Анализ стихотворения Блока Художник

Анализ лирики А.А. Блока

Одной из главных особенностей романтического искусства, в том числе символизма, является устремленность к высоким духовно-нравственным, социальным и эстетическим идеалам и восприятие действительности, со всеми ее противоречиями, достоинствами и несовершенствами, в свете этих идеалов. Для Александра Блока с самого начала и до конца творческого пути многое значили романтические идеалы Вечной Женственности и Христа. Разумеется, со временем содержание этих идеалов в творчестве Блока не оставалось неизменным, как не оставалось неизменным отношение к ним поэта, особенно к Христу.

Говоря в письмах к Андрею Белому о Ней, Блок имел в виду Душу Мира, Вечную Женственность, которая в его стихах представала как Прекрасная Дама. Ее образ в лирике юного поэта символизировал неразрывность его любви к красоте земной женщины и красоте Вечной Женственности, знаменовал гармонию природы и культуры, чувственного и духовного восприятия мира. Блок до конца своих дней оставался верен идеалу Прекрасной Дамы, ее отсветы и отзвуки чувствуются в образах Коломбины, Незнакомки, снежной Девы, Фаины, Кармен, Изоры, Катьки из «Двенадцати» и, конечно, Руси, России.

Ощущение исторических перемен, которых с таким нетерпением ждал Блок в революционный 1905 год, породило в его творчестве новые темы. В его поэзии послышался язык улицы, мелодии городских окраин, зашумела жизнь повседневная.

В лирическом предисловии к сборнику «Земля в снегу» Блок прочеркивает восходящий путь своей поэзии, неумолимую логику выпущенных своих трех книг: «Стихи о Прекрасной Даме» — ранняя утренняя заря. «Нечаянная радость» — первые жгучие и горестные восторги, первые страницы книги бытия. И вот «Земля в снегу». Плод горестных восторгов, чаша горького вина, когда безумец потеряет дорогу, — уж не вы ли укажете ему путь? Не принимаю — идите своими путями. Я сам знаю страны света, звуки сердца, лесные тропинки, глухие овраги, огни в избах моей родины, яркие очи моей спутницы. Но не победит и Судьба. Ибо в конце пути, исполненного падений, противоречий, горестных восторгов и ненужной тоски, расстилается одна вечная и бескрайняя равнина — изначальная родина, может быть, сама Россия. »

Так в лирических образах блоковской прозы возникает основная тема его стихов — «тема о России».

Блок находится в центре перелома, общеевропейского политического кризиса, в конечном счете приведшего к первой мировой войне и межреволюционной реакции в России. Россия, «вырвавшись из одной революции, жадно смотрит в глаза другой. »

Безумья ль в вас, надежды ль весть ?

От дней войны, от дней свободы —

Кровавый отсвет в лицах есть.

Тема родины, России захватывает Блока всецело. Ощущение отчизны как живого существа сливается со сверхчувством жгучей любви. Личная трагедия одиночества поднимается до уровня трагедии народа. «В поэтическом ощущении мира нет разрыва между личным и общим», — говорит поэт.

От своих предшественников Блок отличается тем, что к судьбе России он подходит не как мыслитель, с отвлеченной идеей, а как поэт — с интимной любовью. Написаны они в угарное время увлечений, но несут на себе печать объективизма, красивого спокойствия и эстетизма правды. Пропитаны они и современными ужасами, но остались в сфере и атмосфере идейного равновесия и умного такта.

Утонченное мастерство совпадает в стихах о России со всем богатством творческого опыта и достигает истинной классичности. Любовь, муки, мудрость, вся сложность чувств современного лирика соединены в них с величественной, в веках теряющейся духовной генеалогией.

Образ родины в русской литературе обычно ассоциировался с образом матери. Блок связывает его с образом молодой красавицы, невесты, жены, тем самым придавая ему глубоко интимный, любовный характер («Твои мне слезы ветровые — как слезы первые любви!»), и в то же время — с вечной и нетленной красотой Прекрасной Дамы, Мировой Души, мировой гармонии. В блоковском образе родины — полной сил и страсти женщины, наделенной «разбойной красой», — интимно-личное неотделимо от вселенского, чувственное — от духовного, национальное — от общечеловеческого, природное — от культурных традиций, высокое — от будничного. В свете романтического идеала родина предстает не только поэтической, одухотворенной, прекрасной, нетленной, но и нищей — с серыми избами, расхлябанными дорогами, острожной тоской, глухой песней ямщика. Чувство живой нетленной красоты родины помогает Блоку верить в ее будущее, в то, что она преодолеет все тяготы и препятствия на своем трудном пути.

В небольшом цикле «На поле Куликовом» (1908 г.), состоящем из пяти стихотворений, Блок достигает вершин русской классики. Поднимаясь над условностями школ и направлений, гений Блока достигает своего апогея.

Река раскинулась. Тенет, грустит лениво

Над скудной глиной желтого обрыва

В степи грустят стога.

Спокойное любование широтой родной природы меняется порывом выражения кровного единения с Россией в острый драматический момент:

О, Русь моя! Жена моя!

До болиНам ясен долгий путь!

Я не первый воин, не последний,

Долго будет родина больна.

Помяни ж за раннею обедней

Мила друга, светлая жена!

Блок проводит аналогии между двумя важнейшими моментами русской истории: событиями на Куликовом поле и сложной социально-политической и революционной ситуацией начала XX века.

Опять над полем Куликовым

Взошла и расточилась мгла,

И, словно облаком суровым,

Грядущий день заволокла.

Он надеется, что тяжелый путь во мгле, «в тоске безбрежной», бесстрашно будет пройден: «Домчимся. Озарим кострами степную даль». Разум и духовность сразятся со всем, что делает жизнь грязной, пошлой, беспросветной. «Но узнаю тебя, начало высоких и мятежных дней!» Только в неуспокоенности и движении к добру видит автор смысл существования: «Не может сердце жить покоем. » Блок часто подчеркивает, что цена победы — кровь. Кровь сопутствует свету. «Закат в крови!» Звучит призыв к действию:

И вечный бой! Покой нам только снится

Сквозь кровь и пыль.

Летит, летит степная кобылица

У Гоголя Россия — тройка, несущаяся вдаль, у Блока она «степная кобылица» и та же тройка. В записях к стихотворению «Я пригвожден к трактирной стойке. » Блок пишет об этом образе: «Слышите ли вы задыхающийся гон тройки? Это Россия летит неведомо куда — в сине-голубую пропасть. Видите ли вы ее звездные очи — с мольбой, обращенной к нам: «Полюби меня, полюби красоту мою. » Кто же проберется навстречу летящей тройке тропами тайными и мудрыми, кротким словом остановит взмыленных коней, смелой рукой опрокинет демонского ямщика. »

Стихотворение «Россия» (1908 г.) звучит как признание в любви нищей, но прекрасной Родине. Чистота и неподдельность народной силы питают надеждой:

И невозможное возможно,

Все стихи зрелого Блока написаны от лица сына «страшных лет России», обладающего отчетливой исторической памятью и обостренным предчувствием будущего.

Из низких нищих деревень

Не счесть, не смерить оком,

И светит в потемневший день

Костер в лугу далеком.

Поэт писал, что «перед русским художником вновь стоит неотступно вопрос пользы. Поставлен он не нами, а русской общественностью, в ряды которой возвращаются постепенно художники всех лагерей. К вечной заботе художника о форме и содержании присоединяется новая забота о долге, о должном и не должном в искусстве». К проблеме искусства и жизни обращается Блок и в поэтической практике, полемически утверждая, что жизнь выше искусства:

Чтобы вы влюбились в простого человека,

Который любит землю и небо

Больше, чем рифмованные и нерифмованные

Речи о земле и небе.

Решение этого сложнейшего вопроса неотделимо для Блока от проблемы народности искусства, потому что именно в народном творчестве совпали польза и красота (например, в рабочих песнях, неразрывно связанных с ритмом труда). Таким образом, ставя вопросы о пользе искусства, о долге художника, Блок в конечном счете приходит к выводу, что долг современного художника — стремиться к той вершине, «на которой чудесным образом подают друг другу руки заклятые враги: красота и польза».

В Блоке как бы истекают силы великой русской литературы. За спиною Блока — путь ее страданий, на котором было все: и искус чистого мастерства, и проповедничество, и сатира, желание спасения в реализме и отлеты от него, попытки познать глубины страха и глубины святости, и даже дерзкие опыты споров с Евангелием, переписывания Евангелия. Все это потребовало такого напряжения и такой отдачи, что русская литература подошла к Блоку, как бы испробовав все, — ноты восторга еще слышались в ней, но верх брала уже иная музыка.

Переход из XIX века в XX — из века «железного», как называл его Блок, в век еще более железный для поэта все равно что переход с освещенной солнцем стороны на неосвещенную сторону. Блок творит как бы в атмосфере затмения.

Еще страшнее жизни мгла

(Еще чернее и огромней

Лирика Блока — это художественная первооснова и первооткрытие той идеи, которая реально, а не декларативно легла впоследствии в основу литературы послеоктябрьской, революционной, ибо в этой лирике действительно выразилась революция как состояние души. Поэтому линия Блока в советской литературе есть линия не политического, а прежде всего поэтического, художественного принятия Октябрьской революции, причем не в ее лозунгах и декларациях, но в ее существе. Весной 1918 года Блок писал, что «пора перестать прозевывать совершенно своеобычный, открывающий новые дали русский строй души. Он спутан и темен иногда; но за этой тьмой и путаницей, если удосужитесь в них вглядеться, вам откроются новые способы смотреть на человеческую жизнь».

Нашёл ошибку? Выдели и нажми ctrl + Enter

В жаркое лето и в зиму метельную,
В дни ваших свадеб, торжеств, похорон,
Жду, чтоб спугнул мою скуку смертельную
Легкий, доселе не слышанный звон.

Вот он - возник. И с холодным вниманием
Жду, чтоб понять, закрепить и убить.
И перед зорким моим ожиданием
Тянет он еле приметную нить.

С моря ли вихрь? Или сирины райские
В листьях поют? Или время стоит?
Или осыпали яблони майские
Снежный свой цвет? Или ангел летит?

Длятся часы, мировое несущие.
Ширятся звуки, движенье и свет.
Прошлое страстно глядится в грядущее.
Нет настоящего. Жалкого - нет.

И, наконец, у предела зачатия
Новой души, неизведанных сил,-
Душу сражает, как громом, проклятие:
Творческий разум осилил - убил.

И замыкаю я в клетку холодную
Легкую, добрую птицу свободную,
Птицу, хотевшую смерть унести,
Птицу, летевшую душу спасти.

Вот моя клетка - стальная, тяжелая,
Как золотая, в вечернем огне.
Вот моя птица, когда-то веселая,
Обруч качает, поет на окне.

Крылья подрезаны, песни заучены.
Любите вы под окном постоять?
Песни вам нравятся. Я же, измученный,
Нового жду - и скучаю опять.

Страшные годы, ужасные времена, наитяжелейшие испытания веры, силы воли - тяготеют над судьбой поэта-символиста, живущего на изломе веков чёрно-сизые тучи, грозящие разразиться разрушающим дождём. Но не прогибается душа поэта под сокрушающими ударами жизни, рвутся на волю смелые мысли, облекаемые в форму слов, рождается стихотворение.

Есть минуты, когда не тревожит,

Роковая нас жизни гроза:

Кто-то на плечи руки положит,

Кто-то ясно заглянет в глаза…

И мгновенно житейское канет,

Словно в тёмную пропасть без дна…

И над пропастью медленно встанет

Семицветной дугой тишина…

И напев, заглушённый и юный

В затаённой затронет тиши

Усыплённые жизнию струны,

Напряжённой, как арфа, души.

Блок-поэт. Блок-символист. Блок-художник. Блок-музыкант. Блок-одиночка. Одиночество. Одиночество-это скорее слабость, чем сила. В своём стихотворении Блок радуется мгновенной передышке в бурном течении жизни, взывает к единению человеческих душ, воспевает гибель одиночества, восхваляет человеческую способность чувствовать. Невольно хочется провести параллель между блоковской элегией «Есть минуты, когда не тревожит. » и стихотворением Лермонтова «Выхожу один я на дорогу…». Та же напевная мечтательность, схожие мотивы одиночества роднят строки поэтов, разделённых почти сотней лет.

Передаётся читателю и настроение поэта: немного светлой грусти, нечеловеческой тоски и какой-то неясный восторг льётся неисчерпаемым потоком извне и переполняет душу. Также хочется отметить некую неясность, загадку, тайну, которую сложно разгадать. Кто же этот неведомый «кто-то», оказывающий поддержку лирическому герою-поэту? Любимая женщина? Верный друг? Сама жизнь? Я не знаю ответа.

С целью разнообразить, завуалировать и внести в атмосферу секретности, поэт скрывает нечёткие образы за некими символами. Попытаюсь разобраться, что имел в виду поэт за некоторыми из них.

Гроза. Буйство стихии, гром, молния, ливень - в природе. А в жизни? Наверное, роковые изменения, несущие за собой духовное очищение (вспомним «Грозу» Островского). В былые времена народ обожествлял грозу и, в то же время, слепо боялся её. Сейчас гроза лишь восхищает человека своим неистовством и страстью. Гроза – символ перемен, и, уподобляя ей жизнь, Александр Александрович Блок был как никогда прав.

Во второй строфе поэт дважды повторяет, желая выделить, обратить на себя внимание, слово «пропасть», подразумевая под ней бездну, бездну непонимания между двумя людьми, в которой в тот же миг, когда кто-то обратит на лирического героя внимание, исчезнет всё обывательское, не возвышенное - низкое. Бездна – это символ непонимания.

Тут же, тесно переплетаясь с прежним символом, автор вводит некую связь, мостик, крепко связывающий две души - радугу тишины: «… над пропастью медленно встанет семицветной дуги тишина…» Семицветная дуга тишина, выделенная знаками многоточия, -является символом единения.

И, наконец, символ арфы скрывает за собой душу человека, звуки которой сливаются в непередаваемую и непохожую на никакую другую мелодию, извлекаемую из арфы, а её струны, в свою очередь, являются струнами жизни… Следовательно душа терпит изменения под влиянием жизни.

Стихотворение «Есть минуты, когда не тревожит…» представляет читателю богатейший мир художественно-изобразительных средств.

Выделим, прежде всего, не слишком многочисленные, но изображающие предмет или явление наиболее существенно, показывающие значимые, конкретные признаки, которые поэт хотел наиболее ярко выразить.

Три богатых, красивых и развёрнутых сравнения (жизнь-гроза, тишина-дуга, душа-арфа) вносят разнообразие в строки, выполняют выразительную функцию.

Используя приём эвфемизма (Бунин заменил некое слово, употребление которого, по неизвестным нам причинам было нежелательным на неопределённое местоимение «кто-то»), оксюморона («житейское канет», «усыплённые жизнию», «напряжённой души»), аллегории (гроза-символ перемен, пропасть-символ бездны), анафоры (кто-то, и-и во второй и третьей строфе) и метафоры («усыплённые жизнию струны») писатель мастерски рисует образ одиночества.

Мелодичность строкам придаёт использование ассонанса (например во второй строфе на звук «а»), а аллитерация на шипящие и свистящие звуки, прежде всего на «с» ассоциируется с шёпотом.

При прочтении стихотворения перед мысленным взором возникает картина, от которой исходит ясный свет, - наверное такая ассоциация возникает из-за того, что гроза наталкивает нас на мысль о молнии, и потому, что автор использует наречие «ясно». Стихотворные строки изобилуют разнообразными красками: «ясно», «тёмную», «семицветной». Яркий свет прогоняет мрачную тьму и рождает семь разных цветов.

Стихотворение написано трёхсложным стопом - анапестом, использована перекрёстная рифма, в конце строк происходит чередование женских и мужских клаузул, а вторая строка первой строфы, третья и четвёртая строфа второй строфы и вся третья строфа начинается с двухсложной анакрузы, что придаёт уже отмеченную мною мелодичность.

Также наблюдается разнообразие в применении синтаксических конструкций: простые предложения (« И над пропастью медленно встанет семицветной дугой тишина…») сменяются сложными (первая строфа), которые осложнены вводными конструкциями, разнообразными видами обособлений.

Стихотворение не столь богато пунтакционными знаками, отсутствуют сильные знаки, – наверное, это объясняется желанием поэта «смягчить» строки. Хочется отметить лишь знак многоточия, вносящий в чтение некую печальность и задумчивость, мечтательность, напевность и медлительность.

Я полагаю, что значительную роль играют также морфологические особенности. В стихотворении одинаковое количество глаголов, существительных и прилагательных, что ещё раз подчёркивает гармоничность стихотворения и выразительность речи.

Стихотворение Блока «Есть минуты, когда не тревожит…» не может оставить равнодушным ни одного человека, потому что оно заставляет задуматься над серъёзным жизненным проблемами - одиночества, взаимопонимания людей, и написано таким живым и объёмным языком так красочно и ярко, что оставляет в памяти неизгладимый след.

Стихотворение Блока А.А.
«Художник»

"Художник"

В жаркое лето и в зиму метельную,
В дни ваших свадеб, торжеств, похорон,
Жду, чтоб спугнул мою скуку смертельную
Легкий, доселе не слышанный звон.
Вот он - возник. И с холодным вниманием
Жду, чтоб понять, закрепить и убить.
И перед зорким моим ожиданием
Тянет он еле приметную нить.
С моря ли вихрь? Или сирины райские
В листьях поют? Или время стоит?
Или осыпали яблони майские
Снежный свой цвет? Или ангел летит?
Длятся часы, мировое несущие.
Ширятся звуки, движенье и свет.
Прошлое страстно глядится в грядущее.
Нет настоящего. Жалкого - нет.
И, наконец, у предела зачатия
Новой души, неизведанных сил,-
Душу сражает, как громом, проклятие:
Творческий разум осилил - убил.
И замыкаю я в клетку холодную
Легкую, добрую птицу свободную,
Птицу, хотевшую смерть унести,
Птицу, летевшую душу спасти.
Вот моя клетка - стальная, тяжелая,
Как золотая, в вечернем огне.
Вот моя птица, когда-то веселая,
Обруч качает, поет на окне.
Крылья подрезаны, песни заучены.
Любите вы под окном постоять?
Песни вам нравятся. Я же, измученный,
Нового жду - и скучаю опять.

Стихотворение Блока А.А. - Художник

«Художник» А.Блок

«Художник» Александр Блок

Вот он — возник. И с холодным вниманием
Жду, чтоб понять, закрепить и убить.
И перед зорким моим ожиданием
Тянет он еле приметную нить.

Длятся часы, мировое несущие.
Ширятся звуки, движенье и свет.
Прошлое страстно глядится в грядущее.
Нет настоящего. Жалкого — нет.

И, наконец, у предела зачатия
Новой души, неизведанных сил,-
Душу сражает, как громом, проклятие:
Творческий разум осилил — убил.

Вот моя клетка — стальная, тяжелая,
Как золотая, в вечернем огне.
Вот моя птица, когда-то веселая,
Обруч качает, поет на окне.

Крылья подрезаны, песни заучены.
Любите вы под окном постоять?
Песни вам нравятся. Я же, измученный,
Нового жду — и скучаю опять.

Анализ стихотворения Блока «Художник»

Творческий процесс и его этапы — предмет внимания лирического героя произведения, датированного концом 1913 г. Образ художника, душа которого объята «скукой смертельной», противопоставлен суетливым обывателям, поглощенным повседневной рутиной.

Лишь вдохновение способно вывести лирического субъекта из состояния «русской хандры», подробно описанной Пушкиным. Предзнаменованием, обещающим избавление, становится едва уловимый новый звук — «звон», возникающий в жизненном потоке. Поведение художника напоминает движения опытного охотника: в обоих занятиях для достижения цели необходимы «холодное внимание» и «зоркое ожидание».

Третий катрен состоит из череды риторических вопросов, намечающих реальные и фантастические картины бесконечного пространства для творчества. Они возникают в мыслях преследователя, выжидающего свою добычу: герой пытается предугадать тематику будущего «детища». Характерно, что и первоначальный импульс, и предмет творчества трактуются как пришедшие извне, не имеющие отношения к личности героя.

Кульминационный момент обозначен в четвертом катрене, где сообщается о сакральном действе рождения художественного творения. Лирический субъект, способный преодолеть границы «жалкого» настоящего, приближается к вечным категориям, приобретает способность узреть будущее и различить прошлое, необходимое для понимания грядущего.

Исключительная способность, возвышающая художника над обыденностью, имеет обратную темную сторону. Герой остро переживает «проклятие» собственного дара. Оно кроется в отождествлении объектов, послуживших для изображения художественными средствами, с самим произведением. Мотив творчества как убийства, отражающий трагическую неудовлетворенность автора плодами собственного вдохновения, встречается и в других текстах. Поэт рекомендует себя как сочинителя, который стремится назвать «все по имени» и тем самым отнять «аромат у живого цветка».

Завершающая часть стихотворения проникнута горькой иронией. Центральный образ эпизода — «легкая птица», символизирующая несовершенный результат творческого процесса. Лирического субъекта мучит противоречие между необычайными способностями птицы и ограниченной, убогой долей домашнего питомца, которая ей суждена.

Финал стихотворения преподносит новую антитезу: заученные птичьи трели нравятся обывателям, но не могут успокоить душу художника. Последний опять погружается в состояние скуки и ожидания. Кольцевая композиция подчеркивает безысходность «страшных ласк» блоковской музы.