Анализ стихотворения Ахматовой Все обещало мне его
Всего прочнее на земле печаль.
Творческая судьба Анны Ахматовой сложилась так, что только пять ее поэтических книг – «Вечер» (1912), «Четки» (1914), «Белая стая» (1917), «Подорожник» (1921) и «Anno Domini» (в двух редакциях 1921-го и 1922–1923 гг.) составлены ею самой. В течение последующих двух лет ахматовские стихи изредка еще появлялись в периодике, но в 1925-м, после очередного Идеологического Совещания, на котором, по выражению самой Анны Андреевны, она была приговорена к «гражданской смерти», ее перестали печатать. Лишь через пятнадцать лет, в 1940-м, почти чудом прорвался к читателям томик избранных произведений, и выбирала уже не Ахматова, а составитель. Правда, Анне Андреевне все-таки удалось включить в это издание в виде одного из разделов фрагменты из рукописного «Тростника», шестой своей книги, которую собственноручно составила в конце 30-х годов. И все-таки в целом сборник 1940 года с безличным названием «Из шести книг», как и все остальные прижизненные избранные, включая и знаменитый «Бег времени» (1965), авторской воли не выражали. Согласно легенде, инициатором этого чуда был сам Сталин. Увидев, что его дочь Светлана переписывает в тетрадь стихи Ахматовой, он якобы спросил у кого-то из людей своей свиты: почему же Ахматову не издают. Действительно, в последний предвоенный год в творческой жизни Ахматовой наметился некоторый перелом к лучшему: кроме сборника «Из шести книг», – еще и несколько публикаций в журнале «Ленинград». Анна Андреевна верила в эту легенду, считала даже, что своим спасением, тем, что ее вывезли из блокадного города осенью 1941-го на военном самолете, она также обязана Сталину. На самом деле, решение об эвакуации Ахматовой и Зощенко подписано Александром Фадеевым и, видимо, по настойчивой просьбе Алексея Толстого: красный граф был прожженным циником, но Анну Андреевну и Николая Гумилева знал и любил с юности и никогда об этом не забывал… Толстой, похоже, поспособствовал выходу и ташкентского сборника Ахматовой в 1943 году, что, впрочем, было ему совсем не трудно, так как это произошло после публикации в «Правде» ее стихотворения «Мужество»… В том, что именно автор «Петра Первого», пусть и не слишком, а слегка защищал Ахматову, подтверждает и такой факт: после его смерти в 1944 году ей уже никто не смог помочь, ни Николай Тихонов, ни Константин Федин, ни Алексей Сурков, несмотря на все свои немалые литературные чины…
В настоящее издание включены тексты первых пяти книг Анны Ахматовой, в той редакции и в том порядке, в каком они впервые увидели свет. Правда, из «Четок» исключен раздел «Из книги «Вечер», а в сборник «Anno Domini» не включен «Подорожник». Тем не менее у читателя есть возможность самому восполнить этот технический пробел, поскольку в приложении к «Четкам» и «Anno Domini» приведен список перепечаток из предшествующих им «Вечера» и «Подорожника».
Первые четыре сборника – «Вечер», «Четки», «Белая стая» и «Подорожник» публикуются по первому изданию, «Anno Domini» – по второму, более полному, берлинскому, отпечатанному в октябре 1922-го, но вышедшему с пометкой: 1923. Все остальные тексты следуют в хронологическом порядке, без учета тех тонких связей и сцеплений, в каких они существуют в авторских «самиздатовских» планах: до самой смерти Анна Ахматова продолжала и писать стихи, и складывать их в циклы и книги, все еще надеясь, что сможет выйти к своему читателю не только с главными стихами, которые неизменно застревали в вязкой тине советской цензуры, но и с книгами стихов. Как и многие поэты Серебряного века, она была убеждена, что между лирическими пьесами, объединенными лишь временем их написания, и авторской книгой стихов – «дьявольская разница». Первая попытка издать эти предполагаемые книги уже сделана – в четвертом томе собрания сочинений А. А. Ахматовой, выходящем в издательстве «Эллис Лак» (составление, подготовка текста, комментарии, статьи Н. В. Королевой).
В нашем издании, рассчитанном на массового читателя, при выборе текстов для второй части сборника предпочтение отдано тем произведениям, какие Анна Ахматова считала лучшими.
Первый сборник Анны Ахматовой «Вечер» вышел в самом начале марта 1912 года, в Петербурге, в акмеистском издательстве «Цех поэтов». Чтобы издать 300 экземпляров этой тоненькой книжечки, муж Анны Ахматовой, он же глава издательства, поэт и критик Николай Степанович Гумилев выложил из собственного кармана сто рублей. Почти одновременно в том же издательстве, в типовом оформлении, появились еще два сборника членов «Цеха поэтов» – «Дикая порфира» Михаила Зенкевича и «Скифские черепки» Елизаветы Кузьминой-Караваевой. Наибольший интерес профессиональной критики вызвали стихи М. Зенкевича, однако читатели решили иначе… Читательскому успеху «Вечера» предшествовали «триумфы» юной Ахматовой на крохотной эстраде литературного кабаре «Бродячая собака», открытие которого учредители приурочили к проводам 1911 года. Художник Юрий Анненков, автор нескольких портретов молодой Ахматовой, вспоминая на склоне лет облик своей модели и ее выступления на сцене «Интимного театра» (официальное название «Бродячей собаки»: «Художественное общество Интимного театра»), писал: «Анна Ахматова, застенчивая и элегантно-небрежная красавица, со своей «незавитой челкой», прикрывавшей лоб, и с редкостной грацией полу-движений и полу-жестов, – читала, почти напевая, свои ранние стихи. Я не помню никого другого, кто владел бы таким умением и такой музыкальной тонкостью чтения…». Воспоминаний Анненкова Анна Андреевна не успела прочесть, «Дневник моих встреч» вышел в год смерти Ахматовой, в одном из нью-йоркских издательств, однако ее собственный автопортрет той же самой поры – стихотворение «Рисунок на книге стихов» (1958) – кажется репликой именно на эту мемуарную книгу:
Анна
Ахматова
Приморским ветром, свежим и соленым.
По рекам лодки пестрые скользят,
И юных липок легонькие тени —
Пришелиц милых на сухом асфальте,—
Как свежая улыбка.
Вдруг горькие ворвались в город звуки,
Из хора эти голоса — из хора сирот,—
И звуков нет возвышенней и чище,
Не громкие, но слышны на весь мир.
И в рупоре сегодня этот голос,
Пронзительный, как флейта. Он несется
Из–под каштанов душного Парижа,
Из опустевших рейнских городов,
Из Рима древнего.
Как жаворонка утренняя песня.
Он — всем родной и до конца понятный.
О, это тот сегодня говорит,
Кто над своей увидел колыбелью
Безумьем искаженные глаза,
Что прежде на него всегда глядели,
Как две звезды,—
«Когда отца убили?»
Ему никто не смеет возразить,
Остановить его и переспорить.
Вот он, светлоголовый, ясноглазый,
Всеобщий сын, всеобщий внук.
Его мы сохраним для счастья мира!
Ее ползучий шаг я слышала во сне
И в мертвом городе под беспощадным небом,
Скитаясь наугад за кровом и за хлебом.
И отблески ее горят во всех глазах,
То как предательство, то как невинный страх.
Я не боюсь ее. На каждый вызов новый
Есть у меня ответ достойный и суровый.
Но неизбежный день уже предвижу я, –
На утренней заре придут ко мне друзья,
И мой сладчайший сон рыданьем потревожат,
И образок на грудь остывшую положат.
Никем не знаема тогда она войдет,
В моей крови ее неутоленный рот
Считать не устает небывшие обиды,
Вплетая голос свой в моленья панихиды.
И станет внятен всем ее постыдный бред,
Чтоб на соседа глаз не мог поднять сосед,
Чтоб в страшной пустоте мое осталось тело,
Чтобы в последний раз душа моя горела
Земным бессилием, летя в рассветной мгле,
И дикой жалостью к оставленной земле.
Покрыла сладостная тень.
Уже целовала Антония мертвые губы,
Уже на коленях пред Августом слезы лила.
И предали слуги. Грохочут победные трубы
Под римским орлом, и вечерняя стелется мгла.
И входит последний плененный ее красотою,
Высокий и статный, и шепчет в смятении он:
«Тебя — как рабыню. в триумфе пошлет пред собою. »
Но шеи лебяжьей все так же спокоен наклон.
А завтра детей закуют. О, как мало осталось
Ей дела на свете — еще с мужиком пошутить
И черную змейку, как будто прощальную жалость,
На смуглую грудь равнодушной рукой положить.
7 февраля 1940, Фонтанный Дом
И та, что сегодня прощается с милым, –
Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянемся, клянемся могилам,
Что нас покориться никто не заставит!
Июль 1941, Ленинград
И мне любо, что брызги зеленой волны,
Словно слезы мои, солоны.
Были весны и зимы, да что–то одна
Мне запомнилась только весна.
Стали ночи теплее, подтаивал снег,
Вышла я поглядеть на луну,
И спросил меня тихо чужой человек,
Между сосенок встретив одну:
«Ты не та ли, кого я повсюду ищу,
О которой с младенческих лет,
Как о милой сестре, веселюсь и грущу?»
Я чужому ответила: «Нет!»
А как свет поднебесный его озарил,
Я дала ему руки мои,
И он перстень таинственный мне подарил,
Чтоб меня уберечь от любви.
И назвал мне четыре приметы страны,
Где мы встретиться снова должны:
Море, круглая бухта, высокий маяк,
А всего непременней – полынь.
И как жизнь началась, пусть и кончится так.
Я сказала, что знаю: аминь!
А за ними «каторжные норы»
И смертельная тоска.
Для кого–то веет ветер свежий,
Для кого–то нежится закат –
Мы не знаем, мы повсюду те же,
Слышим лишь ключей постылый скрежет
Да шаги тяжелые солдат.
Подымались как к обедне ранней,
По столице одичалой шли,
Там встречались, мертвых бездыханней,
Солнце ниже, и Нева туманней,
А надежда все поет вдали.
Приговор. И сразу слезы хлынут,
Ото всех уже отделена,
Словно с болью жизнь из сердца вынут,
Словно грубо навзничь опрокинут,
Но идет. Шатается. Одна.
Где теперь невольные подруги
Двух моих осатанелых лет?
Что им чудится в сибирской вьюге,
Что мерещится им в лунном круге?
Им я шлю прощальный свой привет.
Это было, когда улыбался
Только мертвый, спокойствию рад.
И ненужным привеском качался
Возле тюрем своих Ленинград.
И когда, обезумев от муки,
Шли уже осужденных полки,
И короткую песню разлуки
Паровозные пели гудки,
Звезды смерти стояли над нами,
И безвинная корчилась Русь
Под кровавыми сапогами
И под шинами черных марусь.
Уводили тебя на рассвете,
За тобой, как на выносе, шла,
В темной горнице плакали дети,
У божницы свеча оплыла.
На губах твоих холод иконки,
Смертный пот на челе. Не забыть!
Буду я, как стрелецкие женки,
Под кремлевскими башнями выть.
[Ноябрь] 1935, Москва
Тихо льется тихий Дон,
Желтый месяц входит в дом.
Входит в шапке набекрень,
Видит желтый месяц тень.
Эта женщина больна,
"Всё обещало мне его. "
- Анна Ахматова - 9 декабря 1913 года
- Анна Ахматова - "Был блаженной моей колыбелью. "
- Анна Ахматова - "А ты теперь тяжёлый и унылый. "
- Анна Ахматова - Читая Гамлета
- Анна Ахматова - Ты письмо моё, милый, не комкай
- Анна Ахматова - "Я не любви твоей прошу. "
- Анна Ахматова - Разлука
- Анна Ахматова - Приходи на меня посмотреть
- Анна Ахматова - "От любви твоей загадочной. "
- Анна Ахматова - Песенка
По тематикам
"Все обещало мне его. " (Адресаты любовной лирики А.А. Ахматовой)
Только его славословь.
Дыши последней свободой,
Оттого что это – любовь.
Высоко небо взлетело,
Легки очертанья вещей,
И уже не празднует тело
Годовщину грусти своей .
На рубеже ХIX – ХХ столетий, накануне революции, в эпоху, потрясенную двумя мировыми воинами, в России возникла и сложилась, может быть, самая значительная во всей литературе нового времени «женская поэзия» - поэзия Анны Ахматовой. Ближайшей аналогией, которая возникла уже у первых ее критиков, оказалась древнегреческая певица любви Сапфо: русской Сапфо часто называли молодую Ахматову.
А.А.Ахматова – литературный псевдоним А.А.Горенко, родившейся 11 июня 1889 года под Одессой. Анна Андреевна всю свою жизнь, несмотря на то, что она была довольно не легкой, посвятила творчеству и ни разу не пожаловалась на жизненные тяжбы. Предметом лирики Ахматовой стала Земная любовь, возникшая в быту, в быту прожившая, от быта зачастую и погибавшая. Мы не будем отрицать и то, что пришла в литературу поэтесса с самой традиционной в мировой лирике темой – темой любви. Но что поражало больше всего – решение этой традиционнейшей темы в ее поэзии было принципиально новым. Поэзия Ахматовой – это, прежде всего, подлинность и невыдуманность чувств, поэзия, отличенная необычайной сосредоточенностью и взыскательностью нравственного начала. Ее стихи далеки от сентиментальной женской лирики ХIХ века (Мирра Лохвицкая, Юлия Жадовская, Каролина Павлова) и отвлеченной, «идеальной» любовной лирики символистов. В этом смысле поэтесса опиралась не столько на русскую поэзию, сколько на прозу XIX века. «Ахматова принесла в русскую лирику всю огромную сложность русского романа XIX в. свою поэтическую форму она развила с оглядкой на психологическую прозу», - писал О.Э.Мандельштам. В новую эпоху на смену «умершей» форме психологического романа Тургенева, Толстого и Достоевского приходит «роман-лирика» (такое определение творчеству Ахматовой дал в 1918 году В.В.Гиппиус).
Если расположить любовные стихи Ахматовой в определенном порядке, можно построить целую повесть со множеством мизансцен, перипетий, действующий лиц, случайных и неслучайных происшествий. Встречи и разлуки, нежность, чувство вины, разочарования, ревность, ожесточение, истома, поющая в сердце радость, несбывшиеся ожидания, самоотверженность, гордыня, грусть – в каких только гранях и изломах мы не видим любовь на страницах ахматовских книг.
Уже после смерти поэтессы А.Т.Твардовский писал: «Любовь у Ахматовой не праздная причуда и не просто дань возрасту, нерассуждающей страсти. Она полна глубокого душевного содержания, она – мера личности, незаменимая и возвышающая повинность».
В лирической героине стихов Ахматовой, в душе самой поэтессы постоянно жила жгучая, требовательная мечта о любви – истинно высокой, ничем не искаженной. Любовь у Ахматовой – грозное, повелительное, нравственно чистое, всепоглощающее чувство, заставляющее вспомнить библейскую строку: «Сильна, как смерть, любовь – и стрелы ее – стрелы огненные».
А юность была как молитва воскресная…
«…Родилась я на даче Саракини (Большой Фонтан, 11-ая станция паровичка) около Одессы. Морской берег там крутой, и рельсы паровичка или по самому краю…
…В один год с Чарли Чаплином, «Крейцеровой сонатой» Толстого, Эйфелевой башней и, кажется, Элиотом. В это лето Париж праздновал столетие падения Бастилии – 1889. В ночь моего рождения справлялась и справляется древняя Иванова ночь – 23 июня (MidsummerNight). Назвали меня Анной в честь бабушки Анны Егоровны Мотовиловой.
Мои первые воспоминания – царскосельские: зеленое, сырое великолепие парков, выгон, куда меня водила няня, ипподром, где скакали маленькие пестрые лошадки, старый вокзал…
Из «Автобиографической прозы»
Родилась А.А. Ахматова в одесском районе Большой Фонтан в семье потомственного дворянина, инженера-механика флота в отставке А.А.Горенко (1848-1915), ставшего (после переезда в столицу) коллежским асессором, чиновником для особых поручений Госконтроля. Её мать, Инна Эразмовна Стогова (1856-1930), состояла в отдалённом родстве с Анной Буниной, считающейся первой русской поэтессой. Своим предком по материнской линии Ахматова считала ордынского хана Ахмата, от имени которого впоследствии и образовала свой псевдоним.
В 1890 году семья переехала в Царское Село. Здесь Ахматова стала ученицей Мариинской гимназии, но каждое лето проводила под Севастополем, где за смелость и своенравие получила прозвище «дикая девочка». По её собственным словам:
Я получила прозвище «дикая девочка», потому что ходила босиком, бродила без шляпы и т.д. бросалась с лодки в открытое море, купалась во время шторма, и загорала до того, что сходила кожа, и всем этим шокировала провинциальных севастопольских дам.
Ахматова вспоминала, что училась читать по азбуке Льва Толстого. В пять лет, слушая, как учительница занималась со старшими детьми, она научилась говорить по-французски. В Петербурге будущая поэтесса застала «краешек эпохи», в которой жил Пушкин; при этом запомнился ей и Петербург «дотрамвайный, лошадиный, конный, коночный, грохочущий и скрежещущий, завешанный с ног до головы вывесками». Как писал Н.Струве, «Последняя великая представительница великой русской дворянской культуры, Ахматова в себя всю эту культуру вобрала и претворила в музыку».
25 апреля 1910 года «за Днепром в деревенской церкви» она обвенчалась с Н. С. Гумилевым, с которым познакомилась в 1903 году. В 1907 году он опубликовал ее стихотворение «На руке его много блестящих колец. » в издававшемся им в Париже журнале «Сириус». На стилистику ранних поэтических опытов Ахматовой оказало заметное влияние знакомство с прозой К. Гамсуна, с поэзией В. Я. Брюсова и А. А. Блока.
Свой медовый месяц Ахматова провела в Париже, затем переехала в Петербург и с 1910 по 1916 года жила в основном в Царском Селе. Училась на Высших историко-литературных курсах Н. П. Раева. 14 июня 1910 года состоялся дебют Ахматовой на «башне» Вячеслава Иванова. По свидетельству современников, «Вячеслав очень сурово прослушал ее стихи, одобрил только одно, об остальных промолчал, одно раскритиковал». Заключение «мэтра» было равнодушно-ироничным: «Какой густой романтизм. »
Своё первое стихотворение она опубликовала в1911 году. В молодости примыкала к акмеистам (сборники «Вечер», 1912, «Чётки», 1914). Характерными чертами творчества Ахматовой можно назвать верность нравственным основам бытия, тонкое понимание психологии чувства, осмысление общенародных трагедий ХХ века, сопряжённое с личными переживаниями, тяготение к классическому стилю поэтического языка.
В годы первой мировой войны Ахматова не присоединила свой голос к голосам поэтов, разделявших официальный патриотический пафос, однако она с болью отозвалась на трагедии военного времени («Июль 1914», «Молитва» и др.). Сборник «Белая стая», вышедший в сентябре 1917 году, не имел столь шумного успеха, как предыдущие книги. Но новые интонации скорбной торжественности, молитвенности, сверхличное начало разрушали привычный стереотип ахматовской поэзии, сложившийся у читателя ее ранних стихов. Эти изменения уловил О. Э. Мандельштам, заметив: «Голос отречения крепнет все более и более в стихах Ахматовой, и в настоящее время ее поэзия близится к тому, чтобы стать одним из символов величия России».
После Октябрьской революции Ахматова не покинула Родину, оставшись в «своем краю глухом и грешном». В стихотворениях этих лет (сборники «Подорожник» и «Anno Domini MCMXXI», оба — 1921 года) скорбь о судьбе родной страны сливается с темой отрешенности от суетности мира, мотивы «великой земной любви» окрашиваются настроениями мистического ожидания «жениха», а понимание творчества как божественной благодати одухотворяет размышления о поэтическом слове и призвании поэта. В 1922 году М. С. Шагинян писала, отмечая глубинное свойство дарования поэта: "Ахматова с годами все больше умеет быть потрясающе-народной, без всяких quasi, без фальши, с суровой простотой и с бесценной скупостью речи".
С 1924 года Ахматову перестают печатать. В 1926 году должно было выйти двухтомное собрание ее стихотворений, однако издание не состоялось, несмотря на продолжительные и настойчивые хлопоты. Только в 1940 году увидел свет небольшой сборник "Из шести книг", а два следующих — в 1960-е годы ("Стихотворения", 1961; "Бег времени", 1965).
Начиная с середины 1920-х годов, Ахматова много занимается архитектурой старого Петербурга, изучением жизни и творчества А. С. Пушкина, что отвечало ее художественным устремлениям к классической ясности и гармоничности поэтического стиля, а также было связано с осмыслением проблемы "поэт и власть". В Ахматовой, несмотря на жестокость времени, неистребимо жил дух высокой классики, определяя и ее творческую манеру, и стиль жизненного поведения.
В трагические 1930 — 1940-е годы Ахматова разделила судьбу многих своих соотечественников, пережив арест сына, мужа, гибель друзей, свое отлучение от литературы партийным постановлением 1946 года. Самим временем ей было дано нравственное право сказать вместе со «стомиллионным народом»: «Мы ни единого удара не отклонили от себя». Произведения Ахматовой этого периода — поэма «Реквием», стихи, написанные во время Великой Отечественной войны, свидетельствовали о способности поэта не отделять переживание личной трагедии от понимания катастрофичности самой истории. Б. М. Эйхенбаум важнейшей стороной поэтического мировосприятия Ахматовой считал «ощущение своей личной жизни как жизни национальной, народной, в которой все значительно и общезначимо». «Отсюда, — замечал критик, — выход в историю, в жизнь народа, отсюда — особого рода мужество, связанное с ощущением избранничества, миссии, великого, важного дела. » Жестокий, дисгармонический мир врывается в поэзию Ахматовой и диктует новые темы и новую поэтику: память истории и память культуры, судьба поколения, рассмотренная в исторической ретроспективе. Скрещиваются разновременные повествовательные планы, «чужое слово» уходит в глубины подтекста, история преломляется сквозь «вечные» образы мировой культуры, библейские и евангельские мотивы. Многозначительная недосказанность становится одним из художественных принципов позднего творчества Ахматовой. На нем строилась поэтика итогового произведения — «Поэмы без героя» (1940 — 1965), которой Ахматова прощалась с Петербургом 1910-х годов и с той эпохой, которая сделала ее Поэтом.
5 марта 1966 года Ахматова умерла в поселке Домодедово, 10 марта после отпевания в Никольском Морском соборе прах ее был погребен на кладбище в поселке Комарове под Ленинградом.
Он любил три вещи на свете:
За вечерней пенье, белых павлинов
И стертые карты Америки.
Не любил, когда плачут дети,
Не любил чая с малиной
И женской истерики
. А я была его женой.
Анна Ахматова и Николай Гумилев познакомились в Рождественский сочельник. Тогда 14-летняя Аня Горенко была стройной девушкой с огромными серыми глазами, резко выделявшимися на фоне бледного лица и прямых черных волос. Увидев ее точеный профиль, некрасивый 17-летний юноша понял, что отныне и навсегда эта девочка станет его музой, его Прекрасной Дамой, ради которой он будет жить, писать стихи и совершать подвиги.
Ахматова обладала поразительной внешностью, которая сразу же выделяла её среди окружающих. Её современник, поэт Георгий Адамович, познакомившийся с ней ещё в молодости, вспоминает: «Теперь, в воспоминаниях о ней, её иногда называют красавицей: нет, красавицей она не была. Но она была больше, чем красавица, лучше, чем красавица. Никогда не приходилось мне видеть женщину, лицо и весь облик которой повсюду, среди любых красавиц, выделялся бы своей выразительностью, неподдельной одухотворенностью, чем-то сразу приковывавшим внимание. Позднее в её наружности отчётливее обозначился оттенок трагический. когда она, стоя на эстраде. казалось, облагораживала и возвышала всё, что было вокруг. »
Облик Ахматовой просился на портрет; художники, что называется, «наперебой» писали её: А. Модильяни, Н. Альтман, О. Кардовская и многие другие. Кардовская записала в дневнике: «Я любовалась красивыми линиями и овалом лица Ахматовой и думала о том, как должно быть трудно людям, связанным с этим совершенным существом родственными узами… Художникам она доставляет радость любования – и за то спасибо!»
В то время пылкий юноша вовсю старался подражать своему кумиру Оскару Уайльду. Носил цилиндр, завивал волосы и даже слегка подкрашивал губы. Однако, для того чтобы завершить образ трагического, загадочного, слегка надломленного персонажа, Гумилеву не хватало одной детали. Все подобные герои непременно были поглощены роковой страстью, терзались от безответной или запретной любви — в общем, были крайне несчастливы в личной жизни. На роль прекрасной, но жестокой возлюбленной Аня Горенко подходила идеально. Ее необычная внешность притягивала поклонников, к тому же скоро выяснилось, что Анна вовсе не питает к Николаю ответных чувств.
В 1906 году Гумилев уезжает в Париж. Там он надеется забыть свою роковую любовь и вернуться в образе разочарованного трагического персонажа. Но тут Аня Горенко внезапно понимает, что ей не хватает слепого обожания молодого поэта (родители Ахматовой узнали о влюбленности дочки в петербургского репетитора и от греха подальше разлучили Аню и Володю). Ухаживания Николая настолько сильно льстили самолюбию Ахматовой, что она даже собиралась выйти за него замуж, несмотря на то, что до сих пор была влюблена в питерского репетитора. К тому же вечные разговоры Гумилева о роковой любви не прошли даром — теперь Ахматова и сама не прочь сыграть роль трагической фигуры. Вскоре она отправляет Гумилеву письмо с жалобами на свою ненужность и заброшенность.
«Бесконечное жениховство Николая Степановича и мои столь же бесконечные отказы, наконец, утомили даже мою кроткую маму, и она сказала мне с упреком: «Невеста неневестная», что показалось мне кощунством. Почти каждая наша встреча кончалась моим отказом выйти за него замуж».
Анна Ахматова. Из «Записных книжек»
В 1908 году Анна Андреевна Ахматова дает согласие на замужество с Гумилевым.
Портрет А.Ахматовой и Н. Гумилева.
Анализ стихотворения А.А.Ахматовой
«Сжала руки под темной вуалью…»
Сжала руки под тёмной вуалью.
«Отчего ты сегодня бледна?»
— Оттого, что я терпкой печалью
Напоила его допьяна.
Как забуду? Он вышел, шатаясь,
Искривился мучительно рот.
Я сбежала, перил не касаясь,
Я бежала за ним до ворот.
Задыхаясь, я крикнула: «Шутка
Всё, что было. Уйдёшь, я умру».
Улыбнулся спокойно и жутко.
И сказал мне: «Не стой на ветру »
«Сжала руки под темной вуалью..»(1911) – характернейшее стихотворение из книги «Вечер», в котором разнообразно представлены коллизии непростых отношений между мужчиной и женщиной. В данном случае женщина, охваченная внезапным состраданием и острой жалостью. Признает свою вину перед тем, кого она заставляет страдать. Разговор ведется с невидимым собеседником – очевидно, с собственной совестью, так как собеседник этот знает о бледности героини. Закрывающей лицо и вуалью и руками. Ответом на вопрос: «Отчего ты сегодня бледна?» - и является рассказ о конце последнего свидания с «ним». Нет ни имени, ни – пока – других «опознавательных» признаков героя, читатель должен удовлетвориться лишь тем, что это очень хорошо известный героине и важный для нее человек. Опущен весь разговор, его содержание сконцентрировано в одной метафоре «… я терпкой печалью / Напоила его допьяна». Печалью «напоили» его, но сейчас страдает она, в этом виноватая, способная переживать за другого, раскаиваться в причиненном ему зле.
Поэт после ухода его видит то, чего героиня вдеть не может, - его мимику: «Искривился мучительно рот», - как внутренний собеседник видел ее скрытую бледность. Непосредственно гамму охвативших ее чувств передать нельзя, поэтому говорится лишь про вызванный ими поступок.
« Я сбежала, перил не касаясь, / Я бежала за ним до ворот».
Повторение глагола в столь емком, из трех четверостиший, стихотворении, где Ахматова экономит даже на местоимениях, подчеркивает силу внутреннего перелома, происшедшего в героине. «Перил, не касаясь», то есть стремительно, без всякой осторожности, не думая о себе, - это акмеистически точная, психологически насыщенная внутренняя деталь. Здесь поэт, видящий эту деталь поведения героини, уже явно отделен от нее, вряд ли способной фиксировать в своем сознании такие частности.
В третьей строфе есть еще одно, по сути, уже четвертое указание на стремительность этого бега: «Задыхаясь, я крикнула…». Из сдавленного горла вырывается только крик. И в конце первого стиха последней строфы повисает слово «шутка», отделенное от завершения фразы сильным стиховым переносом, тем самым резко выделенное. Ясно, что все предыдущее было всерьез, что героиня неловко, не думая пытается опровергнуть ранее сказанные жестокие слова. В этом контексте ничего веселого в слове «шутка» нет; наоборот, сама героиня тут же, непоследовательно, переходит к предельно серьезным словам: «Шутка / Все что было. Уйдешь, я умру». В этот момент она верит в то, что говорит. Но он, уже не верит ее словам, лишь благородно изображает спокойствие, что отражается на лице в виде страшной маски (опять его мимика): «Улыбнулся спокойно и жутко» ( излюбленный ахматовский синтаксический прием – оксюморон, сочетание несочетаемого). Он не вернется, но принесшую ему такое горе по-прежнему любит, заботится о ней, просит ее, разгоряченную, уйти со двора: «И сказал мне: «Не стой на ветру»».
6 или 7 января 1914 год. Петербург
Знаете, Александр Александрович, я только вчера получила Ваши книги. Вы спутали номер квартиры, и они пролежали все это время у кого-то, кто с ними расстался с большим трудом. А я скучала без ваших стихов.
Вы очень добрый, что надписали мне так много книг, а за стихи я вам глубоко и навсегда благодарна. Я им ужасно радуюсь, а это удается мне реже всего в жизни.
Посылаю Вам стихотворение, Вам написанное, и хочу для Вас радости. (Только не от него, конечно. Видите, я не умею писать, как хочу.)
К письму были приложены стихи, в которых Анна Андреевна описывает свой воскресный визит к Блоку 15 декабря 1913 года.
Анализ стихотворения «Я пришла к поэту в гости…»
Я пришла к поэту в гости.
Ровно полдень. Воскресенье.
Тихо в комнате просторной,
А за окнами мороз.
И малиновое солнце
Над лохматым сизым дымом.
Как хозяин молчаливый
Ясно смотрит на меня!
У него глаза такие,
Что запомнить каждый должен,
Мне же лучше, осторожной,
В них и вовсе не глядеть.
Но запомнится беседа,
Дымный полдень, воскресенье
В доме сером и высоком
У морских ворот Невы.
В основе стихотворения Анны Ахматовой «Я пришла к поэту в гости», лежит событие, которое имело место в биографии поэтессы. В 1913 году состоялась ее встреча с Александром Блоком, которому она принесла для подписи свои стихи. Александр Александрович оставил лаконичный автограф: «Ахматовой — Блок».
Блок в те годы находился в расцвете своей творческой карьеры, и молодая поэтесса им искренне восхищалась. Благодаря этому, в 1914 году появилось на произведение «Я пришла к поэту в гости…». В первой строфе которого, в повседневной и будничной манере, поэтесса сообщает: «Я пришла к поэту в гости…». Волнение и радость по поводу встречи выражается путем преобладания таких безличных предложений как: «Воскресенье», «Ровно полдень».
С каждой последующей строкой, читателю открывается постепенное нарастание напряжения и ожидания. Для их отображения, Ахматовой используются образы и цвета:
«лохматый сизый дым», «малиновое солнце».
Эти образы представляются нам особенно яркими и одушевленными. Они, как ничто иное, способствуют литературному отображению подернутого зимней дымкой Петербурга.
Многоточие, которое находится в конце шестой строки, говорит не только о незаконченности фразы, но и о переполняющих героиню чувствах, которые возникают у нее при появлении хозяина дома. Взгляд, которого, как «малиновое солнце» «Ясно смотрит на меня!».
Некоторая отчужденность и сдержанность Блока, отображается путем использования, по отношению к нему, прилагательного «молчаливый». Взгляд поэта видится читателю, как лучистый, глубокий и проницательный. Героиня даже опасается прямо смотреть в них: «Мне же лучше, осторожной, в них и вовсе не глядеть».
Читатели могут только строить догадки о том, что Ахматова сама старается скрыть свой взгляд, так как он много чего может рассказать поэту. В разговоре явно присутствует внутреннее напряжение, которое она пытается смягчить интересной беседой. Читателям не раскрывается, о чем же разговаривали эти два творческих человека. Мы только можем предположить, что они могли обсуждать: общих знакомых, погоду, поэзию и музыку - все то, что могло интересовать их обоих.
К окончанию стихотворения, внутреннее напряжение спадает, и поэтому Ахматова снова обращается к описанию таких повседневных деталей как серый и высокий дом на берегу Невы. При этом автор поэтически отображает вполне определенный дом, в котором жил Александр Блок. Для читателя становится ясным, благодаря чему, этот дом остался в сердце поэтессы, равно как и встреча, которая произошла в нем.
Александр Александрович Блок .
Владимир Каземирович Шилейко.
В 1918 году женился на Анне Андреевне Ахматовой, знаменитой поэтессе, став её вторым мужем после поэта Н.С.Гумилева. Брак продлился пять лет, до 1922 года (официально расторгнут решением народного суда Кропоткина участка Хамовнического района города Москвы от 8 июня 1926 года), однако Ахматова и Шилейко регулярно переписывались до самой смерти Владимира Каземировича. Мужем гениальный Шилейко оказался никудышным – глупо и грубо ревнивым, мелочным, капризным. Однако Анна Андреевна почти два года не хотела признаваться в этом ни себе, ни друзьям.
От любви твоей загадочной,
Как от боли, в крик кричу,
Стала желтой и припадочной,
Еле ноги волочу.
Новых песен не насвистывай, –
Песней долго ль обмануть,
Но когти, когти неистовей
Мне чахоточную грудь,
Чтобы кровь из горла хлынула
Поскорее на постель,
Чтобы смерть из сердца вынула
Навсегда проклятый хмель.
В 1927 у них родился сын Алексей Шилейко, в будущем профессор, завкафедрой электроники в МИИТе, близкий друг братьев Стругацких. Алексей Вольдемарович Шилейко со своей женой Тамарой Ивановной Шилейко в течение многих лет активно занимались творческим наследием Вольдемара Шилейко, составлением архива (в частности, спасением рукописи «Ассиро-вавилонский эпос» ), выпуском публикаций.
Николай Николаевич Пунин
Ранней весной 1925 года у Ахматовой опять обострение туберкулеза. Когда она лежала в санатории в Царском Селе – вместе с женой Мандельштама Надеждой Яковлевной, - ее постоянно навещал Николай Николаевич Пунин. историк и искусствовед. Примерно через год Ахматова согласилась переехать к нему в Фонтанный дом.
Пунин был очень красив – все говорили, что он похож на молодого Тютчева. Он работал в Эрмитаже, занимался современной графикой. Ахматову он очень любил – хотя и очень по-своему.
Официально Пунин оставался женат. Он жил в одной квартире со своей бывшей женой Анной Аренс и их дочерью Ириной. Хотя у Пунина и Ахматовой была отдельная комната, обедали все вместе, а когда Аренс уходила на службу, Ахматова присматривала за Ириной. Ситуация была крайне напряженной.
Не имея возможности печатать стихи, Ахматова углубилась в научную работу. Она занялась исследованием Пушкина, заинтересовалась архитектурой и историей Петербурга. Много помогала Пунину в его исследованиях, переводя ему французские, английские и итальянские научные труды. Летом 1928 года к Ахматовой переехал ее сын Лева, которому к тому времени было уже 16 лет. Обстоятельства смерти его отца препятствовали продолжению его учебы. Его с трудом удалось пристроить в школу, где директором был брат Николая Пунина Александр. Потом Лев поступил на исторический факультет Ленинградского университета.
В 1930 году Ахматова попыталась уйти от Пунина, но тот сумел убедить ее остаться, угрожая самоубийством. Ахматова осталась жить в Фонтанном доме, лишь ненадолго покидая его.
Владимир Георгиевич Гаршин
В середине тридцатых годов в жизни Ахматовой возник новый и, как ей казалось, очень серьезный поклонник. Врач-потологоанатом Владимир Гаршин. Владимир Георгиевич был женат, много работал, и тем не менее, в отличие от Гумилева, никогда не говорил Анне Андреевне, что ему с ней «возиться не в пору».
Соседка из жалости - два квартала,
Старухи, как водится, - до ворот,
А тот, чью руку я держала,
До самой ямы со мной пойдет.
И станет совсем один на свете
Над рыхлой, черной, родной землей,
И громче спросит, но не ответит
Ему, как прежде, голос мой.
Появление Гаршина ускорила разрыв с Пуниным.
Не недели, не месяцы – годы
Расставались. И вот наконец
Холодок настоящей свободы
И седой над висками венец.
Больше нет ни измен, ни предательств,
И до света не слушаешь ты,
Как струится поток доказательств
Несравненной моей правоты .
В трудные годы Анна Ахматова решительно отказывалась от публичных выступлений. Даже в дружеских компаниях держалась отчужденно. Ее внутреннее состояние очень точно передает четверостишие:
И вовсе я не пророчица,
Жизнь моя светла, как ручей
А просто мне петь не хочется
Под звон тюремных ключей .
Именно такой запомнил ее писатель В.Я.Виленкин, в ту пору (1938г.).
Творчество Анны Андреевны Ахматовой – не просто высший образец «женской» поэзии (« Я научила женщин говорить…» - писала она в 1958 г.)
Оно являет собой исключительный, ставший возможным только в 20 веке синтез женственности и мужественности, тонкого чувства и глубокой мысли, эмоциональной выразительности и редкой для лирики изобразительности. Любовная лирика Ахматовой – один из пластов ее огромного поэтического наследия. Пусть проходят годы, судьба женщины и ее чувства всегда будут волновать нас и находить отклик в наших сердцах.
Трубина Д.А. Русская Литература ХХ века. М. Издательство «Наука», 2003
Кихней Л.Г. Поэзия Анны Ахматовой: Тайны ремесла. М. 1997
Кормилов С.И. Поэтическое творчество Анны Ахматовой. 2-е изд. М. 2000
Хейт А. Анна Ахматова. Поэтическое странствие. Дневники, воспоминания, письма А. Ахматовой. М. 1991
Жирмунский В.М. Творчество Анны Ахматовой. Л. 1973
Марченко А. От царкосельских лип: поэзия и проза/ Анна Ахматова. М. 2010
нужен анализ стихотворения Анны Ахматовой
Таня Абрамович Ученик (84), закрыт 11 месяцев назад
Анна Ахматова стихи
Антология русской поэзии
Был он ревнивым, тревожным и нежным,
Как божье солнце, меня любил,
А чтобы она не запела о прежнем,
Он белую птицу мою убил.
Промолвил, войдя на закате в светлицу:
«Люби меня, смейся, пиши стихи! »
И я закопала веселую птицу
За круглым колодцем у старой ольхи.
Ему обещала, что плакать не буду,
Но каменным сделалось сердце мое,
И кажется мне, что всегда и повсюду
Услышу я сладостный голос ее.
Послушайте стихотворение Ахматовой Все обещало мне его
Темы соседних сочинений
Картинка к сочинению анализ стихотворения Все обещало мне его
Настроение произведения Все обещало мне его
