и гуляли в лесах и полях", и приходил к мысли о том, что "унизительно не быть одной из этих стихий", как писал он в 1905 г.

   Вместе с тем в блоковской версии России обозначились и социальные мотивы. В 1900-х гг. среди образов поэта появились образы крестьян, матросов, рабочих. Январские события 1905 г. стали причиной появления в лирике Блока образа революционного народа. Так, в стихотворении "Шли на приступ. Прямо в грудь. " прозвучал мотив крови, "дали кровавой".

   Блок искал свой образ России. В итоге в блоковском творчестве оформилось представление о России многоликой — народной, кроткой, разбойной, эпической, интимной, устремленной, постепному бескрайней, вольной. В блоковском ощущении России выразились традиции русской литературы предыдущего века, прежде всего Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тютчева. Блок, восприняв от предшественников лирическую, интимную трактовку темы России, интерпретировал пушкинские и гоголевские образы "разгулья удалого" и тоски, тройки, дороги, неведомых равнин, лермонтовские образы "разливов рек", "печальных деревень". Так, в блоковских мотивах иззаботившейся России "серых изб" с ее "разбойной красой", острожной тоской ямщика ("Россия", 1908) или в "Буду слушать голос Руси пьяной, / Отдыхать под крышей кабака" ("Осенняя воля", 1905) слышен отзвук лермонтовской "странной любви" к отчизне: лирический герой "Родины", принимая Россию покрытых соломой изб, взирал "На пляску с топаньем и свистом / Под говор пьяных мужичков", что в свою очередь воспринимается как реминисценция из "Путешествия Онегина", где Пушкин показал и крестьянскую родину: "Перед гумном соломы кучи", "Да пьяный топот трепака / Перед порогом кабака". Блоку близка концепция Тютчева — "Умом Россию не понять", его вера во "всемирную судьбу" родины, о которой пророчил и Гоголь в одиннадцатой главе "Мертвых душ".

   В 1908 г. Блок создал цикл из пяти стихотворений "На поле Куликовом", который сопроводил примечанием о том, что Куликовская битва — символ русской истории, разгадка которого впереди. Мысль об исторической связи Куликовской битвы и современности была высказана и в статье "Народ и интеллигенция": "Над городами стоит гул, какой стоял над татарским станом в ночь перед Куликовской битвой, как говорит сказание"; татарский стан сравнивался в статье Блока с современной интеллигенцией, ее "торопливым брожением" и "сменой боевых знамен", стан Дмитрия Донского — с состоянием народа начала XX в. когда под внешней тишиной скрывались трагедии.

   Отразившаяся в цикле блоковская концепция судьбы России во многом схожа с пушкинским восприятием родины: в бескрайности степей, в "тоске безбрежной", в "долгом пути", в вечном преодолении исторических испытаний выражена идея бесконечной устремленности России вперед.

   России суждено, по Блоку, вечно пребывать в непокое, в состоянии преодоления, боя. Потому символом России является мчащаяся степная кобылица: "И вечный бой! Покой нам только снится / Сквозь кровь и пыль. / Летит, летит степная кобылица / И мнет ковыль. " Символом связи времен и вечной, протяженной во времени тревоги служит образ лебедей: "За Непрядвой лебеди кричали, / И опять, опять они кричат. " Заключительному стихотворению "Опять над полем Куликовым. " был предпослан эпиграф из стихотворения Вл. Соловьева "Дракон": "И мглою бед неотразимых / Грядущий день заволокло", — в котором выразилась блоковская тема всевременности трагедий и побед России. Россия Блока — вечная и во времени нерасчленимая, поэтому лирический герой — современник двух эпох, он переживает тревожный канун Куликовской битвы и канун "диких страстей", сечи, "высоких и мятежных дней" XX в.

   Развитию мотива российского непокоя способствуют образный ряд стихотворений, а также фонетика, ритм, интонация стиха. В "Река раскинулась. Течет, грустит лениво. " образу ленивой реки соответствует протяженный поток гласных. Вторая строфа, ломая спокойную интонацию, начинается со звонкого возгласа "О, Русь моя!" и вводит в стихотворение мотив пути. Четвертая строфа начинается с коротких фраз, которые придают ритму стихотворения стремительность, а эмоциональному наполнению — ощущение тревоги: "Пусть ночь. Домчимся. Озарим кострами / Степную даль". Далее в художественную систему введен образ движения — степной кобылицы. Седьмая, заключительная, строфа раскрывает тему трагедий и их преодолений: "Закат в крови! Из сердца кровь струится! / Плачь, сердце, плачь. / Покоя нет! Степная кобылица / Несется вскачь!"

   Судьба России хранима Богоматерью. Ее нерукотворный лик — на щите воина. Ее голос — "в криках лебедей". Она присутствует "в темном поле". Таким образом, "вечный бой" России, вечный непокой в сердце, воинственность русских рассматриваются Блоком как святая миссия. Лирический герой, его друг, русские полки, противостоящие "поганой орде", выполняют "святое дело".

   Россия Блока воплощает в себе женское начало. Так, в стихотворении "Россия" родина — образ женственности: "А ты все та же — лес, да поле, / Да плат узорный до бровей. ". В стихотворении "Русь" (1906) лирический герой воспринимал родину как женщину: "Ты и во сне необычайна. / Твоей одежды не коснусь". В стихотворении "В густой траве пропадешь с головой. " (1907) родина опять же предстала в образе женщины: «Обнимет рукой, оплетет косой / И, статная, скажет: "Здравствуй, князь"». В первом стихотворении цикла "На поле Куликовом" поэт обращался к России: "О, Русь моя! Жена моя!" В "Осеннем дне" (1909) лирический герой говорил нищей стране: "О, бедная моя жена". В стихотворении "На железной дороге" (1910) Россия ассоциировалась с образом девушки "в цветном платке, на косы брошенном".

   Тема женственности в философском восприятии России достаточно традиционна; она выразилась в работах славянофилов, была развита в концепциях философов Серебряного века — Вл. Соловьева, В. Розанова, Н. Бердяева. В сознании Блока эта тради¬ция усугубилась отношением к женскому началу как спасительному, как к противоядию катастрофичности мира. Россия для Блока — избранница, будь она богомольной невестой или обладательницей "разбойной красы".

   Сопричастный судьбе родины лирический герой блоковской поэзии переживает периоды отчаяния и возрождения.

   Мотивы обретения гражданских, демократических идеалов все определенней звучали в творчестве Блока. Лирический герой третьей книги стихов (1907—1916) был требователен к себе, в нем росла неудовлетворенность своей жизнью, что выразилось в теме праздности души и ее ответственности.

   В ранней лирике Блока время отождествлялось с вечностью; теперь в его поэзии выразились мысли о самоценности моментов. Тема стихотворения "Я пригвожден к трактирной стойке. " (1908) — невозвратность мгновений, ностальгия по промчавшемуся счас¬тью: оно на тройке "в сребристый дым унесено", потонуло "в снегу времен, в дали веков". Мотивы динамичности промелькнувшей жизни выразились в характерных художественных деталях: звук бубенчиков, "сребристый дым", тройка "искры мечет" и т.д. Счастье изменчиво, вслед за ним в судьбе лирического героя последовал период апатии, безволия: "Я пьян давно. Мне все — равно". Антитеза состояний радости и апатии выражена в противопоставлении фонетических рядов, звонкие звуки образов "сребристый", "унесено", "в снегу", "искры", "сбруя золотая" контрастируют с глухими: "А ты, душа. душа глухая. / Пьяным пьяна. пьяным пьяна. " Для создания динамического образа счастья использованы глаголы движения: "унесено", "летит", "захлестнуло", "мечет"; статический образ уныния выражен без¬глагольными фразами.

   В лирике 1909 г. прозвучало раскаяние лирического героя в том, что юность прошла как "дикий танец масок и обличий", в заемных, неподлинных идеях и страстях ("В чужих зеркалах отражался / И женщин чужих целовал"). Наряду с апатией и раскаянием в творчестве Блока выразилось и стремление обрести жизненную силу, иные духовные опоры. Во многом эти изменения были обусловлены впечатлениями Блока от его поездки в Италию в 1909 г. Искусство Италии, каким увидел его Блок, запечатлело "мимолетные мелочи", мгновения вечности, что стало темой "Итальянских стихов".

   В 1913 г. современная жизнь страны представилась поэту нелепицей. Он пытался вернуть своему состоянию "мужественную волю", "творческую волю", о чем записал в дневнике: "Завоевать хотя бы небольшое пространство воздуха, которым дышишь по своей воле. ", "Совесть как мучит! Господи, дай силы, помоги мне". Несозвучие поэта с эпохой, неоправдавшиеся надежды на гармонию души поэта и музыки эпохи воспринимались им как трагедия.

   Не менее трагичным было и блоковское ощущение российской современности как безвременья. В стихотворении "Художник" (1913) прошлое "страстно глядится в грядущее", минуя настоящее. Мировая скука, став приметой времени, обрекла поэта на творческую неудовлетворенность. По-своему интерпретировалась теперь и тема поэта и толпы: поэт поет в угоду толпе, без вдохновения ("Крылья подрезаны, песни заучены"). Лирический герой, стремясь преодолеть "скуку смертную", силится прозреть новое; однако очертания его неопределенны: то ли "ангел летит", то ли песню поют "сирины райские", то ли осыпается яблоневый цвет, "с моря ли вихрь".

   Один из мотивов стихотворения — обреченность новых, "неизведанных сил" и творческая обреченность поэта: его разум убивает душу. В художественную систему стихотворения Блок ввел трагический символ поэтического творчества: в клетку заключена "летевшая душу спасти" птица, теперь она "обруч качает, поет на окне".

   Однако блоковскому ощущению жизни не был свойствен декаданс. Стихотворение цикла "Ямбы" "О, я хочу безумно жить. "

   (1914) свидетельствует о вере поэта в собственные силы. Он желает жить заботами эпохи. Теперь он не только певец спасительного женского начала, будь то Прекрасная Дама, Незнакомка, Снежная маска, Фаина, Кармен. Задача поэзии: "Все сущее — увековечить, / Безличное — вочеловечить, / Несбывшееся — воплотить". Мы видим, что лирический герой, проживая свою трилогию вочеловечения, в состоянии жить в созвучии со своим временем, взять на себя ответственность за происходящее. В его поэзии нет романтического отстранения от мирской суеты, а "жизни сон тяжелый" не является для него бременем. В цикл "Ямбы" вошло и стихотворение "Земное сердце стынет вновь. " (1914), в котором покою, "красивым уютам" противопоставлены любовь лирического героя к людям, активное вторжение в жизнь, готовность к самопожертвованию: "Но стужу я встречаю грудью", "Нет! Лучше сгинуть в стуже лютой!" Написанное в жанре стансов с характерными для каждого станса четырьмя стихами, четырехстопным ямбом, строфической замкнутостью, оно выразило гражданскую версию темы о роли поэта и поэзии, в которой патетика, пафос соединены с драматическим, конфликтным настроением. Поэт с гневом готов читать в глазах людей "печать забвенья, иль избранья", но он же испытывает к ним "неразделенную любовь", что отличает блоковское решение темы поэта и толпы от ее трактовок Пушкиным в стихотворениях "Поэту", "Поэт и толпа" и Лермонтовым в "Пророке". Цикл "Ямбы" запечатлел лирического героя как человека, которого он в одном из писем к Андрею Белому назвал "общественным", "мужественно глядящим в лицо миру. ценою утраты части души". Эту же мысль об антитезе общественного и личного он выразил в поэме "Соловьиный сад" (1915).

   Осознав себя в контексте эпохи, Блок выстроил свою версию отношений личности и истории, которая нашла выражение в незавершенной поэме "Возмездие". Поэма была задумана в 1910 г. но работу над ней поэт продолжал до 1921 г. Знакомую по творчеству Пушкина, Гоголя, Достоевского тему натуры и среды В предисловии к поэме он писал о том, что мировая история засасывает человека в свою воронку, в результате личность либо перестает существовать, либо, "неузнаваемая, обезображенная, искалеченная", становится "вялой дряблой плотью и тлеющей душонкой"; однако каждое последующее поколение крепнет, потомки начинают воздействовать на среду. Таким образом, испытавший на себе возмездие истории, среды, эпохи род со временем творит собственное возмездие над эпохой. В поэме показана цепь преображений рода ("угль превращается в алмаз") — от индивидуалиста байронического типа до потомка, с песней матери обретающего идеалы самопожертвования, готовности идти на штыки, на эшафот ради свободы.

   Личность определяет ход истории России, а Россия судьбоносна для мировой истории. Увидевший в России исключительное, мессианское начало, Блок во многом разделил свои взгляды со "скифами" — писателями, философами, объединившимися вокруг сборника "Скифы": Андреем Белым, С. Есениным, М. Пришвиным, Н. Клюевым, А. Ремизовым и др. Идеологом скифства был литературный критик, впоследствии мемуарист Р.В. Иванов (Иванов-Разумник), чьи политические ориентации соответствовали программе эсеров. Скифство — это почвенничество с явным революционным уклоном, с неприятием буржуазного благополучия, с восприятием революции как социального и духовного преображения, с повышенным интересом к стихийным началам в мировом процессе.

   Блок, принявший революцию как духовное преображение страны и мира, стремился к сохранению в ней скифских идеалов. В миссии русских, как он полагал, "последних арийцев", была гарантия жизнеспособности Запада, его защиты от Востока.

   Скифская историософия Блока нашла свое развитие в произведениях 1918 г. — в поэме "Двенадцать" и в стихотворении "Скифы".

   В блоковском восприятии революции соединились идея народного возмездия и идея Божьего прощения этого возмездия. Еще в статье "Народ и интеллигенция" поэт писал о любви к больной, страдающей России: "К этой любви нас ведет теперь сам Бог. Без болезней и страданий, которые в таком множестве накопились внутри ее и которых виною мы сами, не почувствовал бы никто из нас к ней сострадания". Мотив справедливого возмездия, а также болезней России, которые интеллигенту необходимо принять и понять, выразился в образах двенадцати безбожников-революционеров, олицетворявших образ острожной, разбойной, но возрождающейся, прощенной и ведомой Богом России.

   Содержание "Двенадцати" не имеет политического характера. Поэма не выражала политическую программу эсеров или большевиков. «Поэтому те, — писал Блок в «Записке о "Двенадцати"», — кто видят в "Двенадцати" политические стихи, или очень слепы к искусству, или сидят по уши в политической грязи, или одержимы большой злобой, — будь они враги или друзья моей поэмы».

   Смысл поэмы — метафизический. Незадолго до Октября поэт определил происходящее в России как "вихрь атомов космической революции". Но в "Двенадцати", уже после Октября, Блок, все еще оправдывавший революцию, написал и об угрожающей силе стихии. Еще летом веривший в мудрость и спокойствие революционного народа Блок в поэме рассказал и о стихиях, разыгравшихся "на всем Божьем свете", и о стихиях мятежных страстей, о людях, для которых абсолютом свободы являлась, как для пушкинского Алеко, воля для себя.

   Стихия — символический образ поэмы. Она олицетворяет вселенские катаклизмы; двенадцать апостолов революционной идеи обещают раздуть "мировой пожар", разыгрывается вьюга, "снег воронкой занялся", в переулочках "пылит пурга". Разрастается и стихия страстей. Городское бытие также обретает характер стихийности: лихач "несется вскачь", он "летит, вопит, орет", на лихаче "Ванька с Катькою летит" и т.д.

   Однако октябрьские события 1917 г. уже не воспринимались только как воплощение вихрей, стихий. Параллельно с этим, анархическим по сути, мотивом в "Двенадцати" развивается и мотив воплощенной в образе Христа вселенской целесообразности, разумности, высшего начала. В 1904—1905 гг. Блок, увлеченный борьбой со старым миром, желая "быть жестче", "много ненавидеть", уверял, что не пойдет "врачеваться к Христу", никогда не примет Его. В поэме он обозначил для героев-революционеров иную перспективу — грядущую веру в Христовы запове¬ди. 27 июля 1918 г. Блок отметил в дневнике: "В народе говорят, что все происходящее — от падения религии. "

   К Божьему началу обращаются и созерцатели в революции, и ее апостолы — двенадцать бойцов. Так, старушка не понимает, в чем целесообразность плаката "Вся власть Учредительному собранию!", она не принимает и большевиков ("Ох, большевики загонят в гроб!"), но она верит в Богородицу ("Ох, Матушка-Заступница!"). Бойцы же проходят путь от свободы "без креста" к свободе с Христом, и эта метаморфоза происходит помимо их воли, без их веры в Христа, как проявление высшего, метафизического порядка.

   Свобода нарушать Христовы заповеди, а именно — убивать и блудить ("Свобода, свобода, / Эх, эх, без креста! / Тра-та-та!", "Свобода, свобода, / Эх, эх, без креста! / Катька с Ванькой занята"), трансформируется в стихию вседозволенности ("Паль-нем-ка пулей в Святую Русь — /В кондовую, / В избяную, / В толстозадую!"). В крови двенадцати дозорных — "мировой пожар", безбожники готовы пролить кровь, будь то изменившая своему возлюбленному Катька или буржуй: "Ты лети, буржуй, воробышком! / Выпью кровушку / За зазнобушку / Чернобровушку".

   Анархия страстей "голытьбы" выражена в босяцких интонациях вроде "Эх ты, горе-горькое, / Сладкое житье! / Рваное пальтишко, / Австрийское ружье!", в уголовных — "Отмыкайте етажи, / Нынче будут грабежи!".

   Любовная интрига играет ключевую роль в раскрытии темы напрасной крови в период исторических возмездий, темы непри¬ятия насилия. Катька — гулящая, ее тело знало следы жестокой ревности: "У тебя на шее, Катя, / Шрам не зажил от ножа. / У тебя под грудью, Катя, / Та царапина свежа". Она гуляла с офицером, с "юнкерьем", а теперь гуляет с "солдатьем" — с Ванькой, которого дозорные бранят за измену: он был одним из них, а стал солдатом, "буржуем", богатым. Мотивы предательства и денег увязаны между собой и в образе Катьки: она не только изменила, у нее "керенки есть в чулке". Конфликт интимный перерастает в конфликт социальный. Дозорные воспринимают любовное вероломство Ваньки, его гулянье "с девочкой чужой" как зло, направленное не только против Петрухи, но и против них: "Мою, попробуй, поцелуй!" Убийство Катьки рассматривается ими как революционное возмездие.

   Петруха — убийца "бедный", у него от переживаний "не видать совсем лица". Но его не мучают чувство вины, жалость к Катьке, ему жаль своей любви к ней, "ночек черных, хмельных", проведенных с "этой девкой". Потому Петруха легко соглашается с доводами товарищей: не то время, чтоб жалеть о Катьке, впереди — "потяжеле будет бремя". Так злодейство оправдывается еще большим грядущим злодейством.

   Эпизод с убийством "дуры" и "холеры" Катьки идейно и "композиционно напрямую связан с появлением в финале поэмы образа Христа как воплощения идеи прощения грешных, то есть и убийц. Дозорные и Христос в поэме являются и антиподами, и теми, кому суждено обрести друг друга.

   После частушечного ритма стишка о зазнобушке и буржуе следует написанный в ритме церковного песнопения стих о жертве дозорных, обращенное к Господу моление за ее душу: "Упокой, Господи, душу рабы твоея. " После того как убийца Петька упоминает Спаса, следует саркастическое замечание его товарищей: "От чего тебя упас / Золотой иконостас?" Одиннадцатая глава начинается с констатации факта безбожия дозорных: ". И идут без имени святого / Все двенадцать — вдаль. / Ко всему готовы, / Ничего не жаль. "

   Этот конфликт достигает остроты в двенадцатой главе: некто — Христос — хоронится, как им кажется, за все дома, и они стреляют в Его сторону: "Эй, товарищ, будет худо, / Выходи, стрелять начнем", и дальше следует: "Трах-тах-тах!" Иисус, "от пули невредим", — не с двенадцатью бойцами. Он — впереди них. Он, с кровавым, красным флагом, олицетворяет не только веру Блока в святость задач революции, не только оправдание им "святой злобы" революционного народа, но и идею искупления Христом очередного кровавого греха людей, и идею прощения, и надежду на то, что переступившие через кровь все-таки придут к Его заветам, к идеалам любви, наконец, к вечным ценностям, в которые поверили революционная Россия и сам поэт, — братства, равенства и т.д. Дозорным словно предстоит пройти путь апостола Павла.

   Христос и не со старым миром, который в поэме ассоциируется с безродным, голодным псом, что бредет позади двенадцати. Блок воспринимал старую власть как безнравственную, не несущую ответственности перед народом. В не отправленном З.Н. Гиппиус письме он высказал уверенность в том, что прежней России уже не будет, как не стало Рима, как не будет Англии, Германии, Франции.

   Старый мир в "Двенадцати" статичен, новый — в динамике. Действия дозорных целенаправленны; те же, кто назван в поэме "врагом" или "всяким", переживают драму неустойчивости, растерянности: один не стоит на ногах, другой — "бедняжка!" — скользит, третий, четвертый и так далее — "раздет, разут".

   Блок, показав драму "всякого", в то же время внес в ее описание комическую ноту, что соответствовало, во-первых, взгляду двенадцати дозорных на старый мир, а во-вторых, самому определению комического как отражения некоего несоответствия, несообразности, порождающих смех. Эта несообразность, нелогичность — в самом пребывании в обновляющемся мире буржуя на перекрестке, старушки, витийствующего писателя, который в революционных катаклизмах видит гибель России, попа, барыни в каракуле, другой барыни, ссутулившегося бродяги, изменника Ваньки "с физиономией дурацкой", Катьки — опять же "дуры".

   Смех и слезы выражают парадоксальность прошлой России. Юмор (барыня ". — бац — растянулась!") срастается с трагедией ("Ужь мы плакали, плакали. "). Как нарастает состояние трагизма уходящего мира, так и трансформируется комическое — от юмора (упавшая барыня) к сатире (подобное Учредительному собранию собрание проституток, постановивших: "На время — десять, на ночь — двадцать пять. /. И меньше — ни с кого не брать. ").

   Революционную Россию Блок изобразил как расколотый надвое мир, как противостояние черного и белого. Россия старая ассоциировалась в сознании Блока с черным; он записал в дневнике: "В России все опять черно и будет чернее прежнего?" В поэме он выразил свои надежды на преображение России черной в Россию белую. Символика цвета выражает космичность противостояния: с одной стороны, черный вечер, черное небо, черная людская злоба, названная и злобой святой, черные ремни винтовок, черный ус Ваньки, а с другой — белый снег, "зубки блещут жемчугом" у обреченной Катьки — жертвы черной злобы, Христос в белом венчике из роз идет "снежной россыпью жемчужной".

   Между черным, злобным, состоянием России и белым, Христовым, — выраженный символикой красного цвета мотив кровавого преступления: это и простреленная голова Катьки, и упоминание красной гвардии, красного флага, который "в очи бьется". Цветовая символика ассоциируется с образом времени: с крушением черного старого мира, с верой поэта в упорядоченное будущее — в его "белые одежды", наконец, с кровавым, переходным настоящим, которому соответствует сочетание красного, черного, белого цветов.

   Поэт верил в преодоление греха, в исход из кровавого настоящего к гармоничному будущему, которое олицетворено в поэме в образе Христа. 30 июля 1917 г. он записал в дневнике: "Это ведь только сначала — кровь, насилие, зверство, а потом — клевер, розовая кашка".

   Ритм поэмы не характерен для блоковской поэзии. Рисуя картину вселенской дисгармонии, поэт в пределах одной строфы соединял разные размеры, например хорей с анапестом; он ввел в текст олицетворившие идею народной революции ритмы частушки и раешника, романса, плясовой, марша, молитвы. В блоковском многообразии ритма даже звучит ритм плаката. Образ современного города, в котором разыгрываются вселенские стихии, создан и благодаря лексической полифонии, а именно смешению жаргона, уличных слов, балаганного балагурства с политическими понятиями. Это новаторство Блока привлекло к себе внимание современников. Так, А. Ремизов, поразившись лексической образности "Двенадцати", удивившись тому, что в поэме "всего несколько книжных слов", сказал: ". по-другому передать улицу я не представляю возможным".

   Идея объединить в поэме Христа и красногвардейцев как попутчиков в гармонический мир не была случайной, она была Блоком выстрадана. Он верил в сродство революционных и христианских истин. Он полагал, что если бы в России было истинное духовенство, оно пришло бы к этой же мысли. Характерно, что на эту же тему были написаны и поэмы С. Есенина "Товарищ" и Андрея Белого "Христос воскрес".

   Русская интеллигенция восприняла "Двенадцать" по-разному. Б. Зайцев увидел в ней нигилизм, а образ Христа, по его мнению, был упомянут всуе. М. Волошин, прочитав финальные эпизоды как расстрел Христа, посчитал, что поэма написана против большевиков. К этому выводу склонялся и С. Маковский. К. Мочульский увидел в образе блоковского Христа тему преодоления противоречий черной и белой России, гармонического их объединения. В. Жирмунский определил главной тему спасения души и Петрухи, и его одиннадцати товарищей, и всей разбойной России. М. Пришвин в образе Христа увидел самого Блока, готового, подобно Христу, принять на себя весь грех убийц. Характерно, что в лирике Блока действительно присутствовал мотив соотнесенности судеб Христа и лирического героя. В "Осенней любви" (1907) мы читаем: "Пред ликом родины суровой / Я закачаюсь на кресте"; без ответа тогда остался вопрос о том, будет ли челн с Христом причален к "распятой высоте" лирического героя. В "Ты отошла, и я в пустыне. " (1907) поэт писал о себе и России: "Да. Ты — родная Галилея / Мне — невоскресшему Христу".

   Блок стремился увидеть "октябрьское величие за октябрьскими гримасами". В обращенном к осудившей поэму 3. Гиппиус стихотворении 1918 г. "Женщина, безумная гордячка. " он выразил свое отношение к революции как безотчетное, интуитивное, стихийное: "Страшно, сладко, неизбежно, надо / Мне — бросаться в многопенный вал. ". Однако в поздней лирике Блока появились трагические мотивы, которые передали душевные страдания поэта, его неудовлетворенность "гнетущим" ходом событий, осознание обманутости: "Что за пламенные дали / Открывала нам река! / Но не эти дни мы звали, / А грядущие века", "Пушкин! Тайную свободу / Пели мы вослед тебе! / Дай нам руку в непогоду, / Помоги в немой борьбе!" ("Пушкинскому Дому", 1921).

   От "Двенадцати" до "Пушкинскому Дому" Блок прошел путь разочарований. В его дневниках содержатся записи об "азиатском рыле" "народа", который бездельничает и побирается "налогами" на помещиков, о государстве, которое расстреливает людей зря, об "исключительной способности" большевиков уничтожать людей, о том, как "выбрасывают" из квартир интеллигенцию, об умолкнувшей "под игом насилия" человеческой совести. Теперь свой идеал свободы он видел в пушкинском "(Из Пиндемонти)", в котором мы встречаем такое ее понимание: "Никому/ Отчета не давать, себе лишь самому / Служить и угождать; для власти, для ливреи / Не гнуть ни совести, ни помыслов, нишей. ". 18 апреля он констатировал: ". вошь победила весь свет, это уже совершившееся дело, и все теперь будет меняться только в другую сторону, а не в ту, которой жили мы, которую любили мы".

   Юный Блок писал в анкете 1897 г. о том, что желал бы умереть "на сцене от разрыва сердца". Он скончался 7 августа 1921 г. вследствие воспаления сердечных клапанов.

   Укажите особенности эстетической концепции А. Блока.
   Определите, как в его творчестве раскрылась тема поэта и толпы.
   Как в его поэзии происходило становление лирического героя?
   Каким образом в творчестве А. Блока проявилась тема женственности?
   Как в творчестве А. Блока развивалась тема России?
   Какие жанры характерны для поэзии Блока?
   Определите содержание поэмы "Двенадцать". Какие образы-символы использованы в художественной системе поэмы? Что общего и в чем разница в образах метели в творчестве Пушкина и Блока? Определите сюжетные и композиционные особенности поэмы "Двенадцать". Об¬ратите внимание на то, что количество глав соответствует количеству дозорных и названию поэмы. Определите особенности персонажей поэмы. Объясните, почему двум персонажам поэмы даны имена апостолов.


   Авраменко А.П. А. Блок и русские поэты XIX века. М. 1990.
   Громов П.А. А. Блок, его предшественники и современники. Л. 1986.
   Клинг О.А Александр Блок: структура "романа в стихах". Поэма "Двенадцать". М.,1998 (Перечитывая классику).
   Максимов Д. Поэзия и проза Ал. Блока. Л. 1975.
   Эткинд Е.Г. "Кармен": Лирическая поэма как антироман; "Демократия, опоясан¬ная бурей": Композиция поэмы А. Блока "Двенадцать" // Эткинд Е. Там, внутри. О русской поэзии XX века: Очерки. СПб. 1997. С. 60—81, 114—133.
   4-Русская литература, том 2

Невидимка - Блок А.

Веселье в ночном кабаке.
Над городом синяя дымка.
Под красной зарей вдалеке
Гуляет в полях Невидимка.

Танцует над топью болот,
Кольцом окружающих домы,
Протяжно зовет и поет
На голос, на голос знакомый.

Вам сладко вздыхать о любви,
Слепые, продажные твари?
Кто небо запачкал в крови?
Кто вывесил красный фонарик?

И воет, как брошенный пес,
Мяучит, как сладкая кошка,
Пучки вечереющих роз
Швыряет блудницам в окошко.

И ломится в черный притон
Ватага веселых и пьяных,
И каждый во мглу увлечен
Толпой проституток румяных.

В тени гробовой фонари,
Смолкает над городом грохот.
На красной полоске зари
Беззвучный качается хохот.

Вечерняя надпись пьяна
Над дверью, отворенной в лавку.
Вмешалась в безумную давку
С расплеснутой чашей вина
На Звере Багряном - Жена

Послушать стихотворение Блока Невидимка

Темы соседних сочинений

Картинка к сочинению анализ стихотворения Невидимка

Анализ стихотворения Блока Невидимка

Настроение произведения Невидимка

Невидимка